Глава 106. С чего начать поиски Учителя?
— Увлекся до смерти?.. – медленно повторил стражник, после чего недоверчиво хмыкнул. — Совершенствованием?
— Да.
— Такой юный заклинатель, а уже попал сюда. Должно быть, ты очень обижен на мир за такую несправедливость.
Охранник фальшиво улыбнулся. До того, как умер, он был обычным человеком и, как у большинства смертных, у него не было золотого ядра, которое можно было бы взрастить. Конечно, сейчас, получив такую возможность, он не мог упустить случая съязвить по поводу рано умершего даоса. Однако было ясно, что этот разговор был не более чем яркой иллюстрацией притчи о зеленом винограде и лисе, которая на словах обесценивала то, что ей было недоступно.
— Как я погляжу, твоя душа какая-то неправильная и не такая уж и чистая.
Великий мастер Хуайцзуй наложил на Мо Жаня заклятие, скрывающее ауру живого человека и объединяющее душу с телом, поэтому стражник не смог сразу раскрыть его обман, но что-то все же насторожило его. Самодовольно улыбаясь, призрак сел, положив ногу на ногу и неспешно достал из выдвижного ящика иссиня‐черную линейку[1].
— Мерка Грехов[2].
[1] 尺子 chǐzi чицзы — мерная (счетная) линейка, включает в себя иероглиф 尺 — чи, китайский фут (мера длины, равная 1/3 метра), что является прямой отсылкой к классической длине инструмента.
[2] 丈罪尺 zhàngzuìchǐ чжанцзуйчи — «обмеряющая преступления линейка».
На этих словах стражник буквально просиял от радости, хотя в этой ситуации гордиться ему было особо нечем. Ни в жизни, ни в смерти он не добился высокого положения, но все же у него была в руках Мерка грехов, благодаря которой он мог почувствовать себя вершителем судеб. Страж с торжественным видом ударил линейкой по столу и в упор посмотрел на Мо Жаня:
— Протяни руку и дай этому офицеру измерить твои прижизненные заслуги и добрые дела.
— …
Прижизненные заслуги и добрые дела[3]?
[3] 功德 gōngdé гундэ — будд. творить добро; заслуги и добродетель; добрые дела.
Если «добрые дела» этого достопочтенного сейчас откроются, его тут же схватят и прямиком отправят на суд к призрачному правителю Яме, чтобы тот стер его в порошок.
Но в тот момент, когда глаза всех присутствующих были направлены на него, бежать ему было некуда. Оставалось только, тяжело вздохнув, подхватить духовный фонарь одной рукой, а вторую протянуть мертвецу.
Не успел стражник приложить Мерку Грехов к вене на его руке, как из нее послышались ужасающие вопли. Под плач и стенания тысяч голосов линейка ярко засияла алым, и сквозь черный металл проступила свежая кровь.
— Чтоб тебе не найти покоя после смерти[4]…
[4] 死不瞑目 sǐ bù míngmù сы бу минму — «умереть, не сомкнув очей»; умереть с вечным сожалением, не найти покоя и после смерти.
— Мо Вэйюй, да чтобы ты умер миллионы раз и никогда не переродился!
— Мама! Папа! Сукин сын, за что?! За что?!
— Нет, не убивай меня… умоляю, пощади меня…
Мо Жань тут же отдернул руку. В одно мгновение с его лица исчезли все краски и оно стало белым, как бумага.
Все призраки у Ворот смотрели на него. У стражника заблестели глаза, и он плотоядно уставился на Мо Жаня, как тигр или волк, почуявший запах крови. Наконец он перевел взгляд на Мерку Грехов, но яркое красное сияние и кровь уже исчезли с нее, рассеявшись подобно мороку по утру. Черная линейка была совершенно чистой, и только на ее поверхности медленно, один за другим, начали проявляться иероглифы.
«Преступления невозможно оправдать. Направить на…»
На какой именно по счету круг Ада?
Так как Мо Жань отдернул руку, мерке не удалось совершить полный подсчет его преступлений и никаких знаков больше не проявилось.
С яростным огнем в глазах и свирепым выражением лица стражник вцепился в его руку. Он выглядел как скучавший долгое время незадачливый охотник, которому вдруг несказанно повезло поймать редкую птицу. Ноздри его раздувались от предвкушения, глаза подозрительно блестели, кишки опять почти полностью вывалились наружу, однако на сей раз он даже не удосужился запихнуть их обратно.
— Стой! Не шевелись! Я должен еще раз проверить.
Он буквально сгорал от нетерпения, ведь сейчас этот призрачный стражник был так близок к исполнению самых смелых мечтаний. В этот момент он уже представлял себя приближенным ко двору правителя Ямы.
Ногти призрачного стража впились в запястье Мо Жаня, когда он насильно подтянул его к себе. С безумным блеском в глазах страж Адских Врат приложил Мерку Грехов к телу Мо Жаня.
Если он и в самом деле поймает кого-то, кто должен спуститься на Восемнадцатый круг Ада, то это будет огромное достижение. Самая меньшая награда – это возможность сразу же подняться на три круга выше. Тогда ему больше никогда не придется сидеть у этих ворот и вести учет всех этих мертвых душ.
— Измеряй! Хорошо измеряй!
Мерка Грехов вновь ярко засияла.
Снова полилась кровь и стенания огласили воздух.
Мо Жань за свою жизнь убил так много людей, что когда все их проклятья были собраны в этой черной линейке, подобная концентрация обид, горестей и ненависти чуть не уничтожила Мерку Грехов.
— Ненавижу…
— Мо Вэйюй, моя смерть не сойдет тебе с рук… Нет тебе пощады!..
С каждой секундой лицо Мо Жаня все больше и больше бледнело, он опустил взгляд и поджал губы. Сейчас сложно было сказать, что скрывает тьма в его глазах.
— Бесстыжий! Ты превратил мир людей в Чистилище!
— И после смерти я буду преследовать тебя…
— А-а-а!..
Плач, рыдания, вопли, проклятья.
Но вдруг среди всего этого хаоса послышался тихий вздох:
— Прости, Мо Жань. Учитель был неправ…
Мо Жань тут же поднял полные скорби глаза.
Он вновь услышал те слова умирающего Чу Ваньнина из прошлой жизни. Сказанные с такой нежностью и печалью, они, словно острый кинжал, раскроили ему череп и разбили на части его душу.
Между тем звуки, исходящие из Мерки Грехов, постепенно стихли.
На ее поверхности снова проявились иероглифы:
«Преступления невозможно оправдать. Направить на…»
И на этот раз, хотя Мо Жань не отдернул руку, надпись так и не проявилась до конца!
Стражник удивленно постучал по Мерке Грехов.
— Сломалась? — он снова хлопнул по ней. Вдруг линейка мелко задрожала, первоначальная надпись исчезла с ее поверхности, а на конце вспыхнуло несказанной красоты божественное сияние, которое быстро распространилось по всей Мерке Грехов.
На этот раз из нее полились не плач и проклятия, а нежные трели сотен фениксов. Словно звуки Небесных райских садов достигли Подземного Царства, в один миг опьянив всю толпу призраков, включая стражника Адских Врат.
Только когда божественное пение вдруг стихло, страж пришел в себя.
Он еще раз взглянул на Мерку Грехов, на которой сверху вниз начала появляться новая надпись: «Обычная душа. Пропустить».
На мгновение стражник лишился голоса, а потом закричал:
— Не может такого быть!
Разве только что тут не было «невозможно оправдать»? Почему сейчас «обычная душа»?
Он не мог в это поверить, поэтому снова и снова прикладывал мерку, однако каждый раз был один и тот же результат: сначала вопли ужаса, затем божественная музыка, и надпись «невозможно оправдать» менялась на «обычная душа, пропустить».
У разочарованного стража не было никаких причин не пускать «обычную душу» в подземный мир.
Он злобно принялся запихивать свои кишки обратно в живот, приговаривая:
— Тьфу на тебя, похоже, ты и правда умер от безумия.
Мо Жань был удивлен не меньше. Он сам не понимал, что происходит. Все его догадки сводились к тому, что заклинание Хуайцзуя, наложенное на него для сокрытия души, запутало Мерку Грехов. Убедив себя в этом, он облегченно выдохнул.
— Давай, бери бирку. Столько времени отнял у уважаемого меня. Катись отсюда, болезный!
— …
Лучше и быть не могло. Мо Жань прижал к себе фонарь и собрался войти в Ворота, но тут взгляд стража зацепился за вещь в его руках, и он тут же закричал:
— Стой!
Сердце Мо Жаня забилось быстрее, но его лицо сохранило спокойное выражение лица человека, вынужденного терпеливо сносить неизбежные испытания:
— Что опять?
Кивнув в сторону фонаря, стражник спросил:
— А что это у тебя в руках?
— А? Это... – Мо Жань погладил духовный фонарь, и ему в голову тут же пришел ответ. Он повернулся к стражу и с улыбкой сказал:
— Это мое посмертное подношение[5].
— Посмертное подношение?
— Да, это ритуальный сосуд[6].
[5] 陪葬 péizàng фэйцзан — кто-то или что-то, захороненное вместе с умершим, чтобы служить ему в загробном мире; часто не только вещи и украшения, но и личных слуг, а также жен и наложниц (после смерти обычно, но были и прижизненные случаи) почившего императора захоранивали рядом с ним в качестве фэйцзан.
[6] 法器 fǎqì фаци — ритуальный сосуд, а также различные инструменты, используемые в буддийских храмах для ритуалов.
— А, это интересно. – Глаза стражника вспыхнули, и он сказал, указав на стол, — поставь это свое подношение сюда, и мы снова тебя измерим. Боюсь, как бы этот твой этот сосуд не оказался каким-то магическим оружием, которое сбивает с толку Мерку Грехов.
— …
Мо Жань с трудом держал себя в руках. В душе он поносил этого барана последними словами, но на деле ему только и оставалось, что поставить на стол фонарь и со страхом в сердце покорно протянуть стражнику свою руку.
Предвкушая большую удачу, тот поспешно приложил линейку к его руке.
…Но результат был тем же.
Все те же слова проявились на Мерке Грехов: «Обычная душа. Пропустить».
Что говорить о стражнике, если Мо Жань и сам-то ничего не понимал. Однако после стольких проверок стражнику пришлось смириться с тем, что перед ним хоть и очень странная, но обычная душа, и, неохотно махнув рукой, пропустить его.
Мо Жань не стал задерживаться и, подхватив фонарь, направился вперед по длинному переходу, в конце которого мерцал свет.
И в конце тоннеля огромный Призрачный Мир предстал перед ним во всей красе.
Это был лишь Первый уровень Ада, но, насколько простирался взгляд, границ его видно не было. Небо над Адом, казалось, кипело, переливаясь всеми оттенками золотого и алого. Странные деревья росли у дороги, причудливые лианы поднимались по отвесам крыш и стенам домов. Вдалеке возвышались огромные дворцы, вокруг которых, словно густой лес вокруг горы, выстроились хижины простого люда. У входа в город стояла огромная каменная глыба с надписью: «Тело обратится в прах, душа вернется в Царство Нанькэ». Рядом возвышалась огромная красная арка. Подобно золотой воде, что пролилась в красную реку, над аркой проступала надпись, каждый иероглиф которой был размером со взрослого мужчину: «Страна Нанькэ[7]».
[7] 南柯乡 Nánkē xiāng Нанькэ сян, где сян — страна, земля, волость; Нанькэ — утопическая страна, увиденная во сне, оказавшаяся наяву муравейником, по новелле Ли Гунцзо «Правитель Нанькэ»; обр. сновидение, несбыточная греза, фантастическая мечта.
Это и был Первый уровень Преисподней – Царство Нанькэ. Если умерший прожил обычную, ничем не примечательную жизнь, он попадал именно сюда. Смиренно прожив тут восемь-десять лет, душа могла дождаться от местного Судьи вызова на Второй уровень Ада для вынесения решения по своему делу.
Не выпуская из рук духовный фонарь, Мо Жань шел по дороге, глазея по сторонам. Осмотревшись, он с удивлением отметил, что в части архитектуры и быта это место не слишком отличалось от поселений смертных. Он насчитал восемнадцать пересекающихся улиц, девять в одном направлении и девять в другом, на которых, помимо простых домов, располагались таверны, притоны и торговые лавки. Куда ни кинь взгляд, призрачные мужчины, женщины и дети вели свою призрачную жизнь: смеялись и веселились, грустили и безутешно плакали, так что можно было и забыть, что они были не более чем разгулявшимися в ночи духами.
С востока до его слуха донесся скорбный плач недавно умершей молодой женщины:
— Как же мне быть, что же делать?! Все говорят, что женщина, которая вышла замуж во второй раз, будет разрезана пополам и поделена между своими призрачными мужьями: одному — голова, другому — ноги? Скажите мне, неужели это правда?
Рядом с ней сидела до пояса обнаженная молодая девушка с растрепанными волосами и тоже утирала слезы:
— Я не хотела идти работать в тот притон, но не смогла бы по-другому выжить. Перед смертью я хотела отдать местному храму все деньги, чтобы они установили порог. Тысячи прихожан храма, приходя помолиться, наступали бы на этот порог и искупили бы мои грехи. Но деревенский староста сказал мне, что только если я заплачу ему четыреста золотых, он разрешит мне установить перед храмом этот порог. И что мне оставалось делать? Если бы у меня было столько денег, разве стала бы я торговать телом…
На западе сидел мужчина и подсчитывал:
— Четыреста один день, четыреста два дня, четыреста три… мы ведь условились, что, как только я уйду, она последует за мной. Разве мы не решили умереть вместе ради нашей любви? Так почему же я здесь уже четыреста четыре дня, а она все еще не спустилась? Ох, она же такая хрупкая и слабая и, может, заблудилась по дороге в загробный мир? Но если она сбилась с пути, то что же мне делать?
Новоприбывшие души жаловались и перешептывались, собравшись у арки с надписью. По всей видимости, они все еще не приняли свою смерть и не решались пойти дальше. Однако здесь можно было встретить и призраков, которые уже обжились в стране Нанькэ и скрепя сердце приняли эту новую реальность. Их легко было узнать по тому, как неспешно они перемещались по городу. Некоторые из них успели найти работу или открыть свое дело, а кто-то просто нищенствовал в долгом ожидании Суда.
Добравшись до третьей улицы, можно было наткнуться на большой рынок, ничуть не уступающий мирскому по шуму и суете.
В конце концов, все эти призраки в прошлом были людьми и не могли отказаться от прошлых привычек, так как еще не выпили суп забвения. Если при жизни кто-то выступал в «Грушевом саду[8]», то он и сейчас давал уличные представления, если же делом его жизни было рукоделие, то после смерти и в Аду он продолжал шить одежду. Пожалуй, только мясник не осмеливался здесь убивать животных, но зато он мог неплохо подзаработать на заточке ножей и ножниц для других промыслов.
[8] 梨园 líyuán лиюань «грушевый сад» — название известной придворной музыкальной труппы, основанной танским императором Сюань Цзуном; любой театр.
Кто-то зазывал клиентов, кто-то кричал и аплодировал артистам. Куда ни кинь взгляд, везде царили оживление и суета.
Мо Жань подошел к призраку, который продавал картины и каллиграфию. Видимо, при жизни эта душа не особо преуспела в своем ремесле, так как, похоже, умер этот человек от голода. Даже сейчас он имел весьма истощенный вид: на лице выделялись обтянутые кожей скулы, живот буквально прилип к позвоночнику.
Увидев, что кто-то нежданно задержался у его лавки, писарь поднял на потенциального покупателя мутный взгляд, но довольно бойко спросил:
— Молодой господин желает приобрести картину?
— Я хотел бы, чтобы вы нарисовали для меня портрет.
Призрака, похоже, огорчил его ответ:
— Портретной живописи, по сравнению с изображениями гор и рек, недостает истинной красоты и художественной глубины. Взгляните, например, на этот прекрасный пейзаж. Гора Тай утопает в облачной дымке…
Мо Жань перебил его:
— Мне не нравятся пейзажи, я хочу, чтобы для меня нарисовали одного конкретного человека.
— Не нравятся пейзажи? — взгляд писаря стал еще печальнее. — Благородному человеку должно быть по нраву смотреть горы и реки, и вам, юный господин, должно развивать свой художественный вкус. Умение разбираться в искусстве живописи подобно вдыханию самого прекрасного аромата. Изначально я не собирался продавать этот пейзаж облачной горы Тай, однако, раз уж вы сами подошли ко мне и кажетесь не лишенным некоего зерна мудрости, я уступлю эту картину по самой низкой цене, всего за…
— Я хочу купить портрет.
Писарь нахмурился.
Две пары глаз уставились друг на друга. Писарь и правда оказался достойным противником, однако он не стал долго упорствовать и неохотно отступил. Хотя именно рисованием он и зарабатывал на жизнь, на лице призрака вспыхнул гневный румянец:
— Я тебе не маляр какой-нибудь! Хочешь портрет — значит, заплати в десятикратном размере.
— В Царстве Мертвых тоже нужны деньги? – удивился Мо Жань.
— Конечно. Семья и друзья ведь сожгли для тебя ритуальные деньги? – холодно ответил писарь. — Когда есть деньги, можно заставить и черта жернова крутить. Хоть я и не люблю мерзкий запах денег, даже благородный человек вынужден зарабатывать, чтобы на что-то жить. Ты мне не друг и не родственник и наверняка даже не знаком с творениями Бо Я или Цзыци[9], так отчего же мне что-то делать для тебя просто так?
[9] Чжун Цзыци и Бо Я — знаменитые музыканты и композиторы древности. Т.е. писарь говорит Мо Жаню, что он недостаточно образован и не разбирается в искусстве.
Этот призрак так много болтал о разной непонятной ерунде, что не блещущий образованием Мо Жань тут же нахмурился:
— Я только что прибыл сюда, и еще никто не успел сжечь для меня погребальные деньги.
— Нет денег — нет товара, — отрезал этот книжный червь.
Мо Жань на мгновение задумался, и ему пришла мысль, что облачная гора Тай, возможно, все-таки сможет ему помочь. Ткнув в сторону картины, он обратился к писарю:
— Хорошо, не хочешь продавать — не надо. Однако мне все равно нечего делать, так что, может, расскажешь мне о пейзажной живописи?
В первый момент писарь остолбенел, но очень быстро сменил гнев на милость:
— Хочешь послушать про это?
— Конечно, я бы очень хотел повысить свой уровень образования. За этот урок мне же не нужно будет платить?
— Нет конечно, – ответил писарь с весьма высокомерным и заносчивым видом. Он постарался придать своему изможденному лицу подобие достоинства, что на деле выглядело довольно жалко и смешно. – Я не желаю говорить о грязных деньгах. Образованный и благородный человек никогда не опустится до такой вульгарной вещи.
Мо Жань молча кивнул головой. Он уже понял, почему этот книжный червь умер с голоду. Хоть он и считал это смешным, в душе все же пожалел, что в его карманах не завалялось серебра, потому что он на самом деле хотел отдать его этому призраку.
Между тем преисполненный радости писарь взял в руки тот самый пейзаж и поставил его на подставку перед ними. Робея, он несколько раз прочистил призрачное горло, в чем, в общем-то, не нуждался, и, вновь приняв свой заносчиво-достойный вид, обратился к Мо Жаню:
— В таком случае я начну.
Увидев, что этот книжный червь попался на его крючок, Мо Жань с улыбкой сказал:
— Позвольте услышать ваше мнение как эксперта.
Автору есть что сказать:
В этой главе присутствует множество отсылок к произведениям Лу Синя[10]. Некоторые персонажи, а также часть реплик женщин-призраков и призрачного ученого заимствованы мной из рассказов «Моление о счастье» и «Кун И Цзи». Я честно признаю это, чтобы не возникло недоразумений.
[10] 鲁迅 Lǔ Xùn Лу Синь (1881-1936) — китайский писатель, основоположник современной китайской литературы; «Моление о счастье» и «Кун И Цзи» — рассказы Лу Синя.
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, Lapsa1
< Глава 105 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 107 >
Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 101-110
Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot
Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и пример как это сделать
Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).
От переводчика:
Басня Эзопа: Голодная лисица и виноград
Голодная лисица увидела виноградную лозу со свисающими гроздьями и захотела до них добраться, да не смогла; и, уходя прочь, сказала сама себе:
— Они еще зеленые!
Так и у людей иные не могут добиться успеха по причине того, что сил нет, а винят в этом обстоятельства.
Басня Ивана Крылова (производная от басни Эзопа): Лисица и виноград
Голодная кума Лиса залезла в сад;
В нем винограду кисти рделись.
У кумушки глаза и зубы разгорелись;
А кисти сочные, как яхонты, горят;
Лишь то беда, висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдет,
Хоть видит око,
Да зуб неймет.
Пробившись попусту час целый,
Пошла и говорит с досадою: «Ну что ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен — ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьешь».
Комментарии
Отправить комментарий