Как усталые птицы вечером возвращаются в свои гнезда, так ученики Пика Сышэн, закончив дневные занятия, потянулись в направлении Зала Мэнпо. Только Мо Жань не спешил уходить и, стоя рядом с деревянным манекеном для оттачивания ударов, как будто кого-то ждал.
За последние годы напряжение в отношениях между ним и Сюэ Мэном заметно ослабло, в особенности после того, как Мо Жань прислал ему найденный в Линши духовный камень высшего качества, который Сюэ Мэн инкрустировал в рукоять Лунчэна. С того времени неприязнь между братьями поутихла, поэтому Мо Жань не удивился, когда Сюэ Мэн не ушел, а, обернувшись, спросил его:
— Есть пойдешь?
— Приду чуть позже.
Подняв глаза, он увидел, что, заслоняя Сюэ Мэна, перед ним стоял Ши Мэй. Лучи заходящего солнца оттеняли его лоснящуюся от пота белоснежную кожу[1] и несравненную красоту. Поправив выбившуюся прядь на виске, он пригладил волосы и спросил:
[1] 肤如凝脂 fūrú níngzhī фужу нинчжи «кожа [бела] как застывший жир» — обр. о лоснящейся, мягкой и блестящей коже.
— А-Жань, ты ведь Учителя ждешь?
— Ага.
Только вернувшись на Пик, Мо Жань с самого утра отправился на показательные выступления, так и не встретившись с ним. Они не виделись со времени той битвы, когда рука об руку с Сюэ Мэном Мо Жань закрыл новый Небесный Разлом, но уже тогда было ясно, что ростом Ши Мэй вскоре превзойдет Сюэ Мэна.
Однако теперь, когда они оба стояли перед ним в лучах закатного солнца, Мо Жань почему-то чувствовал себя немного неловко. Разумеется, он не считал, что Ши Мэй подурнел, вот только...
Ему было сложно сформулировать свои чувства. В прошлом он привык видеть Ши Мэя хрупким, скрытым за спиной более высокого и массивного Сюэ Мэна, и не ожидал, что сейчас все перевернется с ног на голову.
Наконец Мо Жань с улыбкой сказал Ши Мэю:
— Вчера я пропустил званый ужин и думаю искупить свою вину, составив компанию Учителю. Хочу пригласить его вместе спуститься с горы, чтобы поужинать, поэтому в Зал Мэнпо не пойду. Если хотите, можете пойти вместе с нами.
Сюэ Мэн и Ши Мэй не имели привычки есть вместе с Чу Ваньнином, поэтому, переглянувшись, ушли. Не зная, чем заняться, Мо Жань, оглядевшись по сторонам, присел на корточки на большом валуне из голубого известняка и, сорвав травинку щетинника*, принялся забавляться с ней в ожидании, пока Чу Ваньнин спустится.
Когда последние лучи заката окрасили небо ярким багрянцем и народившийся месяц высунулся из-за пурпурных облаков, из бамбуковой рощи, через которую проходила тропинка, ведущая с Южной горы, не спеша вышел человек. Он успел переодеться в новые белые одежды и теперь в руках нес сверток. Увидев Мо Жаня, Чу Ваньнин замер, и всего на мгновение на его лице появилось смущенное выражение.
— Я как раз собирался найти тебя… а ты здесь.
— Я ждал Учителя, чтобы поесть, — спрыгнув с камня, сказал Мо Жань, продолжая крутить в руках травинку[2] и сияя улыбкой. — В Учане открылась новая таверна, в которой работает один из самых известных поваров Верхнего Царства, прославившийся своими неповторимыми десертами. Я хотел бы пригласить Учителя отведать эту новинку.
[2] 狗尾巴草 gǒu wěibā cǎo гоу вэйба цао — щетинник зеленый (лат. Setaria viridis (L.) Beauv); можно перевести как «травинка собачий хвост», так как 狗尾 gǒuwěi гоувэй переводится как «собачий хвост». От переводчика: здесь, благодаря игре слов, собачьим хвостом крутит Мо Жань.
Чу Ваньнин смерил его невыразительным взглядом с головы до ног и с прохладцей спросил:
— Значит, вырос и разбогател?
Мо Жань улыбнулся еще шире и ничего не ответил.
Чу Ваньнин хмыкнул и бросил ему тканевый сверток, который держал в руках. Поймав его, Мо Жань спросил:
— Что это?
— Твоя одежда, — ответил Чу Ваньнин, проходя мимо него.
Мо Жань догнал его и пошел плечом к плечу с ним.
— Эти вещи сделаны из неплохой ткани, — со смехом сказал он, — она легкая, но теплая. Если Учителю понравилась моя одежда, я могу попросить ушить ее, хотя так тоже хорошо...
— Я не ношу чужие вещи.
Мо Жань немного растерялся, но тут же попытался сгладить неловкость:
— Я не в этом смысле, я правда… просто сегодня утром увидел Учителя в этой одежде и подумал, что она вам нравится… Я не думал обидеть вас. Давайте я пойду к тому портному, который пошил мой наряд, и закажу новую одежду для вас.
— А ты знаешь, какой размер одежды я ношу? – спросил Чу Ваньнин.
Мо Жань подумал: как бы он мог этого не знать?
Его руки множество раз смыкались вокруг талии Чу Ваньнина в крепком объятии. Если Чу Ваньнин вставал на цыпочки, то его подбородок упирался точно Мо Жаню в плечо, и, когда они сплетались в порыве страсти, не раз Чу Ваньнин, не в силах сдержаться, кусал его, оставляя под ключицей отпечаток острых зубов, не сходивший потом несколько дней.
Как мог он не знать длину ног Чу Ваньнина. Он на себе опробовал их силу в рукопашном бою, но какими слабыми они были, когда беспомощно обвивались вокруг его талии. Тогда эти длинные стройные голени дрожали, а округлые пальцы на ступнях судорожно подгибались…
Как он мог не знать, насколько широкие плечи у Чу Ваньнина и насколько упруги его округлые ягодицы…
Как назло, девственный духовно и физически Чу Ваньнин даже не представлял, о чем спрашивает. Он полагал, что задал остроумный вопрос, и не мог понять, почему его образцовый ученик Мо Вэйюй вдруг так смутился.
Чу Ваньнин раздраженно взмахнул рукавом:
— Не зная этого, как ты собирался раскроить мне одежду?
— …
Мо Жань не нашел слов для оправдания.
Не мог же он признаться, что знает. Что даже когда месил тесто для шариков, не мог не думать о стройном и сильном теле Чу Ваньнина, окутанном туманом купальни Мяоинь. Подтянутое и красивое, оно было точно таким, как он запечатлел его в своей памяти.
Грязные мысли, как дикие кони, уносились все дальше. Мо Жань подумал о бледных тонких губах. Когда он вынуждал эти губы обхватывать его член, Чу Ваньнин всегда очень страдал. Этот рот не мог принять его до конца, из-за настойчивых толчков его глотка судорожно сжималась и все тело содрогалось от рвотных спазмов.
Мо Жань закрыл глаза и сглотнул, про себя проклиная своего внутреннего зверя.
Ты должен уважать, почитать и беречь его. Отбрось эти пошлые мысли, даже не смей мечтать о таком.
Почитай его… уважай его...
Мо Жань резко выдохнул, подавляя вспыхнувшее плотское желание, но в голове продолжала крутиться мысль о том, что его шарики вышли слишком большими и Учителю будет неудобно, когда он возьмет их в рот. Он переделывал их несколько раз, пока не пришел к идеальному размеру. Зажав между пальцами изящный маленький шарик, Мо Жань опять подумал о тонких губах Чу Ваньнина, представил, как теплый и нежный рот обволакивает это клейкое тесто...
Кончик языка нежно гладит вязкую сладость, каждым движением разжигая чувственное пламя, вытаскивая на поверхность все чувства и желания[3] Мо Жаня.
[3] 七情六欲 qīqíng liùyù цицин лююй «семь чувств и шесть страстей» — весь спектр человеческих эмоций, где七情qīqíng — семь чувств: радость, гнев, печаль, страх, любовь, ненависть и половое влечение; 六欲 liùyù — шесть плотских страстей, порождаемых шестью опорами сознания — индриями 六根 liùgēn: глаз, ухо, нос, язык, тело, разум.
Мо Жань точно знает, какой величины десерт сможет вместить рот Чу Ваньнина, а он еще спрашивает, известен ли ему размер его одежды?
Этот вопрос, как шершавый язычок котенка, нежно лизнул его грудь.
Но Мо Жань не смел думать об этом и дальше, поэтому, покорно склонив голову, сказал:
— Прежде чем заказать одежду, естественно, я собирался просить совета у Учителя.
Чу Ваньнин удивленно взглянул на него:
— Ты простудился?
— Нет!
— А почему голос такой хриплый?
— Я… перенервничал[4].
[4] 上火 shànghuǒ «воспламениться» — плохо себя чувствовать, возбудиться; перенервничать; кит. мед. страдать от избытка внутреннего жара. От переводчика: Мо Жань произнес слова, которые можно, в меру своей испорченности, трактовать как: «я возбудился», «я перенервничал» или «меня лихорадит».
Чу Ваньнин немного растерялся, не зная, что и думать. Быстро отвернувшись, он поджал губы и нахмурился, но покрасневшие кончики ушей выдавали его с головой.
Этот нежный румянец окончательно поблек, только когда они добрались до городка Учан и расположились в отдельной комнате с окном в недавно открывшемся заведении «Башня Чжунцю[5]».
[5] 仲秋 zhòngqiū чжунцю «середина осени» — восьмой месяц (по лунному календарю).
В этот раз Мо Жань очень серьезно отнесся к приглашению Чу Ваньнина на ужин. Хотя прежде он уже звал его разделить трапезу, но это было не от души, а скорее из необходимости быть вежливым. Сейчас его чувства и настрой были совсем иными.
Слуга Башни Чжунцю в первую очередь принес им чайник «Облака и туман гор Лушань», подал тыквенные семечки и арахис, а затем почтительно вручил двум бессмертным с Пика Сышэн два бамбуковых свитка с наименованиями блюд. Приняв их, Мо Жань мило улыбнулся и сказал:
— Спасибо большое.
Чу Ваньнин незаметно взглянул на Мо Жаня.
Прежде за ним не водилось привычки кого-то благодарить хоть за что-то.
— Учитель, можете заказать все, что пожелаете, но очень рекомендую попробовать окуня с кедровыми орешками. Слышал, у него приятный кисло-сладкий вкус, да и выглядит красиво.
Чу Ваньнин еле заметно кивнул головой:
— В таком случае закажи порцию, а остальное на твое усмотрение.
Мо Жань рассмеялся:
— Тогда я закажу все, что придется Учителю по вкусу.
Чу Ваньнин с деланым безразличием спросил:
— А ты знаешь, что я люблю есть?
— …Да, знаю.
Он и в прошлом знал, но все время забывал.
Но больше никогда не забудет.
Он рассматривал бамбуковый свиток, когда вдруг услышал звук шагов. Зазвенел жемчужный занавес, и до них донесся голос слуги:
— Ах, господин бессмертный, сюда, пожалуйста. Те два даоса, которых вы ищете, забронировали отдельную комнату… да-да, напитки еще не подавали.
Белая рука с нежной и гладкой кожей аккуратно отодвинула занавес из зеленых агатовых бусин.
Длинные, мягкие, черные как смоль волосы, яркие губы, ясные глаза и сияющая белозубая улыбка... Невероятно красивый мужчина, державший в руках кувшин вина, вдруг возник на пороге комнаты. Обернувшийся Мо Жань сначала даже опешил от изумления:
— Ши Мэй? Почему ты здесь?
— В Зале Мэнпо я встретил главу Пика. Услышав, что вы спустились с горы, чтобы поесть в новой таверне, он заявил, что, может, блюда здесь и хороши, но вот вино вряд ли имеет нужную выдержку, и решил передать для вас пару бутылок «Белых цветов груши», — сказал Ши Мэй и, сияя улыбкой, потряс большими красными глиняными бутылками, красиво перевязанными бамбуковой пенькой. Послышался звук плещущегося внутри вина. Казалось, еще немного, и терпкий аромат можно будет почувствовать даже через глиняные стенки. — К счастью, я успел вовремя. Если бы вы заказали напитки, то это вино было бы лишним и я зря пришел, — со смехом добавил он.
Чу Ваньнин спросил:
— А что насчет тебя? Успел поесть?
— Я поем, когда вернусь. Зал Мэнпо закроют еще не скоро, так что я успею.
— Ты только пришел, зачем уходить, — Чу Ваньнин был слишком воспитанным человеком, чтобы не предложить, — присоединяйся к нам.
— Э… Боюсь, что А-Жань слишком потратится.
Мо Жань рассмеялся:
— Я не разорюсь, если поставлю к столу еще один стул, — с этими словами он сделал знак слуге принести еще одну пиалу и палочки для еды. Таверна «Башня Чжунцю» действительно оказалась весьма живописным и дорогим местом. В отдельных комнатах для привилегированных клиентов все, включая изящные палочки для еды, было инкрустировано золотом и серебром, поэтому стоило зажечь свечи, и комната вмиг наполнилась яркими бликами.
Ши Мэй сел и до краев налил вино в три кубка из яшмы[6]. Одуряющий аромат вина из грушевых цветов тут же затопил комнату. Мо Жаню этот запах был слишком хорошо знаком. В прошлой жизни он заливал им боль после гибели Ши Мэя, а когда умер Чу Ваньнин, всю ночь пил его, сидя на крыше.
[6] 夜光杯 yèguāngbēi егуанбэй «сияющая в ночи чарка» — кубок из яшмы; винная чарка из нефрита горы Цилянь, после розлива вина приобретает лунно-белый цвет.
Теперь все беды позади, и они оба все еще живы.
Внезапно Мо Жань почувствовал, что такие важные для него в прошлом вещи, как любовь и страсть, без сомнения, хороши, но перестали иметь для него первостепенное значение. Сейчас те два человека, которые больше всех в этом мире заботились о нем, были живы. Он смог заработать достаточно денег, чтобы пригласить их поесть и выпить в хорошем месте. Для счастья ему хватит и этого.
Три чаши вина и парочка блюд сейчас для него были важнее всех завоеваний его прошлой жизни.
— Мы готовы сделать заказ. Одну порцию окуня-айхуа с кедровыми орешками, «львиные головы», фаршированные крабовым мясом, «хрустальные» свиные ножки, окорок копченый с вишней, суп трех свежестей, паровая свинина в рисовом кляре на листе лотоса, и, пожалуйста, все без острых приправ. Второй заказ: одна порция отварной рыбы в остром сычуаньском соусе, острый соевый творог по-сычуаньски, салат из свиного языка и бычьих потрохов с огурцом и перцем, цыпленок с арахисом и перцем чили, и все это с кунжутным маслом и поострее. А в эти блюда соли не жалейте: нефритовые пельмени с креветками, ребрышки и картофель, выпаренные в соевом соусе, сушеный морской гребешок в желудочной сетке и лапа феникса в соусе из черных бобов[7]. А на десерт… — Мо Жань взглянул на Чу Ваньнина и закрыл свиток. — Мы не будем выбирать, просто принесите по порции каждого.
[7] 清炖蟹粉狮子头 qīngdùn xiè fěn shīzitóu циндунь се фэнь шицзытоу — тушеные большие мясные тефтели (обычно из свинины), фаршированные крабовым мясом.
水晶肴肉 shuǐjīng yáo ròu шуйцзин яо жоу — свиные ножки (мясо, типа нашей грудинки) в прозрачном застывшем рассоле/холодце.
三鲜上汤 sān xiān shàng tāng саньсяньшантан «суп трех свежестей» — трехсоставной бульон, включающий свежую рыбу, свежие грибы и мясо.
粽叶粉蒸肉 zòngyè fěnzhēngròu цзунъе фэньчжэнжоу — приготовленные на пару кусочки свинины с рисовой мукой в листьях лотоса.
水煮鱼 shuǐzhǔ yú шуйчжу юй — отварная рыба в остром сычуаньском соусе.
麻婆豆腐 má pó dòufu мапо доофу — острый соевый творог [мапо] по-сычуаньски: соевый творог, жаренный со свиным/говяжьим фаршем и перцем в остром соусе.
夫妻肺片 fūqī fèi piàn фуци фэй пянь — нарезка из свиного языка, холодных бычьих внутренностей, включая легкие и желудок, с огурцом и сычуаньским перцем.
宫保鸡丁gōngbǎo jīdīng гунбао цзидин — цыпленок гунбао; блюдо сычуаньской кухни из мяса цыпленка с арахисом и перцем чили.
瑶柱金钱肚 yáo zhù jīnqián dǔ яо чжу цзиньцянь ду — сушеный морской гребешок (или мясо других моллюсков) в желудочной сетке жвачных животных.
豉汁凤爪 chǐ zhī fèng zhuǎ чи чжи фэн чжао — лапа феникса (куриная лапа) в соусе из черных бобов.
Не поднимая глаз, Чу Ваньнин сказал:
— Съесть все не получится.
Мо Жань ответил:
— Заберем с собой.
— Оно остынет.
— …Разогреем в Зале Мэнпо.
Чу Ваньнин подумал, что Мо Жань ведет себя как мелкий делец, в шахте которого вдруг наткнулись на золотую жилу, и, разбогатев за одну ночь, он теперь сорит деньгами направо и налево, выбрасывая их на ветер. Но сейчас Чу Ваньнин не хотел заниматься воспитанием своего ученика, поэтому он спокойно развернул меню и сделал заказ:
— Принесите порцию рулетиков из бобовой муки, эрпа в листе бамбука[8] и три рисовых шарика со сладкой бобовой пастой. Спасибо.
[8] 份叶儿耙 fènyè erbà фэнье эрпа — пирожные из клейкого риса с начинкой из арахисовой пасты, завернутые в листья бамбука.
Вскоре на стол начали подавать заказ. Ши Мэй любил острую пищу, а Чу Ваньнин нет, поэтому Мо Жань сразу разделял поданные блюда. Очень быстро одна половина стола зазеленела от поданных пресных блюд, другая же заполыхала от еды, щедро сдобренной красным перцем. Когда все было расставлено на столе, подобное контрастное сочетание цветов оказалось на удивление красивым.
— И, наконец, мы рады представить вам коронное блюдо нашего ресторана — окунь-ауха с кедровыми орешками.
Как только блюдо было объявлено, двое слуг внесли поднос с большой и ароматной рыбиной. Обжаренный до золотистой хрустящей корочки окунь весил не менее двух с половиной килограмм и был красиво выложен на огромной тарелке из лазурного фарфора. Рыба была нарезана одинаковыми кусками, полита ярко-красным кисло-сладким соусом и украшена изумрудно-зеленым горошком и кедровыми орешками, мелко нашинкованным юуаньским окороком и хрустальной мякотью креветок. Это впечатляющее зрелище не только ублажало взор, но и возбуждало аппетит.
Чу Ваньнин любил сладкое, а кисло-сладкие блюда вообще были его слабостью. Хотя при виде этого окуня ни один мускул не дрогнул на его лице, но глаза невольно заблестели.
Этот блеск не укрылся от глаз Мо Жаня.
Обслуживающий их слуга окинул изучающим взглядом стол и обнаружил, что со стороны Ши Мэя еще осталось свободное место. Он было хотел подвинуть другие блюда, чтобы расчистить место для рыбы, но другая пара рук оказалась куда проворнее и уже начала переставлять тарелки. Мо Жань передвинул ближе к себе мясные блюда, которые не очень нравились Учителю, а все острое и пряное поставил перед Ши Мэем. Так перед Чу Ваньнином появилось пустое пространство, и Мо Жань с улыбкой сказал:
— Поставьте эту рыбу здесь.
— О, хорошо!
Конечно, слуга был просто счастлив встретить гостя, который решил помочь ему с сервировкой стола. С радостным лицом он забрал блюдо у принесших его людей, водрузил на освободившееся место и, низко поклонившись, вышел.
Мо Жань осуществил эту перестановку естественно и непринужденно, и для стороннего наблюдателя все выглядело лишь как желание помочь обслуге, но Ши Мэй сразу почувствовал за его действиями проявление благосклонности и был очень удивлен увиденным. В его глазах на мгновение свет сменился тенью, но Ши Мэй тут же опустил взгляд, пряча странный блеск во взгляде. Однако даже так он выглядел слегка разочарованным.
Ши Мэй чувствовал, что вернувшийся после пятилетних странствий Мо Жань уже не тот, что прежде. И дело было не только во внешних изменениях, но и в его чувствах по отношению к нему, которые за эти годы, похоже, угасли.
Он ведь тоже любил окуня с кедровыми орешками, так почему это блюдо оказалось так далеко от него? Как Мо Жань мог забыть об этом? Или же…
Или же господин его сердца изменился и с этих пор ничего не будет как раньше?
Ши Мэй никогда не был склонен принижать свои достоинства. Он знал, что и внешностью, и характером превосходил Чу Ваньнина. Во всем мире совершенствующихся вряд ли нашлось бы даже десять людей, которые могли бы в этом сравниться с ним.
Но сейчас в нем зародилось зерно сомнения.
Он знал, что в юности Мо Жань прослыл развратным и ветреным человеком. Со стороны могло показаться, что в человеке для него самое главное — это красивая внешность, но это было не более, чем иллюзией. На самом деле больше всего в мире Мо Жань ценил искренние дружеские чувства.
Если человек давал ему пару медных монет, он возвращал ему тысячу золотых.
Теперь с прежней враждой между ним и Учителем было покончено и эти двое очень хорошо ладили, что не скажешь об их с Ши Мэем отношениях, которые, похоже, стремительно шли ко дну. От этой мысли Ши Мэй почувствовал холодок в сердце. Подняв голову, он из тени внимательно присмотрелся к лицам этих двоих, выхваченных из полумрака огнями свеч.
Один, низко опустив голову, пил вино. Глубокие и темные, как омуты, влажные глаза феникса были чуть прикрыты похожими на мягкие перья, черными как смоль ресницами, на бледном лице застыла маска безразличия и скуки.
Другой, со счастливой улыбкой подперев рукой щеку, не сводил глаз с того, что пил. Словно полная луна, заглянувшая в чашу «Белых цветов груши», в его глазах отражался огонь свечей, как искрящийся на весеннем солнце белый снег, танцевали в них яркие блики, отбрасываемые убранством «Башни Чжунцю». Подрагивающие длинные ресницы рождали легкую рябь на этих бездонных озерах, в которых сейчас, подобно звездам на ночном небе, сияли преданность и любовь. Вот только владелец этих глаз и сам пока не знал об этом.
Ши Мэй был так шокирован увиденным, что отшатнулся и локтем случайно сбил со стола палочки для еды. Когда они с глухим звуком упали на пол, он очнулся от оцепенения и, извинившись, наклонился, чтобы их поднять.
Но под столом его ждало еще одно потрясение.
Безразличные к его внутренним терзаниям палочки для еды упали прямо рядом с сапогом Мо Жаня. Мерцая драгоценной отделкой, теперь они преспокойно лежали и ждали, когда их подберут.
Ши Мэй не привык беспокоить людей по пустякам, поэтому не стал звать слугу и просить его принести еще одни палочки для еды. Кроме того, пережив такое потрясение, даже самодостаточный человек с самым золотым характером вряд ли смог бы смириться с потерей и сохранить самообладание. Довольно часто в таких ситуациях люди действуют импульсивно, не задумываясь о последствиях.
То же можно сказать и о Ши Мэе, который по воле случая получил возможность выяснить, как много чувств в своем сердце Мо Жань оставил для него... Чуть поколебавшись, низко склонив голову, он вытянул белую нежную руку, чтобы поднять палочки, лежащие рядом с ногой Мо Жаня.
Палочки лежали очень близко, и совершенно естественно, что, когда он поднимал их, Ши Мэй тыльной стороной ладони на мгновение прикоснулся к голени Мо Жаня.
Автору есть что сказать:
《Если у меня будет много денег》
Мо Жань: — Читайте в новелле.
Чу Ваньнин: — Такого со мной точно не случится. Материалы для моих механизмов стоят очень дорого, поэтому у меня не может быть много денег.
Е Ванси: — Все преходяще. Мне хватит того, что я имею сейчас. Остальное пожертвую нуждающимся.
Мэй Ханьсюэ: — Куплю ювелирные украшения, чтобы уломать красивую девчонку.
Наньгун Сы: — Думаете, деньги гарантируют счастье? Вы даже не представляете боль такого богатого человека, как я.
Сюэ Мэн: — Если у меня появятся деньги, первое, на что я их потрачу, — оплачу усыпление этой двуличной скотины, что отписалась выше. Я буду счастлив испытать твою боль! Давай, не жмоться, открывай свой сундук!
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, Lapsa1
< Глава 131 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 133 >
Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 131-140
Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot
Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и пример как это сделать
Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).
старина, себастьян пожалуйста
ОтветитьУдалитьШи Мэй...Этот жук навозный... У меня нет слов, он начал сильнее меня раздражать
ОтветитьУдалить