Глава 211. Учитель поднимается на гору Цзяо
Оставив лошадей, они начали восхождение, и первые сутки прошли практически без происшествий, но вечером второго дня, когда, остановившись для привала, люди отдыхали и медитировали, произошел несчастный случай.
Посреди ночи один из заклинателей отошел в лес помочиться. В процессе он почувствовал, как зудит его бедро, и, опустив голову, обнаружил гигантского ядовитого комара, который, пристроившись у него между ног, с воодушевлением пил кровь. Одним шлепком прибив тварь, парень по привычке пробормотал:
— Блядь какая, смеешь кусать уважаемого меня!
Как только замолкло эхо его слов, из-за деревьев послышался странный шум. Испуганный заклинатель сразу же вспомнил предостережение Наньгун Сы перед восхождением на гору и, даже не натянув штаны, в ужасе бросился бежать, не разбирая дороги, громко выкрикивая:
— Спасите! Учитель! На помощь!
Этот заклинатель из Палаты Цзяндун был одним из личных учеников Хуан Сяоюэ, сопровождавших его в походе. Его громкий истеричный вопль, подобно каменной глыбе, упавшей в спокойные воды бездонного омута, вмиг поднял людскую волну и взбудоражил всю округу. Спокойно отдыхающие в тишине люди повскакивали со своих мест и теперь в изумлении наблюдали, как ученик Палаты Цзяндун со спущенными штанами в ужасе бежит из леса прямо к ним.
Сверкая голой задницей и размахивая хуем, он рыдал и орал, пытаясь убежать от несчетного множества мелких черных змей, часть из которых уже обвила его ноги.
Хуан Сяоюэ испуганно воскликнул:
— Мой ученик?
— Не ходите туда! — предостерег его Наньгун Сы.
Как бы быстро он ни бежал, на воющего в голос незадачливого ученика с каждой секундой забиралось все больше змей. В конце концов он споткнулся и растянулся на земле, истошно вопя:
— Учитель! Учитель, спасите меня!
Хуан Сяоюэ хотел было броситься ему на помощь, но тут вмешался Наньгун Сы:
— Эти змеи — волоски с усов и бороды водяного дракона. Убьете одну — она тут же превратится в двух, чем больше уничтожите, тем больше породите и тем сильнее будет их жажда мести. Если уважаемый даос не боится бросить вызов духу дракона, то, конечно, вы можете вмешаться и вступить в бой.
Услышав это, Хуан Сяоюэ струсил и отступил, продекламировав для очистки совести:
— Общее благо важнее личных интересов[1].
[1] 大局为重 dàjú wéi zhòng дацзюй вэй чжун — общая картина важнее всего, уделять внимание главному (а не мелочам); ставить общий интерес борьбы против общего врага превыше всего.
После этого он совершенно бесстрастно наблюдал, как на глазах у множества людей похожая на прилив волна из змей накрыла его ученика. Страдая от невыносимой боли, он корчился под накрывшим его копошащимся покрывалом из змей, превратившись в низкий черный холмик. Буквально на глазах этот холмик сдулся, и когда черный прилив схлынул, на месте человека, кроме лужи крови, не осталось ничего... ни единой косточки…
После этого происшествия люди предпочитали помалкивать, чтобы не сболтнуть лишнего.
Длинный язык до добра не доведет. Теперь эта истина стала очевидна для всех.
Во избежание проблем Сюэ Чжэнъюн наложил заклинание безмолвия не только на себя, но и на Сюэ Мэна. Просто так уж вышло, что в повседневной жизни отец и сын были склонны выражаться очень свободно, откровенно и цветисто, а теперь сказанное шепотом крепкое словцо, вроде «сукин сын», в один миг могло превратить этих достойных мужей в обед для тысячи змей.
Так, соблюдая предельную осторожность в словах и поступках, на третьи сутки глубокой ночью люди пересекли горную гряду Паньлун и подошли к Кургану Героев Духовной школы Жуфэн под горой Цзяо.
Магический барьер горы Цзяо отличался от барьера на горе Хуан. Так как водный дракон презирал обман, этот барьер был полностью прозрачным и снаружи можно было в подробностях рассмотреть, что творится у подножия горы.
Осмотревшись, Цзян Си спросил:
— Так это и есть место захоронения героев многих поколений Духовной школы Жуфэн?
Лунный свет ясно освещал неподвижное лицо Наньгун Сы. Помолчав немного, он ответил:
— Верно.
Гора Цзяо была образована из плоти и крови водяного дракона. После того, как основатель школы Жуфэн подчинил этого злого духовного зверя, он заключил с ним кровный контракт, согласно которому после его смерти тот должен был принять вид горы и оберегать души погибших героев, сокровища, родовой храм и зал предков[2] Духовной школы Жуфэн.
[2] 宗庙 zōngmiào цзунмяо «храм предков» и 祠堂 cítáng цытан «зал предков». Храм предков (родовой храм) — место для поклонения умершим членам знатной семьи, а зал предков — что-то вроде часовни для торжественных и важных семейных собраний.
Сколько он себя помнил, Наньгун Сы каждый год в день зимнего солнцестояния поднимался на эту гору вместе с отцом, чтобы почтить умерших предков. В прошлом, когда он приходил сюда, то видел уходящие ввысь величественные белые каменные ступени и стоявших в карауле с двух сторон от горной тропы тайных стражей Духовной школы Жуфэн. Он все еще помнил развевающиеся на ветру темные одежды и журавлей на штандартах в их руках…
— Добро пожаловать, молодой господин.
Он снова как наяву услышал приветственные крики и увидел, как люди из его школы преклоняли перед ним колени, а на самом верху, в храме предков Тяньгун[3], его отец уже готовился совершить ритуал жертвоприношения и поклонения духам предков.
[3] 天宫 tiāngōng тяньгун — небесный дворец (чертоги небожителей).
— Молодой господин Наньгун, оставьте сантименты на потом[4], грядет большая битва и сейчас не время мешкать. Вы должны как можно скорее открыть магический барьер, чтобы мы смогли сразиться со злом и восстановить высшую справедливость.
[4] 伤春悲秋 shāng chūn bēi qiū шан чунь бэй цю «оплакивать уходящую весну и грустить с приходом осени» — печальные эмоции, связанные со сменой времен года и уходящим временем, часто используется для описания сентиментальности.
Наньгун Сы резко повернулся, чтобы взглянуть на говорившего, которым оказался Хуан Сяоюэ.
В эпоху расцвета Духовной школы Жуфэн подобные люди и рта открыть не посмели бы, даже если бы Наньгун Сы взбрело в голову наградить их десятком пощечин. Сегодня же прямо перед могилами его предков они смотрели на него свысока, бахвалились и демонстративно бряцали оружием.
Наньгун Сы был вынужден это сносить, потому что это был его долг!
До боли сцепив зубы, он держал себя в руках и терпел.
— Все, отступите немного назад, — с этими словами он вышел вперед и встал перед горными вратами.
Слева и справа стояли сделанные из духовных камней скульптуры отгоняющих злых духов божественных стражей, которые были настолько огромны, что только большой палец ноги каждого из них был размером с шестилетнего ребенка. У этих божественных изваяний было по три лица, отражавших спектр эмоций от благосклонности до гнева, а в руках, украшенных от предплечья до запястья многочисленными браслетами — по ритуальному сосуду. Странное дело, подобного рода статуи божественных стражей обычно имели выпученные глаза леопарда, веки же этих статуй были смежены, а брови нахмурены, отчего казалось, что они задумали что-то недоброе.
Не моргнув глазом, Наньгун Сы уколол стрелой кончик пальца и, начертав кровью на духовном камне магический символ, произнес вслух:
— Кровный потомок основателя Духовной школы Жуфэн в седьмом поколении Наньгун Сы имеет честь кланяться.
Со страшным грохотом задрожала земля.
Какой-то невежественный человек закричал:
— Глаза открылись! У той статуи!
Стоя в толпе людей, Мо Жань, так же как и все, запрокинул голову.
Если бы обстановка не была такой напряженной, он бы точно возразил тому человеку: «Не у одной, а у двух».
Оба стража, слева и справа, открыли глаза цвета янтаря с узким змеиным зрачком.
Изваяние с левой стороны неторопливо открыло рот, и из каменной дыры полился звук, похожий на звон гигантского колокола:
— Наньгун Сы, хорошо ли ты помнишь семь табу Жуфэн?
— Жадность, ненависть, ложь, убийство, блуд, воровство, грабеж — семь недопустимых вещей для благородного человека! — ответил Наньгун Сы.
Позади него Хуан Сяоюэ холодно усмехнулся:
— Лучше говорить, чем петь[5].
[5] 说的比唱的好听 shuō de bǐ chàng de hǎotīng «лучше говорить, чем петь» — насмешка над кем-то, кто дает пустые обещания, типа «звучит красиво, еще бы было правдой».
На самом деле не только Хуан Сяоюэ, но и многие другие свидетели этой сцены, проговаривая про себя эти семь табу, не могли не подумать о том, что сейчас эти слова были самой большой насмешкой над сгинувшей Духовной школой Жуфэн.
Статуя справа тоже открыла рот и до них донесся голос, который, казалось, пришел из глубины веков:
— Наньгун Сы, высоко подвешено чистое зеркало[6], внизу бездонные адские глубины, ты идешь по жизни с чистой совестью?
[6] 明镜高悬 míngjìng gāoxuán «светлое (чистое) зеркало высоко подвешено» — обр. в знач.: справедливость и правосудие; беспристрастный и справедливый судья. Легенда гласит, что у императора Цинь Шихуана было зеркало, которое могло видеть добро и зло человеческих сердец.
От переводчика: статуя требует ответа у Наньгун Сы «перед всевидящими Небесами и бездонными глубинами Ада».
— С чистой совестью.
Эти два вопроса Наньгун Сы помнил с детства. Чтобы войти на земли Кургана Героев, любой человек из рода Наньгун должен был услышать эти два вопроса и дать эти два ответа.
Когда основатель Духовной школы Жуфэн учредил эту традицию, скорее всего, он надеялся, что, поднявшись на гору для поклонения духам предков и услышав эти вопросы, его потомки вспомнят оставленные им заветы, задумаются о своих поступках и образумятся.
В этот момент Наньгун Сы не мог не подумать об отце, который каждый год в день зимнего солнцестояния, поднимаясь на гору для проведения церемонии поклонения духам предков, отвечал на эти два вопроса. Был ли он хотя бы немного взволнован, испытывал ли хотя бы намек на угрызения совести?
Или же воспринимал эту традицию двух вопросов только как ключ к дверям семейного склепа, считая, что это всего лишь заклинание, открывающее магический барьер на гору Цзяо, и ничего более?
Магический барьер открылся.
Каменные изваяния с двух сторон вдруг затряслись и одновременно опустились на одно колено.
— Покорно просим, хозяин, поднимитесь на гору.
На какое-то время Наньгун Сы застыл на месте, но, так как он стоял спиной к толпе, никто не видел выражения его лица, даже Е Ванси.
Наобайцзинь громко завыл, пытаясь выбраться из колчана и зацепившись за его край своими белоснежными лапами с золотыми когтями:
— Ву-у-у, у-у-у…
— Входите!
Придя в себя, Наньгун Сы произнес это лаконичное приглашение и взял на себя инициативу, первым ступив на территорию горы Цзяо.
— Здесь нам все еще нужно быть осторожными в словах и делах? — спросил Сюэ Чжэнъюн, сняв с себя заклятье безмолвия.
— Нет необходимости, — ответил Наньгун Сы, — этот запрет действует только в окрестностях горной цепи Паньлун, ведь на самом деле главное его назначение — оградить гору от людей, держащих камень за пазухой или обиду на Духовную школу Жуфэн. После того, как водный дракон признал, что мы не враги, он не будет обращать внимания на нашу речь.
Но даже после его слов большинство людей про себя все еще скорбели и не были склонны к тому, чтобы много говорить, в полном молчании следуя за Наньгун Сы на гору. Каждые триста метров слева и справа от горной дороги высились парные каменные зодиакальные барельефы. Сначала пара мышей, затем бык и корова, тигр и тигрица, кролик и крольчиха… где-то на середине подъема начинались захоронения великих героев Духовной школы Жуфэн.
Спящие вечным сном на горе Цзяо герои были погребены от нижних уровней до вершины в соответствии с их заслугами и прижизненной жертвой.
Сейчас они достигли самых нижних захоронений.
Здесь стоял сияющий белизной нефритовый столб высотой в два с половиной метра, на котором были выгравированы имена героев, а на самом верху — эпитафия: «Курган беззаветно преданных душ».
— Слышал, что на этом уровне захоронены самые верные слуги и последователи прошлых поколений семьи Наньгун, — прошептал Сюэ Мэн, обращаясь к Мо Жаню. — Здесь не меньше тысячи имен.
Он был прав: эта часть горы была сплошь покрыта могилами, которые простирались вдаль, насколько хватало глаз.
Охваченный тревогой Ши Мэй спросил:
— А что делать, если все эти тысячи поднимутся? Удостоенные захоронения на горе слуги семьи Наньгун, несомненно, сильные и умелые воины, как бы нам не увязнуть здесь.
Сюэ Мэн торопливо зажал ему рот:
— Тсс, с ума сошел!? Быстро сплюнь, накаркаешь еще...
Шедший рядом с ними Мо Жань мрачно произнес:
— Боюсь, что ему и каркать не надо…
— Эй, сукин сын, ты куда пошел-то?
Не обращая внимания на обеспокоенного Сюэ Мэна, Мо Жань отделился от общей колонны, подошел к одной из могил и, опустившись на колено, начал ее изучать.
Могильник героев Духовной школы Жуфэн отличался от обычного кладбища тем, что здесь не было земляных насыпей над телами умерших. Каждый из героев был захоронен в полупрозрачном гробу из похожего на тонкий лед белоснежного нефрита. Половина гроба была погружена в землю, а верхняя часть оставалась снаружи. Со стороны это массовое захоронение выглядело как сплошной нефритовый пояс, переливающийся и сияющий в свете луны, словно горный хрусталь.
Эти гробы были похожи на тот, что был установлен в Зале Шуантянь Пика Сышэн: в нем останки не разлагались и труп сохранялся таким, каким был при жизни. Опустив голову, Мо Жань внимательно изучал гроб перед собой. Похоже, за этими захоронениями никто особо не следил, поэтому гроб покрывал толстый слой пыли и грязи. Сквозь полупрозрачную крышку с трудом удалось различить очертания покойника в гробу: черты лица были слишком размыты, но судя по телосложению, это была женщина.
Некоторое время он смотрел на покойницу, но потом его взгляд снова заскользил по поверхности гроба…
Он просто нутром чувствовал, что с ним что-то не так, но никак не мог сообразить, в чем же конкретно дело.
Оглядевшись, Мо Жань убедился, что никто не обращает на него никакого внимания, после чего приложил руку к поверхности гроба и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям…
Внезапно он почувствовал дрожь в центре ладони и широко распахнул глаза, изменившись в лице.
В этом гробу действительно ощущалось присутствие нечистой силы, но ощущение было довольно слабым, да и шашки Чжэньлун внутри точно не было… Неужели он просчитался?
— Мо Жань! — окликнул его Сюэ Мэн, который вместе с основной колонной ушел уже довольно далеко.
— Сейчас, — прошептал Мо Жань, скорее для себя, чем для него.
Он провел рукой по крышке гроба, стирая толстый слой грязи, чтобы рассмотреть наружность той женщины, что лежала внутри.
Он продолжал тереть, когда вдруг боковым зрением заметил одну деталь и тут же замер.
Ему стало понятно, что именно изначально так смутило его.
Грязь...
Грязь на гробу была неправильной!
Помимо расчищенного им места Мо Жань вдруг обнаружил еще одно, на котором не было грязи… на стыке крышки гроба было четыре неровных отпечатка. Чуть поколебавшись, он все же протянул руку, чтобы сравнить, и обнаружил, что подобные следы могли остаться, если бы человек выбирался из гроба. Кроме отпечатка большого пальца, отпечатки остальных четырех пальцев полностью совпадали по местоположению и размеру!
Мо Жань спал с лица. Только он подумал о том, чтобы предостеречь остальных от дальнейшего восхождения на гору, как вдруг почувствовал, что воздух перед ним сгустился, став могильно-влажным и леденяще-холодным.
Резко вскинув голову, он увидел перед собой белое лицо трупа.
Позади могильной плиты, подогнув под себя ноги, сидела женщина в погребальном одеянии и пристально смотрела на него пустым немигающим взглядом.
КОНЕЦ II ТОМА
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, Lapsa1
< Глава 210 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 212 >
Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 211-220
Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot
Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и пример как это сделать
Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).
Комментарии
Отправить комментарий