ТОМ II. Глава 186. Учитель, мы смогли одурачить Сюэ Мэна! Ха-ха-ха! Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот»

Глава 186. Учитель, мы смогли одурачить Сюэ Мэна! Ха-ха-ха!

Свет фонаря выхватил из темноты немного дерзкое, но несомненно красивое лицо с округлившимися от изумления глазами.

Сюэ Мэн.

 

На какое-то время Чу Ваньнин просто потерял дар речи. Он боялся подумать, как много Сюэ Мэн успел увидеть и услышать. Молчание затягивалось, и Мо Жань поспешил первым нарушить тишину:

— У меня дело, которое нужно обсудить с Учителем.

 

Сюэ Мэн слегка прищурился. Он просто шел по лесу и, услышав тихие вздохи в кустах, подумал, что это какая-то развратная парочка учеников устроила тайное свидание, укрывшись в роще на горе Хоу.

Стоит сказать, что Сюэ Мэн не был уполномочен пресекать такого рода инциденты. Из десяти великих духовных школ только в Храме Убэй и Храме Шанцин[1] в уставе был прописан запрет на любовные отношения и двойное совершенствование. Хотя на Пике Сышэн ученики были освобождены от «обета целомудрия», внутренними правилами школы все же запрещались «беспорядочные любовные связи», «посещение публичных домов», а также «любовные отношения, идущие вразрез с человеческой природой».

[1]上清 shàngqīng шанцин — даос. высшая чистота; одна из трех небесных сфер, райские кущи.

Но, в конце концов, разве это был не Сюэ Мэн?

 

Личный ученик и верный последователь Чу Ваньнина.

На протяжении многих лет для Сюэ Мэна именно Чу Ваньнин являлся образцом для подражания. Все слова и поступки Учителя были для него непреложной истиной, и раз уж Чу Ваньнин не одобрял, когда ученики слонялись без дела и зажимались по кустам, то он также яростно осуждал не только сексуальные практики в паре, но и любые проявления привязанности между соучениками.

По горе Хоу проходила граница между человеческим и призрачным миром. Учитывая, насколько непрочен был барьер, каким дураком нужно быть, чтобы обжиматься и лобызаться в таком опасном месте? Охваченный праведным негодованием, Сюэ Мэн поднял фонарь повыше и направился к кустам, чтобы пресечь это безобразие.

Но он и подумать не мог, что тусклый свет выхватит из тьмы именно этих двух людей.

 

Ошеломленный Сюэ Мэн пришел в полное замешательство[2]. Он даже забыл формально поприветствовать Чу Ваньнина, просто выпалив:

[2] Здесь автор использует игру слов, где имя 蒙 méng мэн — глупый, невежественный, одураченный, перекликается с омофоном 懵 měng мэн — одурманенный, одураченный, в смятении, в замешательстве.

— Вы что здесь делаете?

 

Барьер не был нарушен и в ремонте не нуждался. Вокруг не было цветущих растений и целебных трав, да и пейзаж был, мягко говоря, не для любования. В такую отдаленную глушь просто праздно гуляя не добрести.

Если бы Сюэ Мэна спросили:

— Вот представьте: в безлюдном захолустье в кромешной темноте и полной тишине в кустах прячутся два человека. Они не гуляют по освещенной ярким солнцем мощеной дорожке, не любуются красивыми видами, не вдыхают аромат цветов и не слушают щебет птиц. Молодой господин, что вы о них подумаете?

Конечно, в ответ Сюэ Мэн усмехнулся бы и не раздумывая ответил:

— Что тут думать? Уединившись в таком месте, чем еще можно заниматься? Это любовное свидание, без вариантов.

Если бы его снова спросили:

— А если оба они — холостые мужчины, которые давно знают друг друга, внешне привлекательные и имеющие приблизительно один социальный статус. Молодой господин, как думаете, какие между ними могут быть отношения?

Сюэ Мэн, конечно, тут же закатил бы глаза и презрительно фыркнул:

— Какие у них могут быть отношения? Больные на голову педики, отрезанные рукава — вот они кто! Фу, как противно, меня сейчас стошнит!

Если бы после этого ему вдруг сказали:

— Ха-ха! Молодой господин, эти двое — учитель и ученик, так что впредь не стоит вам делать таких поспешных выводов…

Скорее всего, Сюэ Мэн, даже не дослушав, вспылил бы и начал орать:

— Какое бесстыдство! Куда это годится?! Кто эти похотливые скоты?! Я прямо сейчас погоню их взашей с Пика Сышэн!

 Однако достаточно было бы озвучить, что эти учитель и ученик — Мо Вэйюй и Чу Ваньнин, и Сюэ Мэн наверняка тут же замер бы словно громом пораженный. После того, как на его лице, будто в калейдоскопе, сменилось бы множество самых разных эмоций, схватившись за лоб, он бы сел на землю и заявил:

— В таком случае все, что я тут наговорил раньше, не считается. Ты… да, ты… просто задай мне все эти вопросы еще раз. Я уверен, что наверняка всему этому есть логичное объяснение.

...Вот именно так все и было бы.

В устоявшейся системе ценностей Сюэ Мэна имя Чу Ваньнина просто не могло быть связано с нарушением закона, дисциплины и морали. И уж тем более его Учитель не мог быть вовлечен в подобные грязные и противоестественные отношения, поэтому он, конечно же, сразу отбросил все крамольные мысли и решил, что что-то не так понял.

Но после первоначального шока Сюэ Мэн все еще чувствовал гулкую пустоту в голове и, услышав слова Мо Жаня, упрямо пробормотал себе под нос:

— Что за чушь! Что можно обсуждать в подобном месте?

 

Чу Ваньнин уже открыл рот, чтобы попытаться объяснить, но в этот момент под прикрытием длинных рукавов Мо Жань незаметно сжал его руку, подав ему знак молчать.

 

В конце концов, даже трехлетний ребенок лгал убедительнее, чем Чу Ваньнин, так что для них обоих будет лучше, если он возьмет этот разговор на себя.

 

— Вечером я встретил здесь новогодний пирог с османтусом[3], — начал он.

 [3] 桂花糖年糕 guìhuā táng niángāo гуйхуа тан нянъао — новогодний пирог с сахаром и сладким ароматом османтуса.

Чу Ваньнин: — ...

Ошеломленный Сюэ Мэн переспросил:

 

— Что ты нашел?

 

— Всего лишь дух ароматного и очень сладкого новогоднего рисового пирога с османтусом, — с самым серьезным видом заявил Мо Жань. — Росточком чуть выше тридцати сантиметров, с листом лотоса на голове. Еще у него был хвост, на кончике которого горело синее пламя.

— Что за нечисть такая? В справочниках я ничего подобного не видел.

— Так и я не встречал, — с широкой улыбкой ответил Мо Жань. — Но раз уж удерживающая демонов Пагода Духовной школы Жуфэн рухнула, освободилось множество нечисти, которая считалась давно вымершей. Вдруг этот дух — один из них? Так что я решил позвать Учителя взглянуть на него.

Услышав это объяснение, Сюэ Мэн наконец смог выдохнуть с облегчением, а к его побледневшему лицу прилила краска. Он и сам не знал почему, но сейчас у него будто камень с души свалился. Он поднял фонарь повыше и, озираясь по сторонам, подошел к ним:

— Так вы нашли этого духа рисового пирога?

 

— Нет.

Сюэ Мэн зло зыркнул на него:

— Я Учителя спрашивал, а не тебя.

Чу Ваньнин ответил:

 

— ...Нет, не нашли.

 

Мо Жань рассмеялся:

— При виде Учителя этот сладкий рисовый пирожок так испугался быть съеденным на десерт, что тут же спрятался.

 

Возмущенный Чу Ваньнин сначала даже дар речи потерял, а потом сердито прикрикнул:

 

— Мо Вэйюй! Хочешь снова отправиться в библиотеку книги переписывать?!

Привычный обмен колкостями окончательно успокоил Сюэ Мэна. Мысленно он обругал себя: нет, правда, что на него нашло? Как он мог хотя бы на миг допустить, что между Учителем и Мо Жанем есть какая-то противоестественная связь... Это же просто смешно! Как такое может быть?

Учитель словно самая холодная святая вода в мире в его ладонях, и он никому не позволит даже прикоснуться к ней, не говоря уже о том, чтобы осквернить ее чистоту.

В это время Мо Жань спросил его:

 

— Я уже все тебе рассказал, теперь твоя очередь. Скажи-ка, сам-то ты что здесь забыл?

Сюэ Мэн пробормотал:

— Я ищу маминого Цайбао[4].

[4] 菜包 cài bāo цайбао — приготовленная на пару булочка с овощами.

Мо Жань приподнял брови:

 

— Это тот толстый кот, которого она подобрала недавно?

 

— Да.

 

— Рыжий, с узором на голове, похожим на корону? Он еще ест только рыбу, а мясо на дух не переносит?

— Да, все верно, ты его видел? — Сюэ Мэн жалобно вздохнул, всем видом демонстрируя свою беспомощность. — Он хоть и толстый, но бегает очень быстро. Я обошел всю гору вдоль и поперек, побывал даже там, где не ступала нога человека, но и следа его не нашел… — Он осекся, словно в голову его пришла какая-то идея. Уставившись на Мо Жаня широко раскрытыми глазами, он испуганно воскликнул: — А-а-а! А вдруг этот рисовый оборотень съел его?!

— …

Мо Жань хотел рассмеяться, но все же сдержался, сделав вид, что закашлялся:

 

— Насколько я могу судить, этот дух слишком мал, чтобы представлять угрозу для кого-либо. Думаю, если бы он столкнулся с Цайбао, беспокоиться нужно было бы не о коте, а о сладком рисовом пироге.

Сюэ Мэн потер подбородок и, мысленно прикинув габариты Цайбао, согласился:

 

— И то верно... ты прав...

 

Тут вмешался Чу Ваньнин:

— На горе Хоу слишком опасно. Не стоит тебе тут одному ходить. Я помогу с поисками.

 

Сюэ Мэн поспешно замахал руками:

 

— Разве я могу беспокоить Учителя.

 

Чу Ваньнин возразил:

 

— Все равно нам тут больше делать нечего, так что поможем тебе найти кота, а потом я пойду в Зал Даньсинь на собрание старейшин. Мо Жань, пошли, быстрее начнем — быстрее закончим.

Мо Жань: — ...

На самом деле он уже смирился с поразительной выдержкой Чу Ваньнина, который одним усилием воли смог потушить бушующий в крови пожар. Но неужели он в самом деле думает, что Мо Жань сможет прямо сейчас встать и пойти искать кота?.. Он так-то еще здесь не кончил!

Заметив, что, несмотря на слова Учителя, Мо Жань даже не шелохнулся, да еще и в лице как-то странно переменился, Сюэ Мэн участливо поинтересовался:

— Что с тобой?

Мо Жань ответил:

 

— Ничего, просто малость поплохело, как встал. Вы начинайте искать, а я нагоню вас чуть позже.

Чу Ваньнин окинул его внимательным взглядом, и только тут до него дошло, что костюм Мо Жаня отличается от его собственного. Тот привык носить черную с золотом облегающую все тело одежду, которая выгодно подчеркивала его мощную фигуру и отлично подходила для того, чтобы практиковать боевые искусства, однако теперь недостатки подобного кроя стали более чем очевидны. Если не накинуть поверх свободный плащ, то изменения впечатляюще незаурядной нижней части вряд ли удастся скрыть.

— ...

 

Чу Ваньнин больше не проронил ни слова. Несмотря на ночную прохладу, скрытое мраком холодное лицо старейшины вдруг залилось ярким румянцем. Казалось, закатное зарево отразилось от покрытого льдом озера и в момент слияния угасающего тепла и арктического холода родилось чистое, как горный хрусталь, завораживающее сияние.

С того дня Чу Ваньнин и слышать не хотел о тайных любовных свиданиях с Мо Жанем на территории Пика Сышэн.

Так уж совпало, что в это время ему и без этого было чем заняться. Так как во всех духовных школах теперь прекрасно понимали, что пока Сюй Шуанлинь разгуливает на свободе, ни один заклинатель не сможет спать спокойно, они обратились за помощью в Цитадель Тяньинь. Эта организация издавна являлась третейским судьей мира совершенствования и занималась не только расследованием преступлений заклинателей, но и наказанием отступников. Однако Сюй Шуанлинь был слишком хитер и жесток, он смог полностью уничтожить все следы своих злодеяний, так что даже Настоятель Цитадели Тяньинь был вынужден признать свою беспомощность в расследовании этого вопроса.

В конце месяца, не выдержав неизвестности, Ли Усинь разослал во все крупные духовные школы открытое письмо с призывом к главам и старейшинам собраться для обсуждения этого вопроса в Линшане.

Естественно, Чу Ваньнин отправился туда вместе с Сюэ Чжэнъюном.

В последний раз эти признанные мастера собирались в Линшане, когда Сюэ Мэн и другие молодые герои соревновались между собой в искусстве боя. Но прошла всего пара лет, и мир совершенствования стал совершенно другим. Почетные места, занимаемые когда-то представителями Духовной школы Жуфэн, были пусты. Дворец Хохуан тоже переживал не лучшие времена, так что заикающийся юноша, недавно назначенный главой этой школы, затерявшись в толпе, боялся и слово сказать. Новый настоятель из Храма Убэй был крайне осторожен в словах и предложениях. После того, как старый глава оказался вовлечен в скандал, все адепты этой школы предпочитали держать рот на замке…

С сожалением Сюэ Чжэнъюн вспомнил те благодатные времена, когда отважные мужи сходились здесь в дружеских поединках, а вокруг царила мирная атмосфера, полная радости и веселья. Сейчас ему казалось, что все это было очень давно, словно с тех пор миновали не годы, а века. Думая об этом, он не смог удержаться от печального вздоха.

На этот раз место председателя собрания, которое должно было тщательно расследовать дело Наньгун Сюя, занял Цзян Си. По темпераменту и манере поведения этот мужчина в корне отличался от занимавшего это место ранее Наньгун Лю. Прежний председатель вечно расточал улыбки, не любил обижать людей и был вежлив со всеми, невзирая на положение и статус.

А что же Цзян Си?

Как только главы проголосовали и, объявив результат, пригласили его возглавить совет, он без единого слова благодарности с совершенно холодным выражением лица бесцеремонно[5] занял место председателя, ранее принадлежавшее Наньгун Лю.

[5] От переводчика: особенность китайского этикета — прикидываясь скромным, сначала отказаться от предложенных благ, позволяя другим себя уговаривать.

Прежде чем занять этот пост, Наньгун Лю дважды скромно отказался и лишь на третий раз после долгих уговоров «неохотно» уступил, после чего еще почти час безбожно льстил и заискивал, благодаря всех присутствующих за оказанное доверие.

«Премного вам благодарен, милостивые государи, ваша поддержка и помощь нужны мне как воздух. Надеюсь на вашу снисходительность к моим ошибкам и вашу помощь в их исправлении…» — Наньгун Лю так упивался своим красноречием, что слюна летела во все стороны.

Цзян Си же сказал всего три слова:

 

— Буду рад помочь.

Ко всеобщему удивлению, он сказал это так, как будто этот пост с самого начала должен был принадлежать именно ему.

Этот глава Цзян и правда был не просто состоятелен, а невероятно богат, не просто самонадеян, а заносчив без меры, а уж его дурной характер и беспрецедентная наглость давно стали притчей во языцех.

 

Вдруг кое-что припомнив, Сюэ Чжэнъюн тихо прошептал Чу Ваньнину:

— Он ведь раньше принципиально не посещал собрания в Линшане.

Чу Ваньнин, который мало что смыслил в тонкостях дипломатии и политических интригах, лишь чуть нахмурил свои черные брови:

— И что с того?

 

— Я о том, что с тех пор, как Наньгун Лю занял место председателя и Духовная школа Жуфэн была признана духовной школой номер один мира совершенствования, Цзян Си не участвовал ни в одном собрании глав десяти великих духовных школ…

 

Чу Ваньнин какое-то время внимательно смотрел на Цзян Си, прежде чем сказал:

 

— Этот человек слишком честолюбив. Вряд ли такой, как он, допустил бы, чтобы им руководил кто-то вроде этого ничтожества.

Сюэ Чжэнъюн обиженно возразил:

— Так-то я тоже не хотел быть под руководством этого отброса.

Чу Ваньнин холодно улыбнулся:

— Конечно, если уважаемый глава скрепя сердце терпел, это не значит, что он склонил голову.

Пока они разговаривали, к ним подошел юноша в одежде цветов школы Гуюэе. Остановившись у их стола, он вежливо поклонился, после чего на вытянутых руках преподнес обитую парчой шкатулку.

Повернувшись к нему, Сюэ Чжэнъюн удивленно спросил:

— Что это?

Слуга покачал головой и указал пальцем на ухо и рот, давая понять, что он глухонемой и не может ни говорить, ни слышать.

Присмотревшись, Чу Ваньнин понял, что этот человек и правда не похож на обычных учеников школы Гуюэе. Подсказкой стал серебряный обруч в виде змеи на его шее.

 

— Великий мастер Ханьлинь?..

Заметив, что Чу Ваньнин смотрит на его шею, немой слуга кивнул и, поклонившись ему, снова почтительно протянул шкатулку.

На крышке был изображен изысканный герб в виде змеи, разглядев который, Сюэ Чжэнъюн тихо сказал Чу Ваньнину:

 

— Судя по всему, это личный слуга самого мастера Ханьлиня.

С этими словами он оглядел места, занятые представителями Гуюэе, и в самом деле заметил лучшего целителя, аптекаря и мастера ядов своего времени, великого мастера Ханьлиня, в миру известного как Хуа Бинань[6]. На голове великого мастера была шляпа с вуалью, скрывавшая лицо так, что была видна только пара глаз, спокойно наблюдавших за ними.

[6] 华碧楠 huá bìnán “яркая/прекрасная/узорная яшмовая нань”, где 楠 nán нань или нанму — китайский лавр. В прошлом древесина этого дерева была настолько ценной, что только королевские семьи могли позволить себе вещи из нее. Особенно ценится в наполовину окаменевшем состоянии, тогда ее называют 烏木 wumu, или «черное (эбеновое) дерево». В текущий момент цена “черного дерева” на рынке превышает 10 000 долларов за кубометр.

Автору есть, что сказать: 

вчера многие ваши вопросы в разделе комментариев остались без ответа, потому что с 9.00 до 16.00 выложенная глава была заблокирована. Прошу прощения, чмок…

Зарисовка «Блокировка».

Псина 2.0: — Почему вчера заблокировали 185-ю главу? Из-за поцелуя в губы?

Администратор: — Нет, потому что ты пощупал его за задницу.

Псина 2.0: — ….Посмотри на меня, я сама скромность! Дай срок, вот перекинусь в 0.5 и приду к тебе в сеть в этом модусе. Обещаю, что приложу все силы, чтобы не забить тебя до смерти.

Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, Lapsa1

< Глава 185 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 187 >

Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 181-190

Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot

Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и  пример как это сделать

Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).