Глава 202. Учитель впервые встретился с демоном[1]
[1] 恶魔 èmó эмо — будд. демон; дурной (опасный) человек; злое дело; порочная страсть.
Однако потоптавшись в нерешительности возле Павильона Алого Лотоса, Мо Жань немного успокоился и не совершил ничего безумного.
Это было слишком опасно.
Мо Жань впервые создал камни для Вэйци Чжэньлун и еще не разобрался в их действии. Если бы он опрометчиво взялся проверять свою недоработанную технику на мастере уровня образцового наставника, ему вряд ли удалось бы надолго задержаться в мире живых.
Так после долгих колебаний Мо Жань обуздал свой первый порыв и покинул Павильон Алого Лотоса. Всесторонне все обдумав, он решил поместить два черных камня Вэйци Чжэньлун в тела двух младших учеников Пика Сышэн. В будущем ему нужно будет провести множество опытов, чтобы разобраться во всех аспектах запретной техники, поэтому юные ученики с нестабильным духовным фундаментом в данном случае были самым верным выбором.
Это был прохладный вечер, когда сумерки уже накрыли вершины гор. Мо Жань быстро вскинул руку, готовясь вживить свои черные камни в выбранных жертв. Он неотрывно смотрел на двоих ребят, которые на берегу реки устроили шутливое соревнование по запусканию камешков по воде. От напряжения его рука тряслась, а зрачки сузились до размеров булавочной головки. Лунный свет высветил из тьмы его безжизненное и очень бледное лицо, когда, упрямо поджав губы, он вышел вперед и легким движением пальцев совершил бросок.
Это был первый раз, когда Мо Жань использовал эту чудовищную запретную технику, да еще и на живых людях, поэтому он был взволнован и напряжен до предела.
— Хм…
Обе его жертвы вдруг упали на колени. Мо Жань же, как птица, испуганная натянутым луком, или злодей, что, совершая идеальное убийство, боится даже легкого дуновения ветерка, тут же спрятался в ближайших кустах. От волнения его быстро бьющееся сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из глотки.
Тук-тук-тук.
После того, как он убедился, что даже несколько минут спустя эти двое, пребывая в полной прострации, так и стоят на коленях, его бешено колотящееся сердце наконец начало замедлять свой бег.
Нижние одежды Мо Жаня промокли от холодного пота, а кожа на голове онемела, но он набрался смелости и вылез из кустов.
Теперь он вновь стоял в полный рост под серебристым светом луны на покрытой галькой речной отмели. Хотя внешне Мо Жань выглядел почти невозмутимым, но по-прежнему не осмеливался дышать полной грудью и двигался так же тихо и осторожно, как молодая змея, выползшая в сумерках на охоту.
Остановившись около своих жертв, он склонил голову, рассматривая этих двух младших учеников.
Только что они шумно играли, а сейчас со спокойными, словно стоячая вода, бледными лицами застыли перед ним, как две коленопреклоненные статуи. Мо Жань беззастенчиво изучал их, а они даже головы не подняли, замерев в одной позе.
— …
Он пошевелил пальцем, пытаясь с помощью тайной техники заставить их сдвинуться с места.
Ударившись друг о друга, ученики медленно встали. В их черных остекленевших глазах Мо Жань видел лишь свое собственное отражение.
Оно не было очень четким, но, непонятно почему, Мо Жаню казалось, что он смотрится в идеальные зеркала, которые отражают его во всех деталях, вплоть до прилипшего к рукаву волоса. В этих глазах на фоне полной луны он увидел демона с бледным лицом и сияющими алым огнем глазами.
Словно со стороны Мо Жань услышал свой дрожащий голос, который хрипло приказал:
— Назовите свое имя.
Ответом ему стали два лишенных эмоций звонких голоса, которые в унисон произнесли:
— Имя не зависит от меня.
Сердце Мо Жаня снова забилось быстрее, кровь понеслась по венам, как пущенные во весь опор кони, кадык судорожно дернулся, прежде чем он с трудом выдавил следующий вопрос:
— Где ты находишься?
— Место не зависит от меня.
— Какой сегодня день?
— Время не зависит от меня.
Черные камни, являясь самой низшей шашкой на доске Вэйци Чжэньлун, не могли дать ответа на три эти вопроса: они не знали своего имени, а также где и в каком времени они находятся.
…Все определял их хозяин.
И это полностью соответствовало тому, что он прочитал в древнем свитке.
Мо Жань содрогнулся всем телом. Как ни странно, осознав, что он своими руками смог создать два полноценных черных камня, он трепетал не от восторга, а от панического ужаса.
Чего он боялся? Он и сам не понимал, но сердце и душа его пребывали в хаосе и смятении.
Он только знал, что сейчас стоит на краю пропасти… Нет, он уже падает в эту бездну — туда, где его ждет лишь тьма и непроглядная чернота, где нет смерти, нет света, нет цели и нет дна.
Ему казалось, что в этот миг его душа, обливаясь кровавыми слезами, вопила от боли, но, на его счастье, эта агония не длилась долго. В конце концов его душа раскололась, разбилась вдребезги и рассыпалась на мельчайшие осколки, разлетевшиеся по белу свету мельчайшей пылью.
Мо Жань протянул дрожащую руку и коснулся щеки одной из своих марионеток.
Он тяжело сглотнул, но во рту не было слюны, сухие губы потрескались, а красивое юное лицо исказилось в уродливой гримасе. Уставившись на этого младшего ученика, он задал последний вопрос:
— Чего ты хочешь?
— Я хочу без сожаления пожертвовать жизнью ради хозяина этого камня.
— …
Мо Жаня перестало трясти.
В один миг весь мир затих, успокоился и стал холоднее льда.
Он создал два камня и использовал их, чтобы превратить этих младших братьев, имен которых он даже не знал, в послушных его воле безвольных марионеток. Если он скажет им идти на восток — они не смогут пойти на запад, если захочет, чтобы убили друг друга — они не сумеют ослушаться.
Он и правда их хозяин.
На доске Вэйци Чжэньлун легче всего управлять мертвецами, а самых больших затрат духовных сил требует контроль над живыми людьми.
Но Мо Жань от рождения обладал невероятно сильной и подавляющей духовной энергией, поэтому благодаря своему природному таланту он с первого раза смог создать камни Вэйци Чжэньлун, способные управлять двумя живыми заклинателями, пусть даже это были зеленые юнцы, только вставшие на путь совершенствования.
Справившись с первым испугом, Мо Жань вдруг почувствовал возбуждение и невероятный душевный подъем. Казалось, перед его глазами начал разворачиваться свиток с грандиозными замыслами, наполненный яркими красками чувственных удовольствий: песнями, женщинами, вином, сиянием золота, серебра и парчи. Теперь чего бы он ни пожелал в этом мире — все было в его руках.
Все, что любил, он теперь мог крепко сжать в кулаке и не выпускать.
Все, что ненавидел, он мог растереть в порошок.
Мо Жань был так взволнован, что его сердце забилось еще быстрее, но уже не из-за панического страха, а от восторга, в который привела его удивительная техника Вэйци Чжэньлун! Третья запретная техника!
В тайне ото всех он изучал ее и из-за своего невежества терпел поражение несметное количество раз, но в конце концов все-таки смог… наконец-то ему удалось… он отлично справился!
Весь мир теперь у него в кармане!
Имея в распоряжении эти черные шашки, он сможет сделать даже то, о чем раньше не мог и мечтать, заполнив все земли от Великой Пустыни до заречья Цзяннани[2] своими верными приспешниками[3]!
[2] Мобэй 漠北 mòběi — земли на севере: устаревшее название пустыни Гоби в Монголии, Цзяннань 江南 jiāngnán — земли на юге: правобережье реки Янцзы.
[3] 爪牙 zhǎoyá чжаоя «когти и клыки» — приспешники, прихвостни, агентура.
Перед глазами все переливалось яркими красками и радужными узорами.
Казалось, теперь он может сделать что угодно, он…
— Мо Жань.
Внезапно хорошо знакомый холодный голос обрушился на его радужные мечты.
На него словно вылили ведро холодной воды. В один миг все его величественные башни и белокаменные дворцы рассыпались песком, а сам он рухнул с небес на землю, прямо в грязь удручающей реальности.
Мо Жань медленно обернулся. Его горящий алым огнем хищный взгляд упал на бесстрастного человека в белом, стоящего на освещенной лунным сиянием галечной отмели.
— …
Вряд ли Мо Жань смог бы припомнить момент, когда он хотел видеть Чу Ваньнина меньше, чем сейчас.
— Что ты здесь делаешь?
Мо Жань стиснул зубы, его руки невольно сжались в кулаки. Он совершенно точно не был готов дать ответ на этот вопрос, ведь за его спиной все еще стояли далеко не идеальные первые черные шашки Вэйци Чжэньлун. Он понимал, что если Чу Ваньнин подойдет поближе и присмотрится повнимательнее, то, конечно же, сразу заметит странность в их поведении и тогда все его планы пойдут прахом.
Учитывая крутой нрав Чу Ваньнина, он наверняка вытянет из него все жилы, переломает ноги, уничтожит его духовное ядро, а потом спалит все те записи, которые он скопировал в запретной секции библиотеки.
Увидев, что он молчит, Чу Ваньнин чуть нахмурился и своими белыми шелковыми сапогами ступил на песок, сделав первый шаг в его направлении.
Но на самом деле это был лишь один шаг — только шаг и все. Сразу же остановившись, Чу Ваньнин посмотрел на юных учеников, стоящих у Мо Жаня за спиной.
Не оглядываясь, Мо Жань чуть-чуть пошевелил мизинцем. В этот момент он вложил все свои духовные силы, чтобы мысленно выкрикнуть команды своим черным шашкам, и в итоге все-таки смог заставить этих младших учеников действовать так, как ему было нужно.
Один из них со смехом сказал:
— У тебя недолет! Только что я совершенно точно бросил дальше тебя.
— Надуть меня хочешь! В любом случае ты… Ох, старейшина Юйхэн!
Эти двое вели себя как обычные ученики, застигнутые в разгар веселой забавы. Увидев Чу Ваньнина, они сначала испуганно замерли, после чего поспешно поприветствовали его... Однако, глядя в их глаза, Чу Ваньнин чувствовал, что в них есть что-то неправильное, хотя и не мог точно сказать, что именно его так смущает.
— Приветствую старейшину.
— Приветствую старейшину Юйхэна.
Оба ученика растянули губы в вежливых улыбках и, должным образом поприветствовав Чу Ваньнина, попытались по-быстрому сбежать.
Все еще хмурясь, Чу Ваньнин внимательно наблюдал, как две марионетки Мо Жаня спокойно идут по отмели в направлении бамбуковой рощи, то и дело задевая друг друга плечами… Проводив их взглядом, он обернулся, чтобы снова пристально посмотреть на Мо Жаня. В этот момент тот почувствовал настолько сильное облегчение, что не сдержался и глубоко вздохнул. Но не успел он выдохнуть, как Чу Ваньнин вдруг скомандовал:
— Стойте.
— …
Лицо Мо Жаня немного напряглось. Он впился ногтями в ладонь так, что остались красные следы, но не проронил ни звука, с нарочитым спокойствием наблюдая за каждым движением Чу Ваньнина и мельчайшими изменениями в выражении его лица.
— Вернитесь, — приказал Чу Ваньнин застывшим в ступоре марионеткам.
У Мо Жаня не было иного выхода, кроме как, сцепив зубы, позволить своим пешкам подчиняться чужим приказам и, медленно вернувшись от опушки бамбуковой рощи, встать перед Чу Ваньнином.
Полная луна выплыла из-за маленького облака.
В ярком лунном свете Чу Ваньнин пристально вглядывался в лица этих учеников и вдруг, подняв руку, приложил кончики пальцев к шее одного из них.
Мо Жань не сводил с него глаз. Несмотря на внешнюю безмятежность, в этот момент его сердце сорвалось на бешеный бег.
Он понял, что Чу Ваньнин почувствовал, что дело нечисто, и решил проверить пульс. Конечно, его Учитель не хуже Мо Жаня знал, что осваивающие Вэйци Чжэньлун новички обычно могли взять под контроль только мертвое тело. Хотя эти две марионетки были изготовлены из живых людей, Мо Жань не был до конца уверен в совершенстве своей техники и не знал точно, убил он или нет этих юнцов, когда забивал в их сердца камни.
— …
Неизвестно, сколько времени длился этот напряженный момент, но в конце концов Чу Ваньнин опустил руку и, с досадой взмахнув рукавом, сказал:
— Идите.
Мо Жань чувствовал себя так, словно к его шее прижали острый нож и теперь наконец убрали… хорошо еще, что Чу Ваньнин ничего не заметил. Все-таки есть высшая справедливость, и на этот раз Небеса позволили ему прямо под носом у Чу Ваньнина украсть чужие жизни.
Дождавшись, когда ученики скроются в роще, Чу Ваньнин заглянул ему в глаза и спросил:
— Уже очень поздно. Почему ты здесь?
— Просто мимо шел, — с вызовом ответил Мо Жань. На самом деле он не пытался спровоцировать конфликт, скорее наоборот, специально выбрал этот наглый тон, чтобы не вызвать лишних подозрений, ведь их отношения с Чу Ваньнином давно нельзя было назвать теплыми. Может быть, именно из-за его холодной непочтительности изначально преисполненный сомнениями Чу Ваньнин неодобрительно поджал губы и так и не нашелся, что сказать.
Что до Мо Жаня, он ни минутой дольше не хотел оставаться с ним наедине, поэтому поспешно отвел глаза и пошел прочь. Но когда он собирался пройти мимо Чу Ваньнина, их плечи столкнулись и тот внезапно произнес одну фразу, которая заставила Мо Жаня напрячься и замереть.
— Недавно кто-то прокрался в запретную секцию библиотеки.
— … — Мо Жань не обернулся, но в этот миг его глаза опасно сверкнули.
— Тебе должно быть известно, что там хранятся несколько древних книг из тех, что распределили между собой десять великих духовных школ. В них содержатся записи о запретных техниках...
Мо Жань остановился и спокойно ответил:
— Я знаю.
— На самой важной из этих книг есть явные следы того, что кто-то ее перелистывал.
— А при чем тут я? — с холодной усмешкой спросил Мо Жань.
Он держался из последних сил, прекрасно понимая, что стоит сияющей золотом Тяньвэнь явить себя миру и устроить ему Небесный Допрос, как взращенный в его душе внутренний демон и все его преступные замыслы окажутся перед Чу Ваньнином как на ладони.
Тогда всем великим мечтам и амбициозным планам Мо Вэйюя сразу придет конец.
После продолжительной паузы Чу Ваньнин сказал:
— Мо Жань, до каких пор ты будешь упрямиться?
В его тихом голосе явно слышались нотки печали и удрученности.
— … — Мо Жань не ответил, но мысленно уже представил, что будет дальше.
Наверняка сейчас расплавленным золотом вспыхнет в ночи и обовьет его Тяньвэнь и Чу Ваньнин, в полном соответствии с так лелеемым им образом благородного человека, задаст свой первый вопрос: как такая подлая тварь, как он, которую даже с безвинным животным сравнить стыдно, посмела сотворить подобную мерзость? Так или иначе, в глазах Чу Ваньнина он всегда был именно такой бездушной тварью…
— Ты что, не понимаешь, насколько это опасно?
Это прозвучало как-то совсем неправильно.
Мо Жань отстраненно обдумал эту странную фразу.
А потом в некоторой растерянности повернул голову и наконец посмотрел в освещенное ярким светом луны лицо Чу Ваньнина.
Лицо Учителя выглядело бледнее, чем обычно, за морщинкой между чуть нахмуренными бровями скрывалось явное беспокойство, ясные глаза внимательно изучали Мо Жаня, словно пытаясь прочесть его мысли, но на самом деле не видели ничего.
— Если кто-то в школе практикует это запретное искусство, то он будет убивать людей. Ты не спишь по ночам и гуляешь один в глуши, неужто тебе жизнь не дорога?
— …
Практически сквозь зубы Чу Ваньнин приглушенно и мрачно произнес:
— После того, как ты своими глазами видел, сколько людей погибло во время битвы при Небесном Расколе, почему ты так и не научился дорожить своей жизнью? Теперь, когда ты знаешь, что запретная техника кем-то украдена, как ты можешь вести себя столь неосмотрительно?!
Мо Жань безмолвствовал. Его черные как смоль глаза безотрывно смотрели на человека напротив.
До этого на его лбу выступила испарина, и теперь, по мере того как он успокаивался, под порывами холодного ветра его разгоряченное тело начало остывать. В тот момент, когда Мо Жань окончательно расслабился, его сердце вдруг затопило странное чувство, которое он и сам не мог точно определить, а на губах расцвела едва заметная улыбка:
— Учитель…
Когда он произнес это, обращенные на него глаза Чу Ваньнина странно замерцали.
После смерти Ши Мэя Мо Жань ни разу не улыбался ему и очень редко называл Учителем.
— Так вы заботитесь обо мне? — с едва заметной улыбкой спросил Мо Жань.
— …
Постепенно эта улыбка становилась все более яркой.
Яркой, как лезвие ножа.
Сверкающий в лунном свете белый нож этой улыбки вошел в грудь Чу Ваньнина и в следующий миг вышел кроваво-красным с алым жемчугом на лезвии.
Мо Жань медленно расплылся в дьявольской усмешке и, обнажив звериный оскал, словно скорпион, занес свой ядовитый хвост для удара.
— Битва при Небесном Расколе… — Он рассмеялся. — Просто замечательно, что Учитель решил вспомнить битву при Небесном Расколе. На самом деле совсем неважно, чему та битва научила меня, главное, что Учитель научился болеть сердцем за других людей! Да?!
Чу Ваньнин вздрогнул, в его глазах отразилось смятение, но он уже не мог отступить и увильнуть от этого разговора.
Улыбка на лице Мо Жаня становилась все более и более гротескной, безрассудной и жестокой.
Наконец-то он мог наброситься на Чу Ваньнина, кусать и рвать его плоть, вцепиться в горло и переломать кости. Внезапно он почувствовал такое воодушевление и восторг, что не смог сдержать свое ликование и рассмеялся в голос:
— Ха-ха-ха, отлично, просто превосходно. Какая отличная сделка: один безымянный ученик в обмен на совесть образцового наставника Чу. Неужели образцовый наставник Чу научился беспокоиться о жизни окружающих его людей? Учитель, сегодня я наконец-то почувствовал, что Ши Мэй умер не зря!
Хотя Чу Ваньнину удавалось сохранить внешнюю холодность и невозмутимость, услышав этот хохот, что закружил вокруг него, словно стервятник над жертвой, он невольно вздрогнул.
— Мо Жань…
— Это ведь даже хорошо, что Ши Мэй умер! Его смерть в обмен на ваши принципы и чувство долга! Выходит, он отдал жизнь за благородное дело!
— Мо Жань, ты…
Перестань смеяться.
Не нужно говорить это все снова.
Но он действительно не мог произнести ни слова. Чу Ваньнин просто не мог… не мог принести извинения и молить о понимании, так же, как не мог снисходительно упрекать этого ученика, который чуть не сошел с ума от горя. Не мог сказать: ты ошибаешься, дело не в том, что я не хотел спасать его, просто тогда у меня в самом деле больше не оставалось духовных сил.
Моя рана была такой же тяжелой, как у него, и если бы я потратил еще хоть каплю духовной силы, то стал бы основанием могильного кургана из тысяч павших по моей вине людей и жалким прислужником в Призрачном Царстве.
Но Чу Ваньнин стеснялся произнести это вслух.
Возможно, потому что ему казалось, что это будет жалким признанием его слабости.
Или, возможно, он чувствовал, что в сердце Мо Жаня нет для него места и его смерть в самом деле ничего не значит в сравнении с гибелью нежного и доброго Ши Минцзина.
Поэтому в конце концов Чу Ваньнин старательно подавил дрожь в голосе и с трудом, слово за словом, тихо выдавил:
— Мо Вэйюй, как долго ты собираешься сходить с ума?
— …
— Давай вернемся.
Но воспоминание о пережитом горе уже раздуло пламя гнева. Горло Мо Жаня горело от соленой горечи, которая искала выхода.
— Ши Мэй отдал свою жизнь не ради спасения такого безумца, как ты!
— Слова Учителя неверны, — с безумным смешком ответил Мо Жань. — Разве Ши Мэй пожертвовал своей жизнью ради меня?
Как змея, скорпион, пчела и муравей — каждым словом он кусал его, наполняя сердце ядом.
— Ведь совершенно очевидно, что человек, вместо которого он умер, — это вы, Учитель!
Жало глубоко вошло в плоть.
При виде того, как побледнело лицо Чу Ваньнина, сердце Мо Жаня наполнилось болезненным удовольствием. Он хотел пронзить его ядовитыми шипами, язвить и насмехаться над ним, чтобы он так же страдал от раздирающей внутренности боли и мечтал о смерти.
Отлично!
Пусть они вместе отправятся в Ад.
— Я тоже хотел бы вернуться, — как ни в чем не бывало продолжил Мо Жань, одарив Чу Ваньнина такой широкой улыбкой, что глубокие ямочки на щеках, казалось, наполнились отравленным вином. — Я тоже не хочу бродить один среди ночи, но моя комната напротив ЕГО.
Мо Жаню не нужно было говорить, кого он подразумевал под этим «его».
Эта ненамеренная интимность причинила Чу Ваньнину еще большую боль.
— Но в его комнате больше никто не зажжет лампу.
Чу Ваньнин закрыл глаза.
Широкая улыбка Мо Жаня по мере того, как он успокаивался, начала сходить на нет:
— Я хотел бы зайти к нему в комнату и попросить его приготовить для меня чашу пельмешек в остром соусе, но теперь это невозможно.
На какое-то мгновение ресницы Чу Ваньнина задрожали, а губы шевельнулись, будто он хотел что-то сказать.
Однако Мо Жань не дал ему ни единого шанса набраться смелости и высказаться в свое оправдание, язвительной насмешкой погасив этот отчаянный порыв:
— Учитель, вы знаете, что лучшие пельмешки делают люди из Сычуани, потому что в соус они добавляют то самое красное чили-масло и острый сычуаньский перец, которые вы так ненавидите. Я могу понять ваше желание приготовить для меня тарелку пельменей, но мне не нужно пробовать их, чтобы парой слов описать вкус того, что вы делаете.
Чу Ваньнин, так и не открыв глаза, немного нахмурился.
Можно подумать, так он мог спрятаться от острых, как меч, слов, слетавших с губ Мо Жаня.
— Я не слишком начитан, но несколько дней назад я слышал, как Сюэ Мэн сказал одну фразу. Думаю, она очень подходит, чтобы описать пельмешки Учителя.
Что это?
Напрасные хлопоты?
Пустая трата?
Пытаясь выстроить оборону вокруг своего сердца, Чу Ваньнин судорожно искал в своем подсознании самое отвратительное и неприятное оскорбление, чтобы морально подготовиться и не чувствовать себя таким жалким и униженным.
Грош цена?
Мо Жань все еще молчал, словно смакуя эти слова во рту.
Верно — не стоящий и медяка!
Чу Ваньнин почти поверил, что не найти сравнения, которое сможет ранить его сердце сильнее, чем это.
Но его спокойствие длилось лишь до тех пор, пока Мо Жань не произнес очень тихо и спокойно:
— Жалкая подделка[4].
[4] 东施效颦 dōng shī xiào pín дун ши сяо пинь «Дун-ши хмурит брови в подражание [красавице Си-ши]» — жалкое подражание. По легенде из «Чжуан-цзы»: женщина уродливой внешности Дун-ши нахмурилась, чтобы придать своему лицу очарование опечаленной красавицы Си-ши, но вызвала лишь отвращение соседей.
Чу Ваньнин так растерялся, что почти бездумно распахнул глаза.
Все-таки он совсем не ожидал, что Мо Жань может быть настолько ядовитым. Скрытые под широкими рукавами, его руки задрожали.
Замесить тесто, растереть начинку со специями и приправами…
Руководствуясь досконально изученными им «Рецептами древнесычуаньской кухни», с испачканными в муке руками и лицом, он учился заворачивать пельмешки, пока из кривых и косых уродцев у него не получились симпатичные круглые пухляши.
Он тщательно изучил теорию и очень старался сделать все идеально.
А взамен получил эти два слова.
Жалкая подделка.
Поздней ночью, на залитой серебристым светом луны речной отмели, Мо Жань с ненавистью смотрел на него. Еще несколько бесконечных мгновений Чу Ваньнин стоял на месте как вкопанный, а потом вдруг, не проронив ни слова, развернулся и пошел прочь.
Неизвестно почему, но в тот день Мо Жаню показалось, что он ушел слишком поспешно. Кроме того, в его походке не было обычного спокойного достоинства, скорее уж это было похоже на поспешное бегство с поля боя после разгромного поражения.
По непонятной причине в его душе в этот момент зародилось странное чувство. Нахмурившись, Мо Жань смотрел в спину уходящему Чу Ваньнину, и, когда его силуэт почти растаял вдали, он все же крикнул:
— Подождите!
Автору есть что сказать:
Если вы хотите побить Сукина Сына, то помните об осторожности, ведь сила его атаки велика. Предлагаю организовать команду и вместе его отметелить!
Сегодня я много писала и не осталось времени ответить на ваши комментарии. Сначала я написала 6000 иероглифов, но потом сократила написанное до 4000 иероглифов… Сколько ни пишу — все не нравится. Я устала, голова раскалывается, сил нет. Похоже, я качусь по наклонной и плыву против течения.
0.5: — Мне кажется, или Вэйци Чжэньлун похожа на одну очень популярную онлайн-игру?
2.0: — А если поподробнее?
0.5: — Ну… собираешь самых разных людей и зверушек, а потом играешь с ними в семью[5]...
[5] От переводчика L.: уж не на «Sims» ли Тасянь намекает?
2.0: …Ха-ха-ха-ха! Чего еще ожидать от дурака и задрота, который неделями не вылазит из дома и играет в онлайн-игрушки? Неудивительно, что ты ниже меня на 3 см!
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, Lapsa1
< Глава 201 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 203 >
Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 201-210
Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot
Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и пример как это сделать
Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).
Комментарии
Отправить комментарий