Глава 16. Умные люди не будут задавать вопросы с несколькими вариантами ответов. Новелла: «Остатки грязи»
— Сихэ, э… князь Сихэ, что вы имеете в виду?..
Мо Си стиснул зубы от ярости. От этого его прекрасное лицо приобрело такое свирепое выражение, что люди, которые увидели это, почувствовали страх. Этот красавчик вдруг стал слишком пугающим. Обладая высоким ростом и развитым телосложением, он взирал на собравшихся сверху вниз. Острый взгляд, режущий как лезвие ножа, упал на Гу Мана, но по какой-то непостижимой причине быстро скользнул дальше, на испуганно замерших молодых господ.
— Князь Сихэ?..
Мужун Лянь бросил на него косой взгляд:
— Ой, князь Сихэ, все же было прекрасно, с чего вдруг вы обрушили на нас свой гнев?
Мо Си не мог сохранять внешнюю невозмутимость, когда видел, что эти люди окружают Гу Мана и унижают его. Он ведь и сам ненавидел Гу Мана и теперь не мог объяснить причину охватившей его ярости. Еще немного, и, не сдержавшись, он бы крикнул: «Прекратите». Объяснить подобное потом было бы очень трудно. К счастью, Мо сумел совладать с собой и с его губ не слетело ни звука. Стиснув зубы и собрав остатки самоконтроля, он ответил:
— На глазах у подчиненных чиновник, стоящий выше других… пьет вино, ищет продажной любви, бесцельно прожигая свою жизнь[1].
[1] 醉生梦死 zuìshēng mèngsǐ цзуйшэн мэнсы «жить как во хмелю и умереть как во сне» — о разгульной жизни, бесцельном существовании.
— ...
— Собравшиеся здесь люди также занимают высокие посты в Военном Ведомстве. Однако, судя по тому, что я вижу, они способны только на подлость и разврат, — Мо Си говорил прямо, не подбирая более мягкие выражения. — Где ваше достоинство?!
— Князь Сихэ, к чему эти слова? — в воцарившейся тишине только у Мужун Ляня хватило смелости открыть рот.
Первоначально он расслабленно возлежал на кушетке, но теперь сел прямо:
— Гу Ман — предатель. Присутствующие здесь влиятельные чиновники — патриоты своей страны, которые всего лишь развлекаются за счет изменника. Что тут недостойного? За что вы называете их подлыми развратниками?
Он глубоко вдохнул «Жизнь Как Сон», прежде чем продолжить:
— Князь Сихэ известен своим чистоплюйством, но почему вы препятствуете своим подчиненным в их стремлении наслаждаться жизнью? Кроме того, вы находитесь в поместье Ваншу, Гу Ман — мой человек, а все эти люди — мои гости. Даже несмотря на ваш авторитет и выдающиеся заслуги, вы должны знать, что, прежде чем бить собаку, нужно посмотреть на ее хозяина[2].
[2] 打狗也要看主人 dǎgǒu yě yào kàn zhǔrén дагоу е яо кань чжу жэнь «прежде чем ударить собаку, посмотри, кто ее хозяин» — перед тем, как выступить против человека, проверь, нет ли у него влиятельного покровителя или друга.
Если не брать в расчет Гу Мана, то подобной фразой Мужун буквально назвал всех собравшихся в поместье Ваншу своей личной псарней.
Конечно, большинство этих людей были слишком пьяны, чтобы осознать оскорбительность этих слов. Но даже если бы они были трезвы, Мужун Лянь был двоюродным братом[3] государя, и вряд ли у кого-то хватило бы мужества сказать «нет» перед лицом власти, которая находилась сейчас в руках клана Мужунов.
[3] 堂哥 tánggē тангэ — двоюродный старший брат по отцовской линии.
Однако Мо Си был не тем человеком, кого могла бы смутить подобная шелуха. Скрестив руки на груди, он бесстрастно изрек:
— Мужун Лянь, Военное Ведомство и эти чиновники присягнули на верность не вам, а Чунхуа и государю. Я не желаю слышать впредь, как вы сравниваете военных и правительственных чиновников с вашими собаками.
Он прямо посмотрел в глаза Мужуну:
— Ведите себя достойно.
— Ты!..
Несмотря на видимую простоту и краткость слов Мо Си, каждое имело огромный вес[4], упав мертвым грузом на грудь[5] Мужун Ляня.
[4] 千钧 qiānjūn цяньцзюнь «вес в тысячу цзюней» — около 15 тонн; обр.: огромная тяжесть.
[5] 心口 xīnkǒu синькоу «сердце и уста» — грудь; солнечное сплетение; мысли и слова.
Во-первых, в настоящее время в армии Чунхуа не было фамилии популярнее, чем Мо. Сам же Мужун Лянь был лишь чиновником при Военном Ведомстве, и его звание было значительно ниже, чем у Мо Си. Военные законы Чунхуа по сей день были так же незыблемы, как горы. Даже самые знатные дворяне не осмеливались провоцировать маршала Мо, ведь при желании тот мог на месте вынести приговор и тут же привести его в исполнение.
Во-вторых, своими необдуманными словами Мужун перешел все границы допустимого.
И вот это было уже смертельно опасно. Ходили слухи, что отец Мужун Ляня принимал участие в организации попытки переворота и свержения законного наследника. Тогда государь проявил небывалое великодушие: он не стал казнить своих двоюродных братьев, однако с тех пор люди из клана Мужун были под подозрением. В такой ситуации никто из Мужунов не посмел бы даже заикнуться об «императорской власти».
Лицо Мужун Ляня сменило цвет, и потребовалось время, чтобы он с трудом восстановил утраченное самообладание.
— Ладно-ладно, — уголки его губ приподнялись в натянутой улыбке. — Мо Си, вы не знаете страха.
Он пристально посмотрел в глаза Мо Си, но первым отвел взгляд. Вдруг Мужун поднял руку, и в его ладони с шипящим звуком материализовался кроваво-алый хлыст, который со свистом рассек воздух и ударил по земле, подняв облако пыли.
— Только что я оговорился, не принимайте мои слова всерьез. — Мужун Лянь медленно обошел Мо Си, волоча за собой тонкий светящийся хлыст. Глаза его полыхали с трудом сдерживаемой ненавистью и завистью, хотя с губ слетали совсем другие слова: — Князь Сихэ очень строг к своим подчиненным и умеет держать их в узде. Сегодня я получил урок, который не забуду. Так что…
Он остановился, и в его глазах отразилось сияние хлыста.
— Так что мне стоит поучиться у него, как дисциплинировать этих глупых и дерзких рабов!
Он понизил голос, и его красный духовный хлыст, похожий на жаждущую крови змею, со свистом разрезал воздух, ударив по сбившимся в кучу рабам и слугам!
— Ох!
— Ваша светлость! Ваша светлость, не злитесь… Оу-у-у!..
Когда страдальческие крики и мольбы о пощаде достигли его ушей, цвет глаз Мо Си слегка изменился, взгляд стал более глубоким и пустым.
Несмотря на то, что сам Мо был потомственным аристократом, его Северная Пограничная армия состояла из простолюдинов, которых когда-то завербовал Гу Ман. В солдаты шли простые и бедные люди, бывшие земледельцы, многие из которых были рождены рабами.
После того, как Мо Си стал другом Гу Мана, он не раз сражался вместе с этими людьми против общего врага и очень хорошо понимал их трудности и боль. По этой причине, несмотря на свой высокий статус и благородное происхождение, Мо Си никогда не пользовался услугами проституток, не похищал и не унижал людей с низким социальным положением.
После того, как Мо Си получил колотую рану от предателя Гу, чтобы положить конец честолюбивым мечтам таких же, как Гу Ман, выходцев из низов, государь хотел распустить и даже уничтожить всю семидесятитысячную Ублюдочную армию, запретив в дальнейшем рабам практиковать магию.
Узнав об этом, не обращая внимания на свое больное тело, Мо Си день и ночь стоял коленями в снегу перед дворцом государя, умоляя не перекладывать грех Гу Мана на его армию, не убивать не повинных в измене людей и не отнимать у талантливых рабов право совершенствовать свой дух.
— Остальные рабы в той армии не предавали страну! Государь, неужели так необходимо лишить жизни семьдесят тысяч верных людей?
Государь же бушевал:
— Это сейчас они затаились и не поднимают бунт, но что будет дальше? Останутся ли они верны?! Их завербовал и поднял Гу Ман! Кучка изменников! Дрянное семя! Князь Сихэ, ты уже забыл боль от раны, которую нанес тебе этот предатель?
Рана еще не зажила. Из-под повязок под одеждой сочилась кровь и сукровица.
Но все, что сейчас помнил Мо Си, — это юного Гу Мана, который, сидя на стоге сена, с хрустом грыз яблоко и с улыбкой говорил ему:
— Из двадцати восьми областей Цзючжоу[6] только в пяти странах, включая Чунхуа, разрешено нам, рожденным от рабов, практиковать магию. Как хорошо было бы, если таких мест стало больше... Хотя сейчас в Чунхуа нет ни одного чиновника, рожденного рабом, но пока нам позволено совершенствоваться, у нас есть шанс. Все, о чем я мечтаю, — это возможность проявить себя. Все мы хотим показать, на что способны. Нам нужно только, чтобы человек, который сидит на троне, бросил на нас хотя бы один взгляд...
[6] 九州 jiǔzhōu цзючжоу «девять островов» — древнее название девяти областей Древнего Китая.
Мо Си закрыл глаза и сказал:
— Государь, молю, разрешите мне возглавить эти семьдесят тысяч выживших рабов.
Государь только рассмеялся:
— Просишь позволить тебе, чистокровному дворянину, возглавить стадо разношерстного сброда, собранного Гу Маном? Как ты поведешь их за собой? А они захотят следовать за таким, как ты? И, самое главное, как ты сможешь гарантировать мне, что эта стая тигров и волков не последует примеру старого хозяина и однажды не направит в спину Чунхуа свои копья и мечи?!
Мо Си, прямо встретив взгляд государя, ответил:
— Я готов дать клятву Кары Небес[7].
[7] 天劫 tiānjié тяньцзе — небесная скорбь/бедствие.
Не веря в услышанное, государь переспросил:
— Что… что ты сказал?!
— Я готов дать клятву Кары Небес.
— ...
Клятва Кары Небес была необратима и могла быть принесена только один раз в жизни. Кроме того, само заключение контракта с Небесами отнимало у человека десять лет жизни. Если человек нарушал скрепленное Небесами обещание, небесная кара неминуемо обращала клятвопреступника в пепел. Но даже если тот держал слово на протяжении всей жизни, десять лет было уже не вернуть.
Из-за таких жестоких условий мало кто согласился бы добровольно дать клятву Кары Небес.
Но Мо Си сделал это.
Используя десять лет своей жизни, он поклялся, что никогда не позволит этой толпе рабов восстать и до конца своих дней будет хранить верность государю и Чунхуа.
Просто чтобы из-за предательства Гу Мана не пролилась кровь невинных.
Просто чтобы сохранить право рабов совершенствоваться и практиковать магию.
Вряд ли кто-то знал о его жертве. Люди судачили, мол, надо же, государю вдруг вдарила в голову странная идея передать бразды правления армией из низкопробного сброда чистокровному дворянину. Когда Мо Си возглавил Ублюдочную армию, то сам столкнулся с незримым сопротивлением своих новых подчиненных, которые за глаза называли его «отчимом»[8], ругая за строгость, холодность, высокое происхождение, из-за которого знатный господин не мог понять страданий простых солдат.
[8] Гу Мана солдаты называли 爹 diē де — «отцом», а Мо Си 后爹 hòudiē хоуде — «отчимом».
Однако никто из них не знал, какую цену заплатил этот молодой дворянин, который «не мог понять страданий простых солдат», чтобы спасти их жизни и сохранить для этих людей, имеющих такое же низкое происхождение, как и Гу Ман, возможность снять клеймо раба и подняться наверх, полагаясь на свой прирожденный талант.
Десять лет жизни и пожизненное обязательство.
Этот «отчим» был вынужден жить с колотой раной в сердце, пойманный в ловушку между двумя мирами, в каждом из которых он стал чужим.
На самом деле в тот момент он просто сделал все, что мог.
Только никто не знал об этом.
Кроме Мужун Ляня, который в тот ключевой момент оказался рядом с государем.
Он своими глазами видел, как Мо Си на коленях просил за рабов, и лично слышал, как он произнес ту клятву, прежде чем упал замертво в снег.
Он знал, что Мо Си сочувствует рабам.
Поэтому, когда Мо Си сделал его несчастным, Мужун, не смея выместить свой гнев на лучшем маршале Чунхуа, набросился на рабов, которые не могли оказать сопротивления. Кровь забрызгала террасу, беспрерывные стенания и стоны окончательно испортили атмосферу праздника.
На протяжении всей экзекуции Мужун Лянь хохотал как сумасшедший. Наркотический дурман и ненависть исказили до неузнаваемости его бледное красивое лицо. Между взрывами хохота и вдыханием наркотика он обрушивал на людей все новые удары, приговаривая:
— Раб всегда остается рабом! Рождаясь с этой грязной кровью, как смеете вы мечтать о свободе?
— ...
Шокированный Юэ Чэньцин тихо прошептал:
— «Жизнь Как Сон» — страшная вещь. Когда встречусь со своими друзьями, скажу, чтобы они никогда не курили. Вы с ним всего-то лишь перебросились парой фраз. С чего вдруг князь Ваншу теперь ведет себя как буйнопомешанный?
Мужун Лянь самозабвенно вымещал свой гнев на рабах, когда на глаза ему попался Гу Ман, стоящий в стороне от остальных.
Когда-то он был хозяином Гу Мана и, можно сказать, с самого начала мог наблюдать за тем, как эти двое сошлись и стали друзьями. Хотя у него не было доказательств, но Мужун всегда чувствовал, что в отношениях Мо Си и Гу Мана было что-то очень неправильное.
Сейчас, когда Мужун Лянь подумал об этом, его сердце вдруг замерло от пришедшей на ум порочной идеи. В тот же миг он перенаправил духовный хлыст и нанес следующий удар именно по Гу Ману.
Тот даже не успел ничего понять, а кнут уже обернулся вокруг его талии и одним рывком отбросил слабое тело под ноги хозяина.
Мужун Лянь схватил Гу Мана за подбородок и повернул его лицом к Мо Си. Длинные и узкие глаза феникса были полны дурных намерений, когда он приказал:
— Ну же, давай, Гу Ман, посмотри на этого человека. Все еще не узнаешь его?
Гу Ман моргнул и покосился на Мо Си с какой-то инстинктивной настороженностью дикого зверя.
— Ничего страшного, если ты подзабыл. Я тебе напомню. На самом деле еще в те времена, когда ты называл меня хозяином, в сердце своем уже замышлял предать клан Мужун и переметнуться. И все ради того, чтобы встать на колени и подставить свой собачий зад молодому наследнику клана Мо.
Маска безразличия на лице Мо Си спала:
— Мужун Лянь, вы сошли с ума?!
— Разве я похож на сумасшедшего? Князь Сихэ, сегодня наконец настал день для нашего воссоединения после столь долгой разлуки, но к своему стыду я не подготовил достойный подарок по случаю. Как насчет того, чтобы я испытал верность Гу Мана еще раз? Если он снова захочет последовать за вами, то я подумаю о том, чтобы скрепя сердце уступить своего «любимчика». Вас это устроит? — спросил Мужун Лянь, хватая Гу Мана за плечи и притягивая ближе.
— Я даже придумал, как это проверить. А теперь, ты, слушай меня...
— Мужун Лянь!
Но казалось, что Мужун Лянь был слишком сильно опьянен наркотиком. Он приложил палец к губам и тряхнул головой:
— Тсс, не надо злиться. Дайте мне закончить. На самом деле самое интересное впереди.
После этого он склонился к уху Гу Мана и самым сладким голосом обратился к нему:
— Гу Ман, я дам тебе возможность выбрать одно из двух, так что слушай внимательно. Честно говоря, мне всегда была противна твоя рожа и я давно хотел подправить ее своим ножом. Но если ты поможешь мне одолеть этого человека… — Мужун ткнул пальцем в сторону Мо Си, — Если поможешь мне отнять руку этого человека, — склонившись к уху Гу Мана, он прошептал так громко, чтобы его услышали все, — я прощу тебя.
Когда эти слова были сказаны, даже самые пьяные люди наполовину протрезвели от шока. Все взгляды теперь были обращены на этих троих.
— Что только что сказал князь Ваншу?..
— Ему нужна рука маршала Мо?
Юэ Чэньцин хлопнул себя по лбу, пробормотал: «Лучше бы не приходил», — а затем громко сказал:
— Князь Ваншу! Старший брат Мужун, кажется, ты перекурил «Жизнь Как Сон» и сознание твое замутилось! Скажи, где в поместье хранятся отрезвляющие микстуры, я сбегаю, принесу их для тебя!
Мужун Лянь не обратил на него никакого внимания. Он продолжал висеть на Гу Мане, который выглядел совершенно растерянным. Хохотнув, Мужун продолжил давить на него:
— Ну так что, Гу Ман? Сделаешь это или откажешься?
Тем временем духовный хлыст в его ладони превратился в сияющий холодным светом кинжал, который он поднес к лицу Гу Мана.
— Или ты согласишься отрезать для меня его руку, или я сам порежу тебе лицо... Твой мозг поврежден? Проверим. Я хочу посмотреть, что ты выберешь.
Сердце Мо Си забилось быстрее.
А ведь Мужун Лянь был совершенно трезв!
Было очевидно, что даже если бы Гу Ман взял кинжал, для генерала Мо он не представлял никакой угрозы. Мужун просто хотел проверить, на самом ли деле Гу Ман потерял память, а также увидеть, какое место Мо Си занимает в сердце Гу Мана.
— Считаю до трех.
Кинжал замер в непосредственной близости от лица Гу Мана. Малейшее движение, и брызнет кровь.
Гу Ман не проронил ни слова. Склонив голову, он почти равнодушно смотрел на кинжал Мужуна.
— Один.
Мо Си чувствовал, что его кровь быстрее побежала по жилам.
Он действительно хотел остановить Мужун Ляня. Но, с другой стороны, ему самому было очень интересно: что будет делать Гу Ман?
На самом деле у Мо Си тоже остались сомнения относительно того, что повреждение разума Гу Мана могло быть лишь хитрым обманом.
Если бы мозг был действительно поврежден, сейчас животные инстинкты сделали бы однозначный выбор в пользу выживания. Ли Вэй утверждал, что Гу Ман считает себя волком. В таком случае между защитой своей шкуры и нападением на чужака разве не должен он выбрать последнее?
Так почему Гу Ман все еще не атаковал его?
Атмосфера накалялась все сильнее.
В наркотическом дыму смеялся Мужун Лянь, кричал Юэ Чэньцин, яростно спорили с друг другом гости. Перед глазами Мо Си возникло лицо юного Гу Мана из прошлого. Вот он невозмутим, вот улыбается так светло и солнечно, вот прячет беспокойство за маской веселья, а тут в его глазах мерзлый холод.
Прошлое проплывало перед глазами, как гигантская рыба, каждая чешуйка которой была воспоминанием о Гу Мане.
Горько-сладким сном об их общем прошлом:
«Мы давно не виделись, младший брат Мо, можно я сяду рядом с тобой?»
«Хочешь сгнить вместе со мной?»
«Я правда могу убить тебя...»
Все эти воспоминания, как водопад, обрушились на Мо Си, с невероятной скоростью проносясь перед его глазами. К реальности его вернул голос Мужун Ляня, который как нож вспорол тонкую ткань воспоминаний.
— Два...
Лицо Гу Мана можно было назвать безмятежным, если бы не морщинка на лбу. Однако, вопреки ожиданиям, он так и остался неподвижным.
Почему он не спасает себя?! А что, если он не совсем зверь и все же что-то помнит? Но тогда тем более, что мешает ему напасть на него? В прошлом Гу Ман уже заколол его штык-ножом, так что и сейчас он не должен сомневаться, а должен...
— Три.
— Стоп!
Мо Си среагировал почти мгновенно. Из его ладони ударила молния, которая должна была выбить кинжал из руки Мужун Ляня!
Слишком поздно...
Холодный металл устремился к щеке Гу Мана. Брызнула кровь.
Глаза Мо Си распахнулись от изумления…
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira
Комментарии
Отправить комментарий