[1] 心火 xīnhuǒ синьхо — ярость.
Все, что хотел сейчас Мо Си — это запинать до смерти этого идиота. Но так как он не мог позволить ему увидеть свое лицо, оставалось только, понизив голос, холодно бросить:
— Убирайся!
— Эй, да как ты смеешь?
Улыбающееся лицо молодого господина Чжоу превратилось в безобразную маску. После секундной заминки он взбеленился:
— Знаешь, кто я?!
— Мне все равно, кто ты. Разве не видишь, что я занят? Убирайся!
Гу Ман не мигая смотрел ему в глаза и, кажется, был совершенно очарован его ролью самодура и деспота. Они были так близко, что под этим прямым и пристальным взглядом Мо Си испытал чувство неловкости.
— Не смотри мне в глаза, — пробормотал он.
Гу Ман послушно опустил ресницы и уставился на бледные искусанные губы.
Мо Си: — …
Молодой господин Чжоу понял, что эти двое все еще поглощены друг другом и совершенно не обращают на него внимания.
— С чего это я должен уйти? Кем ты себя возомнил?! — заорал он, кипя от злости.
Никакой реакции. Оскорбленный таким пренебрежительным отношением, столичный повеса процедил сквозь зубы:
— Ваш старший брат Чжоу хочет, чтобы эта шлюха развлекала его сегодня. Почему бы не понять намек и не уступить мне дорогу? Знаешь откуда я? Из Военного Ведомства!
И опять его проигнорировали. Чжоу решил идти ва-банк.
— Маршал Мо, князь Сихэ — мой приятель! Теперь ты отступишь? Веришь или нет, но, если я пожалуюсь ему, он может тебе и ноги переломать!
Мо Си: — ...
Чжоу был очень пьян, и с каждым словом его язык развязывался все больше:
— А ты, мелкая гадина по фамилии Гу, уже забыл, что говорил в прошлый раз? Мне ты не позволил даже поцеловать себя, однако, как посмотрю, перед этим мужиком готов и ноги раздвинуть. Заливал мне, что твоя душа[2] разбита, а ум неполноценен. Эй! Если ты не в своем уме, откуда такая разборчивость?
[2] 魂魄 хуньпо húnpò — духовная аура человека (его душа), которая локализована в области сердца; по китайской мифологии душа человека состоит из трех разумных душ и семи животных духов и может быть разбита (раздроблена).
Сердце Мо Си пропустило удар.
Его душа… разбита...
Ум неполноценен?...
Он всмотрелся в лицо Гу Мана, и все наконец-то встало на свои места. Это объясняло все те странности, с которыми он столкнулся за этот час.
Шум в ушах становился все сильнее, на какое-то время Мо Си потерял способность не только думать, но и дышать.
— Уверен, что ты просто прикидываешься сумасшедшим, чтобы облегчить себе жизнь! Какой части души тебе не хватает? Что не так у тебя с головой? Ты просто шлюха! Предатель!
Гу Ман нахмурился, создавалось чувство, будто он пытается подобрать слова.
— Не двигайся.
Хотя кровь ревела в ушах Мо Си, он все же смог вовремя вмешаться и взять ситуацию под контроль. Предотвратив попытку Гу Мана заговорить, он закрыл глаза и заставил себя успокоиться.
— Не шевелись...
Их губы были так близко, что каждое слово, сказанное низким голосом Мо Си, теплым потоком вторгалось в рот Гу Мана, нежно лаская приоткрытые губы.
Гу Ман был слишком взбудоражен этим обжигающим жаром и инстинктивно попытался отодвинуться. Но Мо Си был так силен, что одной рукой с легкостью удержал его, вернув в прежнее положение.
— Слушайся меня! — выдохнул он сквозь зубы.
Гу Ман не хотел повиноваться, но и пошевелиться не мог. Ему оставалось только вдыхать тепло этого человека, пропуская его через свое тело, и выдыхать в чужие губы, всем сердцем чувствуя, как их дыхания переплетаются, становясь одним.
Гу Ман продолжал пристально смотреть на Мо Си. А у самого Мо Си от этого взгляда на мгновение закружилась голова. Его кадык судорожно дернулся, в голове опять всплыло это «душа разбита». Мо Си снова смежил веки, усилием воли утихомиривая внутренний пожар. Пришла мысль, что его внезапный напор мог напугать «этого» Гу Мана, поэтому внезапно осипшим голосом он спросил:
— Разве я бил тебя?
— … — Гу Ман удивленно посмотрел на него и покачал головой.
— Он бил тебя?
— … — на этот раз был кивок.
— Тогда слушайся меня и не обращай на него внимания.
Они были так близко, что дышали дыханием друг друга, и это все больше напоминало прелюдию к чему-то большему. Мо Си старательно отвел взгляд, чтобы не видеть этих по-детски наивных кристально чистых глаз:
— Если будешь слушаться меня, я заставлю его убраться.
— … — Гу Ман чуть склонил голову, выражая свое согласие.
Однако все, что видел Чжоу: эти двое все еще обнимаются, совершенно игнорируя его присутствие и оскорбления. Все выглядело так, как будто они только и ждали, когда уйдет этот назойливый посетитель, чтобы наконец предаться постельным утехам. Это уязвляло его самолюбие и бесило до черных точек перед глазами:
— В чем дело, Гу Ман, почему ты все еще не ответил мне? Вечно игнорируешь всех, кто приходит в твою комнату, а тут такое редкое зрелище, ну надо же! Этот парень красив как бог или так хорош в постели, что ты вдруг потек, как сука? А может, вопреки принятым у нас правилам, он дал тебе денег за «труды», чертов предатель?
Шаг за шагом Чжоу приближался к парочке. От его тяжелого дыхания вся комната пропахла перегаром.
— Как ему удалось заставить такую паскуду, как ты, так охотно подставлять свой зад?
После большого количества выпитого многие слова Чжоу звучали не только непристойно, но и бессвязно. Закончив оскорблять Гу Мана, он опять перекинулся на Мо Си:
— Приятель, в конце концов, ты кто такой? Блядь, повернись уже и покажи свое лицо?! Вот смотрю, как ты покрыл эту суку, и сразу ж ясно, что ты здесь не в первый раз, а?
Пьяно пошатываясь, он подошел к Мо Си и потянул его за рукав.
— Сколько раз ты трахал его? Каков на вкус наш маршал Гу? Он горячий спереди и тугой сзади? Хорошо ли он услужил тебе?
Мо Си чувствовал, что еще чуть-чуть — и его просто стошнит. Правой рукой, с минимального разворота, он отвесил наглецу оплеуху, от которой тот шлепнулся на пол. Парень взвыл и схватился за нос, а Мо Си, не дожидаясь, пока этот идиот разглядит его, дал ему пинка. Молодой господин семьи Чжоу пролетел еще пару метров и взбуравил носом пол. После этого испуганный подлец даже не пытался сменить позицию и так и лежал ничком, зажимая разбитый нос рукой.
— Я же велел тебе убираться! — Глаза Мо Си горели гневом, зубы скрипели от злости. — Твою мать, неужели так сложно понять с первого раза?
— Ты посмел ударить меня! Как ты смеешь бить меня?! — взвыл Чжоу. — Ты мятежник! Бунтарь! Оу! Кто ты!? Кто, черт возьми, ты такой!?
— ...
— Я донесу на тебя государю! Нет! Я доложу маршалу Мо! И отцу, и я...
Что-то тяжелое упало на пол.
Молодой господин семьи Чжоу попытался сфокусировать взгляд на вещи, что упала на пол перед ним. Стоило ему рассмотреть что это, как парня бросило в холодный пот и почти весь хмель вмиг выветрился из головы. Лишившись дара речи, он смешно подкинулся и снова упал на пол, пригвожденный черным сапогом.
Мо Си все еще чувствовал себя грязным после всего того дерьма, что только что вылилось изо рта этого человека. Его лицо исказила злая гримаса, когда он процедил:
— Все еще хочешь донести на меня?
— Не буду доносить! Не буду!
— Будешь снова искать его общества?
— Больше не буду! Не буду!
Мо Си пнул его напоследок и убрал ногу:
— Проваливай! Не дай мне увидеть тебя снова!
Чжоу с трудом поднялся на ноги и бросился вон из комнаты, не посмев даже оглянуться.
Мо Си несколько секунд просто стоял на месте, восстанавливая дыхание, затем наклонился, поднял золотой жетон Военного Ведомства Чунхуа и вложил его обратно в специальный чехол, вшитый под рукавом. Только после этого он повернул голову и посмотрел на Гу Мана, который, заложив руки за спину, все так же спокойно стоял у стены и с интересом наблюдал за его действиями.
Теперь, когда опасность миновала, у него появилось время, чтобы задать давно назревшие вопросы, но стоило взгляду упасть на безмятежное лицо Гу Мана, Мо Си почувствовал себя так, словно в его сердце снова вонзили нож.
Какой теперь смысл в расспросах. Лучше уж уйти, а то кто знает, что еще может случиться, если он останется здесь.
В этот момент Гу Ман внезапно нарушил молчание:
— Он боится тебя.
— ...
— Ты тоже его боишься.
Мо Си, чувствуя себя оскорбленным подобным предположением, повернул голову и посмотрел на него:
— С чего мне его бояться?
— Боишься, что он узнает тебя.
— …
Мо Си немного помолчал. Хотя он больше не злился, но лед в его глазах все еще не растаял:
— К тебе это не имеет никакого отношения.
— Значит, он узнал тебя?
— Нет, — голос Мо Си звучал твердо и холодно. Как будто никогда горячее дыхание этого человека не согревало губы Гу Мана.
— Но он видел твой знак...
— Такой жетон есть у каждого значимого чиновника из Военного Ведомства, и он не именной. — Мо Си застегнул застежку на рукаве, и с его губ невольно сорвалось: — У тебя был такой же.
Гу Ман выглядел несколько удивленным:
— У меня?
Этот невинный вопрос задел его за больное. Мо Си больше не желал продолжать этот разговор и просто не мог и не хотел оставаться в этом месте ни минутой больше. Поэтому, толкнув дверь, он ушел, не прощаясь и не оглядываясь.
На улице холодный ночной ветер ударил в разгоряченное лицо. Мо Си пытался унять огонь в своем сердце, но снова и снова терпел неудачу.
«Душа разбита... Не в своем уме… Ха-ха-ха… Не в своем уме?!»
Порыв холодного ветра ударил в лицо. Покрасневшие уголки глаз резануло, как ножом.
Он так долго хотел поставить точку в их отношениях, но в конце концов все, что он получил, — это подвешенное в бесконечности многоточие.
Кто это сделал? Кто сделал это с ним?!
Страна Ляо? Мужун Лянь? Или в конечном итоге Гу Ман не смог вынести унижение и сам выбрал забвение? Чем больше он думал об этом, тем более разбитым себя чувствовал. В итоге печаль захватила его сердце и душу.
Умственно неполноценный...
Почему так болит сердце? Правда в том, что когда-то Гу Ман подарил ему дружбу и искупление, не прося ничего взамен. Мо Си сделал все, чтобы вернуть этот долг. Он практически положил свою жизнь, чтобы вернуть его на верный путь!
Что еще он должен ему? За что испытывает вину? Была ли душа Гу Мана повреждена или нет, сошел ли он с ума или нет — какое это теперь имеет отношение к нему?
Посреди пустой улицы в непроглядной темноте Мо Си замер как вкопанный. Он снова и снова пытался выровнять дыхание, делая глубокие и медленные вдохи.
Годы одержимости одним человеком кончились ничем. Внутри осталась только пустота.
Он больше не мог контролировать дрожь тела. Внезапно в его ладони вспыхнул огненный шар. Собрав весь свой гнев, Мо Си вложил его в огонь и с силой швырнул огненный шар в реку. С громким ревом огонь встретился с водой и с шипением превратился в облако синего дыма[3].
[3] 青烟 qīngyān цинъянь — синий дым; дьявольский/призрачный/магический дым.
Гу Ман подвел его.
Только Небесам ведомо, как сильно он хотел услышать от Гу Мана: «В прошлом я отрекся от тебя, оставил, предал, обманул... Но я искренне сожалею об этом. Я все еще волнуюсь за тебя».
Но теперь он не может мечтать даже об этой малости. В конце концов все, что ему осталось — это умственно неполноценный идиот, который даже не помнит его имя?! Почему?!
В отчаянии он закрыл глаза. Столько лет Мо Си жил с твердой уверенностью, что смог избавиться от своей одержимости этим человеком, но, как оказалось, все это время он обманывал себя.
Гу Ман все еще был слишком важен для него.
Именно с этим мужчиной многое в его жизни случилось в первый раз. Первый раз, когда он усмирил демона, первый раз, когда он открыл кому-то душу, первый раз, когда сражался с кем-то плечом к плечу...
В тот год, когда ему исполнилось двадцать и он наконец стал совершеннолетним, в ту самую ночь, возможно, он выпил слишком много вина, но, скорее всего, вино тут было ни при чем...
И он сделал это с Гу Маном в первый раз.
Мо Си все еще помнил, как он смотрел на него тогда. Гу Ман всегда очень заботился о сохранении лица, особенно когда речь шла о его славе покорителя женских сердец. Несмотря на то, что уголки его глаз стали влажными от слез, а губы распухли от поцелуев, он все еще дерзко хвалился своими любовными похождениями.
«Годами путешествуя по цветочным полям, я познал аромат десяти тысяч цветов! Разделить с тобой постель — такой пустяк! Мы оба мужчины, так что стесняться? Давай просто хорошо проведем время вместе. Ну же, ну же, давай уже, приступай! Или ждешь, пока братишка Гу Ман покажет тебе, как правильно вставлять?»
Но Гу Ману не стоило дразнить Мо Си, который уже почти потерял разум от желания.
В его сердце вспыхнуло пламя страсти, в котором быстро сгорели все запреты, налагаемые дружбой и воспитанием. В глубине души Мо Си точно знал, что выбрал этого человека для своего первого раза вовсе не потому, что они оба много выпили сегодня.
Хотя его молодое тело горело от похоти, но сердцем управляла самая глубокая и искренняя любовь, которую он больше не мог скрывать.
Но Гу Ман в то время ничего не понимал и только любой ценой хотел спасти свою репутацию великого соблазнителя. Поэтому он нес эту ахинею и своими собственными руками уничтожил остатки самоконтроля Мо Си.
В итоге, не в силах справиться с его напором, уже через несколько минут Гу Ман елозил по подушкам, тряс головой и, задыхаясь от слез, умолял Мо Си двигаться чуть медленнее и не так сильно. Позднее, судорожно хватая воздух, он признался, что обманул Мо Си, когда хвастался, что у него большой опыт однополой любви. Хотя он и побывал в постели многих дам, но сам никогда не спал с мужчиной, и, черт возьми, он и не знал, что это так больно.
Но, несмотря на его признания, откровения и мольбы...
Мо Си уже не мог остановиться.
Когда он закончил с ним, Гу Ман не мог даже кричать, а только беззвучно плакал, не сводя с Мо Си покрасневших от слез глаз. И под этим взглядом захватившая разум Мо Си похоть на время отступила.
Он погладил лицо Гу Мана и сказал: «Прости… Я причинил тебе боль?»
Слезы повисли на ресницах Гу Мана, его лицо под пальцами Мо Си вспыхнуло румянцем смущения, мокрые от слез губы все еще слегка дрожали. Мо Си действительно преподал ему жестокий урок. Но было кое-что и похуже. Кто бы поверил, что самый известный в Чунхуа повеса и балагур, чей рот ежедневно исторгал десятки пошлых шуток, до этого дня ни разу и ни с кем не делил постель?
Видя, что он не хочет отвечать, Мо Си наклонился чтобы поцеловать его. Когда их губы соприкоснулись, слезы хлынули из глаз Гу Мана. Не проронив больше ни слова, Мо Си погладил влажные виски, провел по растрепанным волосам, заключил в объятия обмякшее тело... и снова принялся за дело.
Даже святой, попробовав мясо, не сможет остановиться, что говорить о молодом юноше, впервые вкусившем плотские радости.
Кроме того, Мо Си никогда не был святым.
Просто раньше он никогда не встречал человека, который мог бы заставить его потерять контроль над собой.
Это он первым влюбился в Гу Мана.
Поэтому долгое время Мо Си держал в тайне свои чувства и никогда даже надеяться не смел взять первый раз Гу Мана. Однако он все еще мог доверить в руки Гу Мана все первые моменты, которые считал важными в своей жизни. Он был слишком горд, чтобы обсуждать, насколько они важны для него, но в глубине души надеялся, что Гу Ман будет лелеять их прошлое.
Но этот человек с легкостью растоптал его сердце.
Да, Мо Си не хотел вмешиваться в правосудие Чунхуа и даже не возражал, если бы Гу Ман был казнен. У него даже мелькнула мысль, что если Гу Ман должен умереть, то он хочет быть его мучителем и палачом. Мо Си желал стать последним, кого увидит Гу Ман, прежде чем он раздавит его своими руками, замесит его плоть в кровавую кашу, сотрет в порошок его кости, а прах развеет по ветру.
Поступить так с предателем было его долгом.
Но, если отбросить в сторону месть и интересы страны, он никогда по-настоящему не желал смерти Гу Мана. На самом деле Мо Си хотел только вырвать из него правду и услышать его признание.
Так долго... на самом деле... на самом деле он только хотел спросить:
«Гу Ман, когда ты уехал из Чунхуа и бросил меня... когда-нибудь… хотя бы немного… ты сожалел об этом?»
После всех этих лет любви и ненависти, дружбы и вражды он надеялся по крайней мере завершить их историю так, чтобы его сердце могло обрести покой.
Но все надежды разрушила всего пара слов: «Его душа разбита, ум неполноценен».
Гу Ман забыл его и никогда не испытает боли раскаяния.
И он никогда не станет прежним.
Никто не догадывался, что Мо Си тайно встречался с Гу Маном в доходном доме «Ломэй», но в течение следующих нескольких дней все люди в Военном Ведомстве в полной мере смогли ощутить, что маршал Мо находится в дурном расположении духа.
Хотя он и раньше вечно ходил с хмурым лицом и был не самым приятным собеседником, на этот раз его плохое настроение не могло укрыться от подчиненных. Хотя князь Сихэ, как и прежде, образцово исполнял свои обязанности, его тон и поведение становились все более грубыми и нетерпимыми. Если бы кто-то во время совещания попытался переброситься парой слов с приятелем, князь Сихэ, конечно, не стал бы прерывать их общение, но взгляд, которым он пригвоздил ослушников к месту, быстро и надолго лишил бы их дара речи.
Однако никто в штабе так и не смог понять, в чем провинился молодой господин из клана Чжоу. Однажды маршал Мо призвал его без всякой видимой причины. Почти два часа он грубо отчитывал его о недопустимости лености и распутного образа жизни.
— Перепиши сто раз устав Военного Ведомства и завтра же передай мне. Если я еще раз услышу, что ты допустил что-то подобное, пусть твой отец сразу забирает тебя домой. В моем штабе тебе места не будет.
Испуганный Чжоу на негнущихся ногах побежал исполнять приказ маршала.
Юэ Чэньцин придвинулся к нему поближе и шутливо поинтересовался:
— Эй, что ты натворил?
— Да я понятия не имею…
— Если бы ты не прокололся, эта ледяная статуя не была бы в такой ярости. — Юэ Чэньцин закатил глаза и заговорщически спросил: — Признайся, погорел на том, что прятал портрет принцессы Мэнцзэ?
Краска отхлынула от лица Чжоу:
— Пощади меня, приятель, я бы не посмел!
Юэ Чэньцин погладил подбородок и снова посмотрел на Мо Си, который с нечитаемым выражением лица разбирал доклады:
— Это действительно странно. Он так зол, будто порох проглотил...
В конце концов два дня спустя Мо Си наконец решился расспросить управляющего своей резиденцией о мытарствах Гу Мана за последние два года.
Нелегкий труд быть управляющим поместья аристократа. Нужно уметь прислужить и в зале, и на кухне, исполнить все пожелания господина, успокоить его жену, умиротворить наложниц и утешить каждого из сыновей.
Управляющего резиденцией Сихэ звали Ли Вэй, и среди управляющих других резиденций правительственных чиновников этот человек прослыл редким счастливчиком. А как иначе, если при высоком статусе князя Сихэ в его поместье не было ни жены, ни детей, ни наложниц. На первый взгляд управлять таким домом было совсем не сложно, но только Ли Вэй знал, как тяжело ему работать под началом маршала Мо.
Князь слишком часто ставил его в тупик своими запросами. Он мог долго пестовать в своем сердце какой-то вопрос и совершенно неожиданно потребовать его решения от ничего не подозревающего управляющего. Вот только к тому моменту, когда Мо Си был готов признать и озвучить проблему, терпение его было уже на пределе, а решение требовалось здесь и сейчас, без промедлений.
Управляющий Ли не задержался бы на своем месте, если бы не сумел подстроиться под своего господина. Он всегда внимательно следил за языком тела и выражением лица господина, чтобы точно определить время, когда тот вынашивает очередную навязчивую идею, и быть максимально готовым к тому моменту, когда он взорвется. В ожидании вспышки гнева он мысленно прорабатывал все возможные варианты ответов на все вопросы, какие могли бы тревожить господина, а также свою реакцию на его недовольство, если угодить все равно не удалось бы.
На этот раз все шло по тому же сценарию.
Мо Си прикусил нижнюю губу и пробормотал:
— Гу Ман…
Он сказал только имя, но управляющий тут же выпалил:
— Ваша светлость, Гу Ман сломлен во всех смыслах!
— Разве я спрашивал тебя об этом?
Иногда не стоило демонстрировать свой острый ум, поэтому управляющий Ли замолчал.
Мо Си холодно повернул голову и посмотрел на дымящийся на маленькой плитке чайник. Спустя какое-то время он бесстрастно спросил:
— Как именно он сломался?
Автору есть что сказать:
[Решили как-то Гу Ман и Мо Си покататься на любовной лодке...]
Перед отплытием:
Гу Ман (бесстыдно поигрывает бровями и ухмыляется):
— Годами путешествуя по цветочным полям, я познал аромат десяти тысяч цветов[4]!
[4] Цветочные поля — бордели, цветы — проститутки.
В плавании:
Гу Ман (горько рыдает):
— Я солгал тебе, я солгал тебе, я солгал тебе! Умоляю, не будь таким жестоким, а-а-а-а-а!
Остановка в пути:
Гу Ман (бесстыдно поигрывает бровями и ухмыляется):
— Годами путешествуя по цветочным полям, я познал аромат десяти тысяч цветов!
Мо Си:
— У некоторых людей слишком короткая память. Стоит ране затянуться, как они забывают о боли. Вижу, ты уже исцелился? Отлично, тогда я преподам тебе еще один урок: общаясь со своим мужчиной, будь честным!
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira
Комментарии
Отправить комментарий