Глава 183. Учитель, я бросил есть острое[1]
[1] 戒辣 jièlà цзела — воздерживаться от острого/секса/ярости, где 戒 jiè цзе — остерегаться; дать обет воздержания; отказаться от; 辣 là ла — острое/пряное; порок/секс; ярость/гнев.
Вокруг не было ни души. Мо Жань затолкнул Чу Ваньнина в переулок за залом Мэнпо, который оказался таким узким, что после того, как туда вошел Мо Жань, места почти не осталось.
Все еще державший в руке персик Чу Ваньнин удивленно уставился на него.
Видимо, длительное воздержание сложно давалось молодому мужчине в полном расцвете сил, и в конце концов самоконтроль Мо Жаня дал трещину. Его дыхание участилось, грудь часто вздымалась, ярко блестевшие черные глаза не отрываясь смотрели на Чу Ваньнина. Внезапно он протянул руки, чтобы обнять его.
— Мой персик!.. — вскрикнул Чу Ваньнин.
Но было слишком поздно стенать. Свежий, сочащийся сладким соком плод уже упал на землю и, ударившись о стену, остался лежать неподалеку от них.
— Учитель, — полное томления и неудовлетворенного желания горячее дыхание опалило ухо Чу Ваньнина. Мо Жаню пока еще удавалось держать себя в рамках допустимого, и хотя его голос был опален страстью, больше никаких действий он не предпринимал.
Удерживая Чу Ваньнина в кольце своих рук, он глухо прошептал:
— Я больше не могу это терпеть.
Чу Ваньнин широко открыл глаза:
— Что случилось, у тебя что-то болит?
Услышав его вопрос, Мо Жань поначалу замер от изумления, а потом рассмеялся в голос. Он перехватил руку Чу Ваньнина, которой тот пытался потрогать его лоб, и, приложив к губам, нежно поцеловал.
Не на шутку встревоженный Чу Ваньнин нахмурил брови и строго сказал:
— Если ты плохо себя чувствуешь, я отведу тебя к старейшине Таньлану.
— Не нужен мне этот прокисший зимний разносол, — беспомощно пробормотал Мо Жань, — мне бы свежей капусткой похрустеть.
Только тут Чу Ваньнин сообразил, в чем дело. Изменившись в лице, он попытался скрыть смущение за вспышкой гнева:
— Кого ты капустой назвал?
Мо Жань рассмеялся:
— Виноват, исправлюсь.
Замолчав, он уставился на Чу Ваньнина влажными черными глазами.
— Но, Учитель, я так скучаю по тебе.
Он обнимал его так нежно и смотрел так ласково, что гнев Чу Ваньнина из-за глупого «капустного» прозвища вмиг улетучился и на его месте осталось лишь смущение, осевшее нежным розовым румянцем на кончиках его ушей. Неловкая пауза затягивалась, и Чу Ваньнин пробормотал:
— ...Мы ведь только что ели за одним столом.
— Это не в счет.
— ...
— Учитель, я просто хочу побыть с тобой хотя бы еще чуть-чуть. Каждый раз, когда ты заканчиваешь есть, то сразу уходишь. А когда мы с тобой среди этой толпы людей, я даже не могу прикоснуться к тебе… — в голосе мужчины явно прозвучали нотки обиды. — Останься со мной подольше, не возвращайся домой прямо сейчас.
Щеки Чу Ваньнина вспыхнули от возбуждения. Сердце словно взбесилось, пытаясь вырваться из груди. Исходящие от тела Мо Жаня жар, страстная жажда и нетерпение оказались настолько заразительными, что даже когда он вжался в него всем телом, Чу Ваньнин не смог выдавить ни слова возражения.
Мо Жань пробормотал:
— Учитель, просто позволь мне пообнимать тебя вот так еще немного...
На Пике Сышэн им и правда оказалось очень сложно уединиться, и особенно очевидной эта проблема стала именно сейчас, когда в орден все чаще наведывались посланники различных духовных школ с предложениями о заключении союза. Сюэ Чжэнъюн постоянно утаскивал Чу Ваньнина посовещаться, поэтому времени на личные встречи становилось все меньше.
Во время еды они не могли сесть слишком близко друг к другу. Всегда приходилось помнить о толкущихся вокруг зорких учениках, которые из-за малейшей неосторожности могли заподозрить что-то неладное. Вот так и вышло, что после возвращения на Пик Сышэн им редко удавалось даже просто подержаться за руки.
Неудивительно, что после столь длительного воздержания Мо Жань не выдержал.
С наступлением темноты все больше и больше людей выходило из Зала Мэнпо. Несколько непоседливых учениц, проходя мимо переулка, натолкнулись на выращенную старейшиной Сюаньцзи огненную крысу. Крысеныш с огоньком на кончике хвоста воинственно запищал, вызвав шквал визга и смеха. От такой суеты Чу Ваньнину стало не по себе, и он оттолкнул Мо Жаня:
— Выходи!
— Еще немножечко...
— Сейчас опять кто-нибудь придет, выходи.
В конце концов, Чу Ваньнин всегда был человеком сдержанным и скромным. Даже если Мо Жаню удалось разбудить в нем желание, он все равно не терял голову от внезапно нахлынувшей страсти. Мо Жань тяжело вздохнул и, хотя ему этого совсем не хотелось, разжал руки. Чу Ваньнин тут же покинул погруженный в темноту узкий переулок, после чего выжидательно оглянулся на него.
— Почему ты все еще не вышел?
Пытаясь скрыть неловкость, Мо Жань смущенно кашлянул и предложил:
— Учитель, иди вперед, а я тут еще немного постою.
Озадаченный Чу Ваньнин собирался еще что-то сказать, но тут его взгляд скользнул по лицу Мо Жаня. Кожа цвета спелой пшеницы, казалось, слегка покраснела, а яркие черные глаза лихорадочно мерцали, словно звезды в ясную лунную ночь.
Старейшина Юйхэн начал догадываться, в чем тут может быть дело, и непроизвольно посмотрел вниз. В тот момент, когда Чу Ваньнин своими глазами увидел изменения определенной части тела Мо Вэйюя, он почувствовал себя так, словно его покусали ядовитые насекомые. От прилива крови к голове у него загудело в ушах, а сам он покраснел до кончиков волос.
— Ты... ты просто… — Так и не закончив предложение, он сердито тряхнул рукавами и с самым мрачным видом ринулся прочь.
С того случая прошло десять дней. Хотя Мо Жань по-прежнему держал в клетке своего внутреннего волка, каким бы ласковым и послушным он ни казался, страстный огонь в его крови разгорался все сильнее и от надвигающейся бури было уже не спрятаться за потрескавшимися стенами уважения и воздержания. Каждое утро и каждый вечер он смотрел на восседающего на высоком помосте старейшину Юйхэна, и страстное желание в его глазах было уже невозможно скрывать. Хуже того, с каждым днем его жажда становилась все более явной и очевидной.
Когда ты одержим кем-то, то как ни старайся скрыть свою любовь, все равно не сможешь этого сделать.
Время от времени Сюэ Мэн случайно замечал странные взгляды, которые Мо Жань бросал на учителя во время их совместных занятий. В такие моменты он в шоке смотрел сначала на него, а потом на Чу Ваньнина, но, так как в своем нежелании видеть некоторые вещи юный феникс был упрямее осла, он даже представить не мог, на какую кривую дорожку ступил его брат. Чем больше он смотрел, тем меньше понимал, что за странный огонь горел в глазах этого сукина сына.
Подсознательно Сюэ Мэн чувствовал душевный дискомфорт, но не мог понять, в чем его причина.
Однажды во время утренних занятий Сюэ Мэн воспользовался тем, что вокруг никого нет, и, понизив голос, обратился к Мо Жаню:
— Эй, я хочу спросить тебя кое о чем.
— И о чем же?
— Учитель ведь болен?
Мо Жань испугался не на шутку:
— Почему ты это говоришь? Что с Учителем? Почему я ничего не знаю?
— Ты не знаешь? — Озадаченный Сюэ Мэн потер подбородок. — Странно. Тогда почему в последнее время ты постоянно пристально смотришь на него и бесконечно окружаешь такой заботой?
— ...
После его слов Мо Жань прочистил горло и, опустив взгляд, пробормотал:
— О чем ты только думаешь. Не наговаривай на Учителя.
— Я не наговариваю, — помолчав, обиженно пробормотал совсем растерявшийся Сюэ Мэн, — тогда чего ты на него так пялишься?
— Ты что-то не то увидел.
— Я не слепой[2].
[2] 瞎 xiā ся — слепой, косоглазый; бестолковый; тупой.
— Ты слепой.
— Я слепой? Тогда ты псина!
Два здоровяка, которым давно перевалило за двадцать, ссорились, как малые дети. Сидевший на платформе Чу Ваньнин, услышав, что они опять лаются, бросил на них самый что ни на есть ледяной взгляд. Оба возмутителя спокойствия тут же послушно замолчали и, опустив головы, продолжили переписывать названия лекарственных трав, но под столом их локти втайне продолжили борьбу. В какой-то момент Мо Жань вдруг ослабил нажим и без предупреждения убрал руку.
Сюэ Мэн, который бросил все силы на то, чтобы перебороть Мо Жаня, вместе с опорой в виде чужого локтя потерял равновесие и с грохотом повалился прямо на него.
Довольный Мо Жань ударил по колену и радостно хохотнул:
— Ха-ха-ха-ха!
Сюэ Мэн так разъярился, что забыл, где находится, и в царящей вокруг умиротворяющей тишине раздался его громкий вопль:
— Ах ты наглец бесстыжий! Специально позоришь меня!
— Мо Вэйюй! Сюэ Цзымин! — увидев, что его собственные ученики в очередной раз ударили в грязь лицом, Чу Ваньнин рассердился. Подняв на них ледяной взгляд глаз феникса, он нахмурил брови и тихо сказал:
— Хотите подраться — выйдите вон! Не мешайте людям заниматься.
Мо Жань сразу же с самым серьезным и покорным видом ответил:
— Да, Учитель.
Сюэ Мэн с большой неохотой попытался успокоиться, но все еще испытывал злость и чувствовал себя униженным из-за этого нелепого падения. Подумав немного, он оторвал небольшой кусок бумаги и, написав на нем несколько слов, скомкал и бросил его в Мо Жаня.
Шух!
Он никак не думал, что бумажный комок пролетит над головой адресата и упадет между страницами чужой книги, где его и подберет изящная белая рука. Ши Мэй озадаченно развернул смятую записку и прочитал написанные на ней слова:
«Ты ведь не просто так пялишься на него! Тебе точно от него что-то нужно! Ты хочешь, чтобы учитель передал тебе свою секретную технику!»
Снизу была нарисована перечеркнутая черным крестом собака.
Ши Мэй: — ...
После утренних занятий Чу Ваньнина нашел Сюэ Чжэнъюн, сообщивший, что, раз уж Пламя Бедствия выжгло земли Линьи и там нельзя будет жить как минимум лет пять, спасенных беженцев необходимо разместить по селениям, находящимся под защитой Пика Сышэн.
— Людей, которых мы привезли с собой, уже расселили в городе Учан, поселке Фэнхэ[3] и деревне Байшуй[4]. Как и тех, которых спасли вы с Мо Жанем, — сказал Сюэ Чжэнъюн. — Вот только в Учане все они не поместятся, так что, думаю, лучше отвезти половину вновь прибывших в деревню Юйлян, где как раз не хватает молодежи.
[3] 白水 báishuǐ байшуй «чистая вода».
[4] 丰禾 fēnghé фэнхэ «обильный колос».
— Да, думаю, Юйлян — хорошее место для того, чтобы начать новую жизнь, — согласился Чу Ваньнин.
Сюэ Чжэнъюн кивнул:
— Хотя Юйлян находится совсем рядом, лучше вам выехать пораньше. Нужно организовать переселение множества людей. Мэн-эр не уверен, что имеющихся там запасов риса, масла, соли и дров хватит, чтобы обеспечить всех беженцев. Я попрошу Ши Мэя отправиться с вами, чтобы оказать посильную помощь.
— ...Ладно, — ответил Чу Ваньнин.
Для жителей деревни Юйлян Чу Ваньнин и Мо Жань были старыми знакомыми. Староста деревни узнал об их прибытии за два дня из сообщения Сюэ Чжэнъюна, поэтому уже с самого утра ждал у ворот появления бессмертных господ с Пика Сышэн. Была там и Лин-эр, которая за это время расцвела и стала еще краше. Увидев Мо Жаня, она поспешила радушно приветствовать его.
Мо Жань даже немного растерялся от такой теплой встречи, но быстро пришел себя и с улыбкой спросил:
— Барышня не отправилась искать счастья в Верхнее Царство?
— Нет, к счастью, я не поехала туда. Если бы тогда я отправилась в Линьи, то, боюсь, лишилась бы даже жизни. — Лин-эр со страхом похлопала себя по своей привлекающей мужские взгляды полной груди. — В эти неспокойные времена лучше уж остаться в Нижнем Царстве. Учитывая, что творится в мире, деревенская жизнь с каждым днем становится все привлекательнее... Раньше мы все так хотели попасть в Верхнее Царство, а теперь вот видим, как люди оттуда переселяются к нам. Никогда такого не было. Никогда!
— Так и есть, — услышав слова девушки, кто-то из местных жителей решил поддержать ее, — все течет, все меняется[5]. С нашим главой Сюэ, кто знает, может, через десять или двадцать лет люди из Верхнего Царства будут мечтать переехать сюда?
[5] 山不转水转 shān bù zhuàn shu zhuàn шань бу чжуань шуй чжуань «нельзя повернуть гору, но реку повернуть можно» — только гору нельзя повернуть; все в мире меняется.
Ши Мэй тихо сказал:
— Нижнее Царство страдает уже сотню лет, но у любой реки есть другой берег и не существует бескрайнего моря, так что пришло время им терпеть лишения, а нам — пожить хорошей жизнью.
Во время разговора он раздавал местным жителям переданную госпожой Ван травяную мазь. Приглядевшись, Мо Жань обнаружил на пломбе змеиный герб ордена Гуюэе и не смог сдержать изумленный возглас:
— Это же... лекарственная мазь, сделанная руками самого Великого Мастера Ханьлиня?
— Да, ее прислал глава Цзян несколько дней назад.
Услышав их, Чу Ваньнин сказал:
— В отличие от Дворца Хохуан, Цзян Си прислал по-настоящему полезные вещи. В этих землях слишком много злых духов, демонов и прочей нечисти, поэтому наш глава не мог отказаться от такого щедрого дара и с благодарностью принял его.
— Вот оно что... — пробормотал Мо Жань. — Но присылать целебные эликсиры, созданные руками самого Мастера Ханьлиня, для лечения простых смертных — как-то слишком уж щедро. Эх!...
В воздухе так и осталась висеть не сказанная им фраза: «Эх, этот Цзян Си и в самом деле невероятно богат».
Когда-то на аукционе в Палате Сюаньюань Чу Ваньнин купил несколько флаконов Ароматной росы Тапира за два с половиной миллиона золотых, а теперь Цзян Си щедрым взмахом руки взял и отправил им в дар целый обоз не менее драгоценных снадобий.
Расстроенный Мо Жань сунул мазь в карман и мысленно вздохнул: «Раз уж духовной школе Жуфэн в самом деле пришел конец, ее место уж точно займет не Пик Сышэн, а орден Гуюэе. Потребуется не меньше сотни лет, чтобы Нижнее Царство смогло хотя бы приблизиться к лидирующему положению в мире совершенствования».
После дня напряженной работы запасы провизии и одежды для беженцев из Линьи были распределены по пустующим домам, а сами дома — подготовлены к заселению. Закончив с уборкой, учитель и его ученики собрались отправиться в обратный путь, но староста настоял на том, чтобы они остались на ужин. Не желая обидеть этих простых людей отказом, заклинатели последовали за стариком в храм предков[6] деревни Юйлян.
[6] 宗祠 zōngcí цзунцы [родовой] храм предков — место, где хранятся мемориальные доски умерших предков семьи, проводятся различные семейные церемонии или решаются семейные дела.
В этом храме местные жители собирались для празднования больших событий, например, на традиционный ужин в канун Нового года и большое представление на Фестиваль Фонарей. В этот день, чтобы радушно принять вынужденных переселенцев из Верхнего Царства, они расставили более тридцати банкетных столов, зарезали быка и с десяток овец, а также приготовили много риса и лапши.
Староста деревни с прошлого раза запомнил, что Чу Ваньнин не ест острую пищу, и специально для него подготовил постный стол, предложив сесть за него всем, кто не привык есть пряные блюда.
В основном это были те беженцы, которых Мо Жань и Чу Ваньнин спасли из Пламени Бедствия. Они уже успели познакомиться с холодным темпераментом Бессмертного Бэйдоу, поэтому, сидя с ним рядом, чувствовали себя не в своей тарелке. Из вежливости люди не могли пересесть в другое место, и в то время как за другими столами деревенские жители весело болтали и пили, за их столом воцарилась напряженная атмосфера всеобщей неловкости, когда все просто ели, боясь проронить лишнее слово.
Мо Жань, который прекрасно готовил, подрядился помогать на кухне и вышел в общий зал, только когда последнее блюдо было подано. Медовая кожа блестела от пота, глаза ярко сияли, а точеный профиль и молодецкая стать не могла не привлечь внимание женщин всех возрастов.
— Готовы манты с бульоном внутри[7]!.. — громко объявила дородная женщина, в руках которой была большая бамбуковая решетка для варки на пару. — На каждый стол по двенадцать штук: шесть с парным мясом и шесть с грибами шиитаке и мясом! Ешьте, пока горячие!
[7] 灌汤包子 guàntāng bāozǐ гуаньтан баоцзы «баоцзы с бульоном внутри» — напоминают манты или большие пельмени с начинкой, которые варятся на пару.
Улыбающийся Мо Жань принялся помогать женщине разносить манты по столам.
— Спасибо, бессмертный Мо!
— Спасибо, бессмертный!
Малыш, который был хорошо знаком с Мо Жанем, громко закричал:
— Спасибо, братец Вэйюй!
Лин-эр внимательно наблюдала за каждым движением Мо Жаня, не в силах отвести от него горящего желанием взгляда. Хотя она уже знала, что не нравится ему и ей никак его не получить, но все равно не могла перестать глазеть...
Ох, ну и ладно, ничего страшного нет, если она просто на него посмотрит.
— Спасибо, бессмертный Мо, — томно шевеля алыми губами, самым что ни на есть нежным голоском поблагодарила она, когда мужчина подошел к ее столу.
В ответ Мо Жань одарил ее искренней улыбкой, в которой не было и намека на интерес. Ослепленная и обезоруженная Лин-эр, которая изначально просто хотела привлечь к себе внимание этого красавца, сама оказалась смущена и поспешно опустила голову.
В итоге необслуженными остались два стола: за одним из них сидел Чу Ваньнин, а за другим — Ши Мэй, которые из-за разных пристрастий сели порознь. Сначала Мо Жань обслужил стол Чу Ваньнина. Увидев его, Учитель нахмурился и сделал ему выговор:
— Хватит уже хлопотать, еда стынет.
Когда он подошел к столу Ши Мэя, тот с улыбкой сказал:
— А-Жань, ты просто мастер на все руки, спасибо.
— Ха-ха, могло быть и лучше, к тому же я просто помогал тетушке.
После этих слов Мо Жань повернулся, чтобы уйти. Ши Мэй решил, что он хочет сходить за тарелкой для себя, поэтому подвинулся, освобождая ему место на скамейке, и предложил:
— Садись здесь. Я уже заказал еще одну чашку с мантами специально для тебя.
Сначала Мо Жань остолбенел от неожиданности, потом неловко почесал затылок и с улыбкой сказал:
— Я хочу сесть за стол Учителя.
— ...С каких пор ты перестал есть острую пищу? Там ведь сидят только те, кто не ест острое.
— Я бросил, — сказал Мо Жань.
Ши Мэй какое-то время молчал. На мгновение его взгляд опасно потемнел, но почти сразу он вновь широко улыбнулся и со смехом произнес:
— Я, конечно, слышал о людях, которые бросали пить и курить, но еще никогда не слышал, чтобы кто-то бросил есть острый перец.
— Не стоит сравнивать это с курением. Если долго не есть такую пищу, то потом не так уж и хочется. — Махнув рукой, Мо Жань снова направился на кухню, с улыбкой напутствовав: — А ты давай ешь манты, а то бульон остынет и будет не так вкусно.
Автору есть что сказать:
Мо Жань: — Я собираюсь бросить есть острое.
Чу Ваньнин: — Зачем самому себе создавать проблемы?
Ши Мэймэй: — Ты не сможешь бросить есть острое. Это как научить Учителя есть полезные сладости, учитывая его дурное пристрастие к сладким извращениям[8].
[8] 变态甜 biàntài tián бяньтай тянь «сладкие извращения».
Сюэ Мэнмэн: — Вот не понимаю я вас, гомосеков! Хотите встречаться — зеленый свет! Но зачем вы вовлекаете в свои извращенские игры мой любимый перчик?
Перчик: — Уа-а-а! *безутешно рыдает*
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira
< Глава 182 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 184 >
Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 181-190
Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot
Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и пример как это сделать
Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).
Комментарии
Отправить комментарий