ТОМ I. Глава 5. «...Ты мне нравишься, Сюй Шуанцэ. Ты не можешь так поступить со мной…». Новелла «Меч по имени Бунайхэ»
Глава 5. “…Ты мне нравишься, Сюй Шуанцэ. Ты не можешь так поступить со мной…”
— Злые духи не могут взрастить золотое ядро, а значит и закалить духовный меч тоже не смогут. Конечно, демонический совершенствующийся смог бы сформировать такой меч, но тот, с кем мы столкнулись прошлой ночью, определенно им не был, — Мэн Юньфэй нахмурился и с сомнением продолжил, — может ли существо, которое третирует город Линьцзян, быть демоническим совершенствующимся? Если это так, чтобы продолжить расследование, нам придется отправиться в Двенадцать Ведомств Призрачного города[1]. Боюсь, что это еще больше все усложняет.
[1] 鬼垣十二府 guǐ yuán shí’èrfǔ гуй юань шиэр фу «Призрачного города Двенадцать Ведомств».
Князь Линьцзяна только собирался облегченно выдохнуть, как снова испуганно втянул воздух:
— Призрачного… Призрачного города?
Мэн Юньфэй спокойно ответил:
— Да, Двенадцать Ведомств Призрачного города, все-таки это часть загробного мира Подземного Царства.
Впервые за долгое время в городе Линьцзян за ночь никто не умер. Стоило этой новости подтвердиться, и она вмиг стала городской сенсацией. Куртизанки, певицы и танцовщицы вновь столпились у ворот духовных школ и взяли в плотное многоголосое кольцо резиденцию князя. Сам князь был настолько счастлив, что с утра пораньше примчался из своего загородного поместья и, плача от радости, начал настаивать на том, чтобы устроить для господ бессмертных в награду за труды большой пир. Вот только, как назло, Юйчи Сяо и Мэн Юньфэй вместе с прочими заклинателями сосредоточились на очищении своего тела посредством голодания, так что единственным человеком во дворце, что смог отдать должное подрумяненной курочке в остром соусе, был Гун Вэй. Использование палочек для еды мешало ему в полной мере насладиться обгладыванием куриной ножки, поэтому он не стал стесняться и использовал руки, которые теперь были измазаны красным острым соусом.
— Если нужно поймать демонического совершенствующегося, обязательно следует согласовать этот вопрос с Призрачным городом в Подземном Царстве, — тяжело вздохнув, продолжил объяснять Мэн Юньфэй. — Но какой живой человек может спуститься в загробный мир? Если только глава Сюй, глава Ин или кто-то из четырех бессмертных мудрецов согласится ценой нескольких лет своей жизни вломиться во врата Призрачного города, а иначе это никак не сделать.
На князя Линьцзяна словно вылили ушат холодной воды:
— Тогда что же нам теперь делать? Этот демонический совершенствующийся вернется сегодня вечером?
— Сложно сказать наверняка, — ответил Мэн Юньфэй. — Демонические совершенствующиеся большая редкость, появляются раз в сотню лет. К тому же он почему-то выбирает в качестве жертв только самых изысканных красавцев и красавиц. Сколько я ни думаю об этом... первый брат? Что с тобой?
Юйчи Сяо недоверчиво смотрел на другую сторону банкетного стола, где Гун Вэй почти похоронил себя под горой обглоданных куриных косточек. Потребовалось время, прежде чем он смог справиться с брезгливым выражением своего лица и, повернув голову к Мэн Юньфэю и князю, спросил:
— Ваше высочество, вашему покорному слуге очень хочется спросить вас кое о чем. Позвольте узнать, что вы теперь думаете об этом возвышенном[2] маленьком бессмертном?
[2] 不食人间烟火 bù shí rénjiān yānhuǒ бу ши жэньцзянь яньхо «не есть приготовленную людьми пищу» — обр. свободный от мирских забот; не от мира сего.
Взглянув в сторону горы из куриных костей, князь Линьцзяна твердо и на полном серьезе ответил:
— Незаурядный человек с манерами и телом бессмертного небожителя! Выдающийся талант, что уже при жизни смог подняться над мирской суетой!
Мэн Юньфэй и Юйчи Сяо: — …
Наклонившись к Мэн Юньфэю, Юйчи Сяо тихо шепнул:
— Как насчет того, чтобы отправить его обратно в орден Цанъян? Раз уж этот демонический совершенствующийся выбирает только самых изысканных красавиц и красавцев, разве может его привлечь эта маленькая чушка?..
Гун Вэй и в прошлой жизни любил вкусно поесть, особенно выделяя из всех прочих человеческих деликатесов хорошо приготовленную курицу. В своем поколении он был единственным из идущих по пути бессмертия, кто наотрез отказался практиковать голодание и отказ от некоторых видов пищи. По этой причине он долгое время был объектом насмешек представителей самых известных аристократических семей мира совершенствования… В конце концов, отказ от пяти злаков[3] был основой практики очищения тела от земной скверны, без которой невозможно достижение бессмертия и вознесение на Девятые Небеса. Следовательно, первым требованием для поступления в любую мало-мальски известную духовную школу, было умение выдержать длительное голодание. Однако начальник Дисциплинарного Ведомства не только сам совершенно не желал воздерживаться в еде, запросто съедая за один присест килограмм тушеных куриных ножек и закусывая их горстью-другой дынных семечек, так еще и тянул за собой на дно чревоугодия уважаемого главу ордена Цзун. Разве такой человек имел моральное право наказывать за несоблюдение правил учеников из других орденов и детей из благородных семей Союза Бессмертных?
[3] 五谷 wǔgǔ угу «пять злаков» — пять основных продовольственных культур: рис, просо, ячмень, пшеница, бобы.
Гун Вэй, наконец-то, закончил грызть последнюю куриную косточку. Явно не насытившись, он с притворной робостью поковырял стол кончиком пальца, прежде чем спросить:
— Есть еще?
«Позорище-то какое! Неужели в прошлой жизни этот парень был лисой?!» — Юйчи Сяо гневно вскинул брови, собираясь хорошенько отругать его за невоспитанность, но только он набрал полную грудь воздуха, как «Сян Сяоюань» вдруг закрыл ладонью правый глаз и жалко застонал:
— Ох, из-за ночного нападения этого вашего дьявольского совершенствующегося у меня так болит мой глазик.
— … — благородный мечник Юйчи тут же проглотил все вертевшиеся на языке бранные слова.
Тем временем князь Линьцзяна уже поспешно отдавал подчиненным нужные распоряжения:
— Передай на кухню: пусть немедленно зарежут всех цыплят!
Сегодня Мэн Юньфэй скрыл собранные в аккуратный пучок волосы серебряным венцом и надел длинное украшенное серебряной вышивкой лунно-белое одеяние с узкими рукавами. Весь его облик представлял собой образец хорошего вкуса и изысканной мужской красоты. Стоило ему услышать жалобу Гун Вэя, как он поспешил склониться над ним, чтобы лично осмотреть «пострадавший» глаз, с которого, на деле, и ресницы не упало:
— Молодой господин Сян, ты так самоотверженно рисковал жизнью, чтобы помочь нам. Мы должны были сделать все возможное, чтобы защитить тебя, но из-за моей небрежности ты пережил такую опасную ситуацию. Я обещаю сделать все возможное, чтобы подобное больше никогда не повторилось.
Гун Вэй одарил его благосклонным взглядом, но про себя подумал: «Пусть ты и выглядишь как благородный человек, но являешься частью этой шайки скотов, что притащили меня сюда в качестве приманки! Если бы я ждал, пока вы двое спасете меня, смертная оболочка этого маленького суккуба еще ночью превратилась бы в холодный труп. Так что лучше в следующий раз этот почтенный начальник сам обо всем позаботится!»
— Ваше... ваше высочество! — за дверью послышался шум, а затем в комнату влетел один из личных слуг князя. — Плохие новости, ваше высочество! Снаружи опять одержимая убийством!
Большинство людей тут же переменились в лице. Юйчи Сяо, резво вскочив на ноги, требовательно спросил:
— Где?
— В толпе девушек, что собрались у ворот!
Красные ворота княжеской резиденции широко распахнулись, и Юйчи Сяо повел вниз по каменным ступеням группу заклинателей в направлении источника криков и плача. На широкой мощенной серым известняком улице посреди дороги стоял паланкин одной из самых прекрасных певиц города, вокруг которого царил настоящий хаос из мечущихся и кричащих людей. Посередине образовалось небольшое пустое пространство, на котором лежали несколько женщин с окровавленными головами, и было неясно, живы они или мертвы.
Несколько напуганных служанок изо всех сил пытались удержать обезумевшую женщину в платье цвета бирюзы, которая яростно размахивала зажатой в руке золотой шпилькой. С залитым багровым румянцем и слезами лицом, она громко рыдала, то и дело выкрикивая:
— Маленькая сучка?! Блядина подзаборная?! Думаешь, я из тех, кого можно оскорблять?! — ее причитания становились все громче. — Господин Чжэнь, господин Чжэнь! Если ты больше не любишь меня, так почему хочешь выкупить из неволи?! Так скучаешь по мне, а?! — с этими словами она попыталась воткнуть окровавленную шпильку прямо себе в правый глаз!
Эта женщина в самом деле хотела выколоть себе правый глаз!
Пока Гун Вэй размышлял, Юйчи Сяо в самый последний момент успел выбить шпильку из ее руки. Однако самоубийца не собиралась сдаваться и попыталась разбить голову о стоявший у ворот княжеской резиденции каменный столб коновязи. Видя, что, несмотря на все его усилия, вот-вот прольется кровь, стоявший неподалеку Юйчи Сяо уложил ее одним точным хуком слева. Стоило женщине упасть на землю, как она тут же закатила глаза и забилась в конвульсиях.
Юйчи Сяо хрипло выкрикнул предупреждение:
— Остановите ее! Она хочет убить себя, прикусив язык!
Слуги князя так испугались, что кто-то умрет прямо на пороге резиденции их суверена, что сразу несколько человек вцепились в челюсть самоубийцы, не давая ей сомкнуть зубы. В этот момент от ворот вдруг донеслись звуки гуциня, такие же прекрасные, как луна, спрятавшаяся за соснами, такие же чистые, как горный родник… Первый перебор струн обласкал слух и умиротворил разум, второй же, словно порыв ураганного ветра, придавил к земле. Отчаянно сопротивляющаяся женщина вдруг замерла и обмякла. Жалобно звякнув, нефритовая заколка и жемчужные бусы рассыпались по мостовой.
Это был Мэн Юньфэй!
Одной рукой держа гуцинь, а другой перебирая струны, он перешагнул порог резиденции князя. Обычно полное душевного тепла доброжелательное лицо теперь, казалось, покрывал слой инея. Он внимательно прислушался, словно пытаясь уловить что-то в звуковой волне, издаваемой его инструментом, и вдруг сказал:
— Плохо дело.
Ошеломленный Юйчи Сяо с опаской спросил:
— Почему?
— Это приближается.
Это приближается…
Стоявший позади Юйчи Сяо Гун Вэй, казалось, тоже что-то почувствовал и медленно повернул голову, чтобы посмотреть на возвышающуюся над городом княжескую резиденцию.
В этот момент вся улица взорвалась пронзительным визгом и криками. Те несколько слуг, что пытались удержать женщину, вдруг замерли и переменились в лице. С жуткой гримасой один из них вдруг весь затрясся и бросился к охраннику у ворот. Прежде чем тот понял, в чем дело, он выхватил у него из-за пояса короткий меч и покончил собой. Никто и охнуть не успел, а его голова уже с глухим стуком ударилась о землю. Тем временем остальные обезумевшие слуги обнажили мечи и, словно быки на красную тряпку, бросились на испуганную толпу. В одно мгновение и без того сложная ситуация полностью вышла из-под контроля и теперь грозила перерасти в кровавую бойню!
Охваченные паникой люди бросились врассыпную. В этот момент, казалось, лишь один Гун Вэй словно выпал из царящего вокруг него хаоса. Прищурив глаза, он смотрел вверх...
Туда, где на глазурованной черепице крыши княжеской резиденции стояла безликая призрачная фигура в свободном сером плаще с длинным мечом в руке. Снисходительно оглядев бурлящую толпу внизу, призрак спокойно скользнул взглядом по Гун Вэю.
Никто не мог видеть это порождение тьмы, и даже талисманы для обнаружения нечисти не могли его почувствовать.
«...Что ты, черт возьми, такое?» — прищурившись, подумал Гун Вэй.
Под капюшоном призрачной фигуры замерцал алый свет, очень похожий на лукавую улыбку.
С режущим слух звуком Мэн Юньфэй ударил по струнам гуциня, и теперь уже все его десять пальцев очень быстро начали перебирать струны. Музыка обрушилась на людей, как огромная волна, и под ее давлением те несколько слуг, что, обезумев, яростно рубили толпу, закрыли глаза и замерли на месте, уронив мечи на землю. Вырвавшись из-под опеки личной стражи, князь Линьцзяна выбежал за ворота и, быстро оценив ситуацию, уже собирался похвалить Мэн Юньфэя, однако, прежде чем он успел сказать хотя бы слово, неподалеку раздался еще один крик!
Люди, которые окружали лежавшую на земле обезумевшую женщину, внезапно одновременно сошли с ума. Некоторые из них упали на колени, пытаясь руками пробить себе живот, другие, рыдая, катались по земле, кто-то уже начал вытаскивать шпильки, чтобы воткнуть их себе в горло. В мгновение ока и без того ужасная ситуация окончательно превратилась в кровавый хаос. Еще пять или шесть погибших практически одновременно упали на землю!
— Кто это делает? Разве можно творить такое?! — вскипел Мэн Юньфэй и сделал шаг вперед. Одной рукой придерживая гуцинь, другой — он очень быстро перебирал струны. Постепенно исполняемая им мелодия изменилась с успокаивающего и нежного «Умиротворения» на убийственное и кровожадное «Сияние доспехов». Широкими шагами он направился прямо к лежащей без сознания у подножия каменной лестницы женщине.
В этот момент призрачная фигура внезапно повернулась к Мэн Юньфэю, словно обнаружила что-то очень интересное.
Гун Вэй попытался остановить мастера гуциня, громко крикнув:
— Не ходи туда!
...Но было уже слишком поздно.
С каждым шагом Мэн Юньфэя звучание его гуциня становилось все выше и пронзительнее, а убийственная аура вокруг него — все сильнее и насыщеннее. Обезумевшие люди вокруг него падали на землю, как будто придавленные к земле толщей воды. Однако когда он приблизился к эпицентру волнения, со стороны лежащей на земле женщины ярко блеснуло что-то, похожее на отраженный лучик пробившегося сквозь тучи солнца.
Мэн Юньфэй вдруг остановился как вкопанный, словно примерзнув к земле.
Юйчи Сяо сразу заподозрил неладное:
— Юньфэй?
Очень медленно Мэн Юньфэй начал поворачивать голову. Его движения были скованными, словно он использовал всю силу воли, чтобы бороться с захватившей его тело ужасной силой. Несмотря на отчаянные попытки вернуть контроль, его взгляд постепенно потерял фокус, после чего он вытянулся в струнку и застыл. В следующий момент его глаза налились кровью, и он со звоном извлек из ножен свой длинный меч.
Божественный меч, словно поднявшийся из бездны сияющий зеленым огнем водяной дракон, без колебаний нанес удар по толпе.
Околдованный Мэн Юньфэй тоже лишился разума!
В повисшей оглушительной тишине Юйчи Сяо со звоном выхватил свой меч и блокировал клинок Мэн Юньфэя. Не поворачивая головы, он крикнул впавшим в ступор людям, что толпились за его спиной:
— Бегите!
Но в этот момент рядом с женщиной снова что-то ярко вспыхнуло, и зрение Гун Вэя в один миг затуманилось, разум стал совершенно пустым, а сердце сорвалось на безумный бег.
Гун Вэй тоже попал под власть чар.
Хотя он ясно понимал, что не должен поддаваться этой злой магии и ему нужно немедленно вырваться на свободу, его разум был полностью парализован и не поддавался контролю. В следующий момент все перед ним поплыло, слово кто-то капнул в воду цветные чернила, которые постепенно начали расползаться, застилая взор. Когда же густой туман перед его глазами рассеялся, перед ним была лишь уныло-серая линия горизонта и свист холодного ветра в ушах…
Когда ветер окончательно рассеял густой туман, зрачки Гун Вэя расширились.
Перед ним была не погруженная в хаос улица перед резиденцией князя Линьцзяна, а огороженная золотыми колоннами вырезанная из белого нефрита величественная платформа, вокруг которой высились погруженные в море сосен все еще скованные зимой белесо-серые горы.
...Начало двадцать восьмого года эпохи Тайи. Помост Вознесения Бессмертных.
Это был день его смерти.
Тяжело дыша, Гун Вэй медленно опустил голову. Он ясно осознавал, что это всего лишь иллюзия, но грудь в районе сердца пронзила невыносимая боль. Взгляд медленно заскользил вверх по окровавленному лезвию Бунайхэ к рукояти, что сжимала такая знакомая рука, а потом и на лицо смотрящего на него сверху вниз Сюй Шуанцэ.
Это все ложь, просто подделка, ведь на самом деле я уже мертв.
Это всего лишь созданная злым духом иллюзия, а мое тело мертво уже шестнадцать лет!
Все выглядело так, словно Гун Вэй был пойман в ловушку своего умирающего тела в прошлой жизни. Внезапно он почувствовал, как его рука непроизвольно дернулась и с чавкающим звуком сжалась вокруг лезвия, которое пронзило его сердце. Не обращая внимания на боль и текущую по пальцам кровь, он сказал:
— Ты… не можешь...
Казалось, лицо Сюй Шуанцэ накрыла тень, размыв его до неузнаваемости.
Гун Вэй услышал свой собственный полный отчаяния срывающийся голос:
— Мне… ты мне нравишься, Сюй Шуанцэ... Ты не можешь так поступить со мной…
Его душа содрогнулась, как от удара небесного молота. В голове потрясенного Гун Вэя промелькнула мысль: «Что я такое говорю?»
Он рефлекторно хотел вырваться из этого тела, но в этой иллюзии он был настолько слаб, что было трудно даже просто продолжать смотреть на Сюй Шуанцэ, поэтому ему оставалось только в отчаянии наблюдать, как тот медленно склоняется над ним. В тот момент, когда его лицо появилось из тени, Гун Вэй вдруг с удивлением обнаружил, что знакомые холодные глаза странно налились кровью.
— Гун Вэй...
Не обращая внимания на препятствие в виде сжимающих лезвие пальцев, рука с мечом медленно и безжалостно продолжала опускаться. Последнее, что он услышал, был низкий голос Сюй Шуанцэ:
— Я тебе не нравлюсь, ты просто…
Хлоп!
Острая боль от пощечины практически мгновенно привела его в сознание, и душа Гун Вэя тут же вернулась назад в тело Сян Сяоюаня. От неожиданности он потерял равновесие и чуть не упал на землю.
Юйчи Сяо схватил его за грудки и яростно взревел:
— Да очнись ты уже! Тупица, сказано же было бежать! — прежде чем он успел нанести второй удар, Гун Вэй встрепенулся и совершенно инстинктивно отвесил ему ответную оплеуху в десять раз звонче, чем та, что он до этого получил.
Хлоп!..
Юйчи Сяо: — …
Гун Вэй: — …
На пострадавшей половине лица обескураженного Юйчи Сяо тут же появилось пять отчетливых алых отпечатков.
Словно только что очнувшись от кошмарной иллюзии, Гун Вэй поспешно замахал руками:
— Ох, прости-прости, я так виноват…
В ушах мерзко звенело и гудело. Подняв глаза, он увидел, что вдоль по улице лежат тела нескольких десятков людей без признаков жизни. Мэн Юньфэй стоял на одном колене в луже собственной крови. Воткнув в землю свой меч по имени Суцин[4], он использовал его как опору, чтобы с большим трудом подняться на ноги.
[4] 肃青 sù qīng су цин «очищенный от зелени»:
肃 sù су — почтительный; величавый; суровый; [морально] чистый; очищать от (ликвидировать); приводить в порядок; уважительно приветствовать;
青 qīng цин — зелень; сине-зеленый цвет и оттенки от синего до изумрудного (данный цвет присущ иньской ауре и темной магии); весенний (часто ассоциируется с развратными действиями и желаниями); молодой; цветущий; милостивый; безмолвный.
Недалеко от него лежал его внушающий ужас гуцинь. Две стальные струны были порваны Юйчи Сяо в процессе их борьбы, но остальные пять продолжали вибрировать, издавая этот сводящий с ума дребезжащий звук.
— Беги! Ты погибнешь, если останешься здесь! — отчаянно крикнул Юйчи Сяо, которому сейчас было не до препирательств из-за какой-то пощечины. — Юньфэй — прямой ученик гениального бессмертного мастера гуциня, я не смогу долго сдерживать его! Отправляйся в Цзиньмэнь! Предъяви ту подвеску, что висит у тебя на поясе и попроси главу ордена Цзун помочь нам! Поспеши!
Безликий призрак, стоявший на крыше резиденции князя, начал приближаться к ним, и, хотя лицо его было не различить, создавалось ощущение, что в этот момент он улыбается.
Гун Вэй выдохнул все, что было у него в легких, чтобы подавить рвотные позывы и головокружение:
— ...Я понял!
Озадаченный Юйчи Сяо удивленно воззрился на него:
— Что?
— Это страх.
За свою жизнь Гун Вэй мало кого ненавидел. В прошлой жизни в своем Дисциплинарном Ведомстве он повидал немало непокорных учеников и избалованных ребятишек из влиятельных семей, так что разозлить его было практически невозможно. Если подумать, то по-настоящему он не испытывал ненависти даже к убившему его Сюй Шуанцэ, по вине которого эти шестнадцать лет он провел в полном небытии.
Однако эта иллюзия бросила его в бездну, полную бесконечного ужаса, гнева и отчаяния. В его груди вспыхнуло пламя гнева, и жажда мести взревела, будто обезумевший зверь.
Даже сейчас, вспоминая тот непреклонный взгляд налитых кровью глаз, он чувствовал, как невольно его разум накрывает девятый вал из ненависти и обиды.
«Как ты мог так обойтись со мной? Ведь очевидно, что я… Очевидно, что я…»
Гун Вэю пришлось приложить усилие, чтобы крепко зажмуриться, и в этот момент в его голове вдруг зародилась совершенно невероятная мысль: «Сцена, которую я видел, действительно, всего лишь иллюзия?»
Испытанные им отчаяние и гнев были настолько реальными, что, возможно, именно это случилось на самом деле? Тогда воспоминания, что хранит его память, могут ли они быть ложными?
Неужели он действительно вернулся в этот мир из самых глубин Преисподней, и кто все же сейчас живет в этом теле: Гун Вэй или Сян Сяоюань?
— Сян Сяоюань? — он услышал взволнованный голос не на шутку встревоженного Юйчи Сяо. — Сян Сяоюань!
Гун Вэй заставил себя открыть глаза, чтобы вырваться из хаоса чувств, который затягивал его все глубже.
— Это иллюзия, — хрипло сказал он. — Она позволяет людям видеть, как осуществляются их самые потаенные страхи. Попав под воздействие этой магической техники, люди уже не могут отличить иллюзию от реальности, поэтому, в зависимости от сцены, которую видит каждый попавший под заклятие человек, кто-то начинает ненавидеть себя и кончает жизнь самоубийством, а кто-то отчаянно сражается со своим окружением и, в конце концов, умирает от истощения.
Поэтому куртизанка, которая покончила собой, набив горло корой и листьями, возможно, видела, как в старости заложила ростовщикам свои драгоценности и скиталась по улицам без крова и пропитания. Невеста погналась за женихом с ножницами, потому что увидела, как муж жестоко избивает ее, а она, не имея другого выхода, защищается от насилия чем придется. Что касается других жертв, которые покончили собой, то у каждого был свой собственный страх, с которым им пришлось столкнуться в насланном на них кошмаре.
Что касается Гун Вэя, то он увидел, как умирает на Помосте Вознесения Бессмертных шестнадцать лет назад.
Для мертвеца нет ничего страшнее, чем вновь пережить собственную смерть.
Но был один момент, который Гун Вэй не мог понять: для активации иллюзии должно быть определенное условие — фраза или действие. Посредством чего были зачарованы никак не связанные друг с другом двадцать восемь погибших?
— В руках лежащей на земле женщины есть что-то, что позволяет вовлечь человека в иллюзию. Стоит увидеть блеск этой вещи, и ты сразу же окажешься в ловушке кошмара, так что будь осторожен, — Гун Вэй сделал глубокий вдох и, отмахнувшись от поддержки Юйчи Сяо, пошатываясь, сам поднялся на ноги. — Нельзя убегать. Эта вещь уже здесь, и мы должны позаботиться о ней прямо сейчас.
Хотя Юйчи Сяо был высокомерен, его моральные принципы не допускали, что такой низкоуровневый ученик, как Сян Сяоюань, будет без надобности рисковать своей жизнью, поэтому он сразу же попытался пресечь его благородный порыв. Но именно в этот момент Мэн Юньфэй, пошатываясь, поднялся на ноги. На смертельно бледном лице застыло выражение решимости. В следующим миг сияющий зеленым светом Суцин устремился прямо на них…
В это время Гун Вэй не смотрел ни на Юйчи Сяо, ни на Мэн Юньфэя, сосредоточив все свое внимание на маячащей вдалеке призрачной фигуре.
В тот момент, когда меч опасно вспыхнул в непосредственной близости от него, он просто махнул рукой, отражая его удар, а потом со скоростью молнии бросился вперед и, проскочив на кончик пальца от дребезжащего клинка, схватил Мэн Юньфэя за руку и, вырвав у него меч, пинком отправил его прямо в объятия никак не ожидавшего такого поворота Юйчи Сяо.
— ...Держи его крепко.
В следующее мгновение, взмахнув рукавами, он с холодной решительностью на лице и Суцином наперевес атаковал взирающую на них свысока призрачную фигуру!
Комментарии
Отправить комментарий