ТОМ II. Глава 190. Учитель снова в уединении. Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот»

Глава 190. Учитель снова в уединении[1]

[1] 闭关 bìguān бигуань — будд. уходить в затвор, уединяться для молитвы (созерцания); ретрит: практика в уединении.

С того дня у Чу Ваньнина и Мо Жаня не было ни единого шанса встретиться наедине.

Накрывший Сычуань ливень не прекращался много дней. В селениях на побережье Янцзы стало появляться все больше разных чудовищ, а к стенам Байди[2] бурлящий поток принес большое количество дохлой рыбы и мертвых раков. Многочисленные свирепые твари выходили из воды и атаковали людей, поэтому почти все старейшины и ученики Пика Сышэн были немедленно направлены в прибрежные города и поселки бороться с лютующей нечистью. В подобной критической ситуации присутствие таких могущественных заклинателей, как Чу Ваньнин и Мо Жань, в одном и том же нуждающемся в помощи районе было бы нерациональным, поэтому один отправился в порт Санься[3], а второй — в Инчжоу[4].

[2] 白帝 báidì байди — один из пяти небесных императоров, бог Запада; название древнего города в устье ущелья Дунцутан провинции Сычуань.

[3] 三峡 sānxiá санься — Три ущелья: три порога на р. Янцзы; собирательное название Ущелья Кутанг, Ущелья У и Ущелья Силин в верховьях реки Янцзы в провинциях Сычуань и Хубэй.

[4] 益州 yìzhōu — ист. Инчжоу: древнее царство в районе Чэнду, существовавшее «с незапамятных времен до династии Цинь».

За сотню лет Духовная школа Жуфэн заточила бессчетное множество всевозможных существ в Пагоде Цзиньгу, поэтому ее разрушение неизбежно породило хаос в смертном мире.

Не только в Сычуани, но и за ее пределами — в Янчжоу, Лэйчжоу и Сюйчжоу, считавшихся ранее мирными и процветающими областями Верхнего Царства, — все чаще стали появляться демоны-каннибалы. Случаи массовых убийств простых людей вынудили духовные школы бросить все силы на уничтожение распоясавшейся нечисти, поэтому поиски Сюй Шуанлиня замедлились еще больше.

За годы тренировок потрясающая духовная мощь Мо Жаня не только увеличилась, но и стала более стабильной, поэтому ему понадобилось всего четыре дня, чтобы решить проблемы в Инчжоу. Возвратившись на Пик Сышэн, он узнал, что Чу Ваньнин тоже вернулся. Забыв об отдыхе, обрадованный Мо Жань тут же собрался в Павильон Алого Лотоса, но главные ворота надводного павильона оказались закрыты. Когда Мо Жань спросил об этом Сюэ Чжэнъюна, тот удивленно ответил:

— Он в уединении. Разве Юйхэн не предупредил тебя?

— Опять в уединении? — на лице Мо Жаня отразился неподдельный испуг. — Учитель ранен?

— С чего ты взял, что Юйхэн ранен? Разве он не посвящал тебя ранее в особенности своего духовного пути[5]? Каждые семь лет он уходит в уединение для духовной медитации. В прошлый раз, когда Юйхэн затворялся, ты ведь присматривал за ним, забыл?

[5] 心法 xīnfǎ синьфа «законы сердца» — будд.: духовное наставление (помимо сутр); профессиональный секрет, передаваемый учителем ученикам; даос.: название духовного пути. Даосское учение о «законах сердца/ума» позволяет выявлять перебои и искажения в протекании процессов в пространстве сердца-ума-духа и предлагает духовные практики и медитации для исправления искажений энергетических потоков.

Как только Сюэ Чжэнъюн сказал об этом, Мо Жань тут же вспомнил, что действительно, было такое дело… Тогда он только стал учеником Чу Ваньнина, и вот по прошествии полугода его Учитель объявил: в юности он был слишком усерден в постижении духовного наставления по совершенствованию сердца[6] и его тело пострадало. Хотя эта застарелая болезнь не слишком опасна, но каждые семь лет ему нужно затворяться на десять дней для специальной медитации.

[6] 炼心 liànxīn ляньсинь — даос. культивация сердца, совершенствование сознания, концентрация внимания в начале.

На протяжении этих десяти дней дух Великого Мастера Чу ослабевал настолько, что он почти превращался в простого смертного, и ему необходимо было усиленно медитировать, чтобы восстановить свое тело и духовную основу. В течение этого периода у него был всего один час в день, когда он мог восстановить свое сознание для того, чтобы попить воды и что-нибудь съесть, а все остальное время никто не должен был его тревожить и тем более наносить ему какую-либо травму. Осознавая собственную уязвимость, Чу Ваньнин возвел вокруг Павильона Алого Лотоса мощный защитный барьер, пропускавший лишь Сюэ Чжэнъюна, Сюэ Мэна, Ши Мэя и Мо Жаня, которые должны были помочь ему пережить это испытание.

Незадолго до того, как в прошлый раз Учитель ушел в уединение, у них с Мо Жанем произошел конфликт из-за «сорванных цветов[7]». После того, как Чу Ваньнин наказал его, Мо Жань был очень обижен, поэтому, когда Учитель уединился для медитации, в назначенный ему день он не пошел присматривать за ним, а вместо этого сбежал помогать дяде наводить порядок в архиве.

[7] 摘花 zhāihuā чжайхуа — срывать цветы; дефлорация: лишение невинности.

Вспомнив сейчас тот случай, Мо Жань почувствовал, как его сердце тревожно сжалось, и тут же сказал:

— Я схожу его навестить.

— Тебе незачем идти. Перед тем как затвориться, он сказал, что, как и в прошлый раз, будет достаточно, если за ним будет присматривать кто-то один. Первые три дня его оберегает Сюэ Мэн, следующие три — Ши Мэй, а ты проведешь с ним последние четыре дня.

— Я просто хотел пойти… взглянуть на него одним глазком…

— На что там смотреть? — со смехом сказал Сюэ Чжэнъюн. — В прошлый раз ведь за ним также присматривали Мэн-эр и Ши Мэй, так к чему это излишнее беспокойство? Кроме того, если ты наведаешься туда и Мэн-эр тебя заметит, вы же тут же зацепитесь языками и своими криками побеспокоите Юйхэна.

 Поразмыслив, Мо Жань был вынужден признать, что это здравая мысль, поэтому согласился никуда не ходить. Однако ночью он никак не мог заснуть, все время думая о том, что сейчас в Павильоне Алого Лотоса Сюэ Мэн находится наедине с Чу Ваньнином. Эта мысль отравляла душу кислым привкусом ревности, только усугубляя его терзания.

Конечно, он знал, что Сюэ Мэн чист и непорочен как младенец, к тому же совершенно не интересуется мужчинами, но ему все равно было не по себе. Половину ночи он проворочался с боку на бок, уснув, только когда уже начало светать, и в итоге проспал не больше пары часов.

Проснувшись, Мо Жань понял, что так дальше продолжаться не может.

Он ничего не мог с собой поделать — ему было просто жизненно необходимо увидеть Чу Ваньнина хотя бы издали.

Пусть ворота Павильона Алого Лотоса были закрыты, а по всему периметру стояла магическая защита, но Мо Жань был учеником Чу Ваньнина и этот защитный барьер, конечно, не мог остановить его. Что касается самих ворот из изумрудно-зеленых побегов молодого бамбука, они служили скорее украшением, чем были реальной преградой. С его навыками цингуна Мо Жань просто перемахнул их одним прыжком, плавно и бесшумно приземлившись во дворе. Каждый раз, когда Чу Ваньнин медитировал и совершенствовался, он предпочитал делать это в беседке из зеленого бамбука в самой дальней части пруда с лотосами, так что и в этот раз его стоило поискать именно там.

И правда, в висевшей над водной гладью туманной дымке он рассмотрел возвышающуюся над зеленым морем из листьев лотоса, со всех сторон занавешенную колышущейся кисеей изысканную бамбуковую беседку, в центре которой, на циновке, медитировал одетый в ослепительно белые одежды Чу Ваньнин.

Конечно, Сюэ Мэн стоял рядом с ним. Заметив, что снаружи пригревает утреннее солнышко, он приподнял и подвязал кисейную занавеску с одной стороны, чтобы Учитель тоже мог погреться. Зимнее солнце тут же прокралось в беседку, немного осветив бледное лицо Чу Ваньнина. По-видимому, даже погруженный в глубокую медитацию, Учитель все же почувствовал это приятное тепло, и очень скоро его лицо даже немного порозовело.

Через некоторое время из-за усилившейся циркуляции внутренней энергии[8] на его лбу выступила испарина. Сюэ Мэн сразу же схватил белоснежный платок и промокнул его лицо. Что-то почувствовав, он поднял голову и, осмотревшись, тихо пробубнил себе под нос:

[8] 周天 zhōutiān чжоутянь «небесный круг» — циркуляция ци по энергетическим каналам; кит. мед.: суточный оборот внутренней энергии «ци».

— Странно. Почему я чувствую, что кто-то следит за мной?..

Тем временем Мо Жань не просто следил за ним, он не спускал с него глаз.

Хотя внешне он выглядел спокойным, но в сердце его уже поднимался яростный шторм.

Ему казалось, что Сюэ Мэн слишком долго вытирает лоб Чу Ваньнина своим носовым платком, стоит ближе, чем это необходимо, и глаза его как-то уж очень странно затуманились... в общем, обрушив на Сюэ Мэна множество совершенно беспочвенных обвинений, Мо Жань почувствовал себя еще более расстроенным и подавленным.

С каждой секундой он все глубже погружался в пучины собственной паранойи. Понимая, что смотреть на это все стало невыносимым испытанием для его психики, и не желая дальше мучить себя, он уже собрался развернуться и уйти, но настолько потерялся в своих внутренних переживаниях, что перестал контролировать бесшумность собственной поступи.

В ту же секунду Сюэ Мэн замахнулся и бросил в него холодно сверкнувший на солнце духовный дротик в виде цветка сливы.

— Кто?! — строго крикнул он.

Цветочный духовный дротик — это мелочь, Мо Жань поймал его голой рукой, но вот от этого окрика его сердце подскочило до горла. Он поспешил выйти из укрывавшей его бамбуковой рощи и, пробежав цингуном по поверхности лотосового пруда, легко запрыгнул в бамбуковую беседку.

Сюэ Мэн, который, широко открыв глаза, молча наблюдал за его передвижениями, удивленно спросил:

— Ты… но как?..

— Как-как, осторожно и на цыпочках, — Мо Жань поспешил заткнуть ему рот рукой и, понизив голос, спросил, — ты чего так орешь?

— Ву-ву-ву… Ву! — побагровевший Сюэ Мэн яростно мычал и вырывался до тех пор, пока ему не удалось сбросить руку Мо Жаня. Пригладив растрепавшиеся волосы, он зыркнул в его сторону и, не скрывая злости, фыркнул: — Ты еще будешь мне нотации читать? Кто словно вор прятался в кустах? Что ты там высматривал?

— …Я боялся, что ты начнешь орать, как сейчас.

— Я могу кричать, сколько захочу, Учителю все равно это не помешает! — сердито отрезал Сюэ Мэн. — На нем заклинание безмолвия[9]. Ты что, ослеп, раз не видишь, что он наложил на себя заглушающее звук заклинание? Пока ты его не разрушишь, можешь орать прямо в ухо, он все равно ничего не услышит…

[9] 泯音咒 mǐnyīn zhòu миньинь чжоу «заглушающая звук мантра».

Пока он болтал без умолку, Мо Жань стоял в оцепенении:

— Заклинание подавления звука? В таком случае почему дядя сказал, что боится, что мы будем шуметь, если я приду сюда?

— Папа наверняка видел, что ты вернулся из Инчжоу уставшим, и хотел, чтобы ты сначала отдохнул. — Помолчав, Сюэ Мэн предложил: — если не веришь мне, просто сам пораскинь мозгами. Учитель ведь не первый раз здесь уединяется и в первую очередь всегда накладывает заклинание подавления звука, чтобы мы могли свободно себя чувствовать рядом с ним. Ты что-то совсем не шевелишь извилинами и наверняка когда-нибудь сдохнешь из-за своей тупости.

Мо Жань: — …

Увидев, что старший братец собирается усесться на пол беседки, Сюэ Мэн схватил его под руку и попытался выпроводить:

— Эй, ты что делаешь?

— Раз так, я тоже останусь здесь, — заявил Мо Жань.

— Кто хочет, чтобы ты тут остался, а? Договорились же, что первые три дня я за ним присматриваю. Так и скажи, что хочешь подлизаться к Учителю? Проваливай, не пытайся отнять мою работу.

— Ты точно сможешь хорошо о нем позаботиться?

— Почему это я не смогу хорошо позаботиться об Учителе? Я ведь не первый раз присматриваю за ним во время медитации.

Видя раздражение Сюэ Мэна, Мо Жань не знал, что еще добавить. Помявшись, он уже собирался уйти, как вдруг заметил на столе чашку чая. Оценив крупные темные листья и легкий свежий аромат, он как бы между прочим спросил:

— Это же «Холодный и ароматный снег[10]», выращенный в горах Куньлунь?

[10] 雪地冷香 xuě dì lěng xiāng сюэ дилэн сян «ароматный чай, словно запорошенное снегом поле» — речь идет о первоклассном чае, который сам по себе является эталоном. Имеет слегка горьковатый освежающий вкус, применяется в китайской традиционной медицине: снимает жар, утоляет жажду, освежает и успокаивает разум.

— О! А ты-то откуда знаешь?

— …

Как он мог не знать? Это был любимый чай Сюэ Мэна. Этот парень как всегда горел желанием поделиться с Учителем самыми любимыми вещами, но при этом ни на секунду не задумывался о том, подходят ли они Чу Ваньнину и нравятся ли они ему.

— «Холодный и ароматный снег» имеет свежий аромат и обладает охлаждающим эффектом. Учитывая тот факт, что тело Учителя по природе своей уязвимо для холода, ты уверен, что ему будет приятно пить такой чай?

Сюэ Мэн растерялся и, залившись краской стыда, попытался оправдаться:

— Я даже не подумал об этом. Просто решил, что это ведь очень хороший чай, и я…

— Поменяй его на чай с бутонами розы, добавь в него две ложки меда и держи подогретым, чтобы Учитель, как очнется, сразу его выпил. Я схожу на кухню, приготовлю немного легких закусок и принесу их тебе попозже.

Пытаясь сохранить остатки достоинства, Сюэ Мэн поспешил возразить:

— Ему не следует есть сладкое, тем более, что эти десять дней он хотел поститься.

— Я знаю, но дядя сказал, что немного поесть он может, — отмахнулся Мо Жань, после чего покинул бамбуковую беседку и направился к выходу с территории надводного павильона. — До встречи.

Некоторое время Сюэ Мэн ошеломленно смотрел вслед удаляющемуся силуэту.

Когда Мо Жань отошел подальше, он опустил голову и не смог удержаться, чтобы еще раз не взглянуть на шею своего Учителя… вчера совершенно случайно он заметил на ней бледный след синяка.

В лучах солнечного света стало еще очевиднее, что это не был след от укуса насекомого или какого-то старого ранения. Сюэ Мэну давно уже было не пять и не четырнадцать, и пусть в некоторых вещах у него не было личного опыта, это не значит, что он не знал, что это может быть, так что эта маленькая отметина на шее Чу Ваньнина очень беспокоила его.

Сюэ Мэн вспомнил все мелкие детали, особенно случившееся в тот день, когда он услышал странные звуки на заднем склоне горы Хоу.

Он постоянно убеждал сам себя в том, что тогда это был просто шелест листьев и шум ветра, но неясная дымка подозрения вновь заволокла его сердце, нависнув над его чистым разумом темными тучами. Иногда за этим непроглядным клубившимся туманом проступало что-то странное, с каждым появлением обретая все более отчетливые и пугающие очертания.

Так и сейчас, в этот теплый солнечный день, Сюэ Мэну почему-то вдруг стало неуютно и холодно, он невольно вздрогнул, словно от озноба, и нахмурился.

Из-за этой тревоги на шестой день затворения Чу Ваньнина Сюэ Мэн принял решение…

Он должен тайно проследить за Мо Жанем.

Это был последний день, когда Ши Мэй присматривал за Чу Ваньнином. Мо Жань должен был сменить его только в полночь, но поужинав пораньше в Зале Мэнпо, он набил корзинку легкими закусками и направился прямиком к Павильону Алого Лотоса. Следивший за ним Сюэ Мэн оказался застигнут врасплох решением Мо Жаня сменить Ши Мэя раньше времени, поэтому, так и не доев свой ужин, он тут же тайно проследовал за ним к надводному павильону. Когда тот спокойно вошел через главный вход, помедлив немного, Сюэ Мэн точно так же, как когда-то Мо Жань, перемахнул через ограду.

В это время солнце еще не зашло, но уже можно было увидеть слабую тень народившегося месяца. Казалось, небо только что смыло с лица яркий дневной грим и лишь в уголках его усталых глаз еще лежали ярко-алые росчерки вечерней зари. Постепенно вместе с жирными белилами, липкими румянами и пудрой эти яркие тени были смыты темной водой сумерек с ярко сверкающими каплями звезд со дна угасшего дня.

Когда с корзинкой в руках Мо Жань подошел к Павильону Алого Лотоса, он еще издали увидел в беседке Ши Мэя, но тот не заметил его прихода, так как стоял к нему спиной.

Когда Ши Мэй почтительно опустился на колени перед Чу Ваньнином, улыбающийся Мо Жань хотел окликнуть его, но тут заметил, как в руке того холодно блеснул металл. Что бы это ни было, оно нацелилось прямо на медитирующего Чу Ваньнина. Мо Жань окаменел от ужаса, в голове словно что-то ярко вспыхнуло, и он вдруг громко крикнул:

 — Ши Мэй!

Спина стала мокрой от выступившего холодного пота, все волосы на теле встали дыбом.

За обе свои жизни Мо Жань не раз оказывался на краю гибели и давно привык жить в ожидании нападения, так что теперь даже шелест ветра в траве и ветвях воспринимался им как нападение вражеской армии[11]. Не зря говорят: «Однажды укушенный змеей десять лет боится колодезной веревки[12]». Когда-то эта беседка в Павильоне Алого Лотоса уже хранила труп Чу Ваньнина, который пролежал здесь целых два года, вплоть до дня его собственной смерти.

[11] 草木皆兵 cǎo mù jiē bīng цао му цзе бин «трава и деревья кажутся [вражескими] солдатами» — обр. в знач.: впасть в панику, жить в постоянном страхе.

[12] 一朝被蛇咬，十年怕井绳 yī zhāo bèi shé yǎo, shí nián pà jǐng shéng «однажды укушенный змеей десять лет боится колодезной веревки» — ср. обжегшись на молоке, станешь дуть и на воду.

На самом деле ему не очень нравилось это место. Каждый раз, ступая в беседку на воде, он сразу вспоминал последние годы своей прошлой жизни и лежащего среди этих лотосов с навечно закрытыми глазами мертвого Чу Ваньнина.

Подсознательно он всегда чувствовал, что Павильон Алого Лотоса — несчастливое место: бездонная глотка, способная в любой момент поглотить последний огонь жизни в этом мире.

Ши Мэй обернулся, чуть согнул кисть, и сверкнувший серебром предмет скрылся в его рукаве:

— А-Жань?.. Ты зачем пришел?

— Я…

Сердце колотилось так сильно, что несколько секунд он не мог сделать вдох, но, несмотря на это, Мо Жань все же нашел в себе силы и, нахмурив брови, сказал:

— У тебя в руке…

— В руке?

Ши Мэй на мгновение растерялся, а затем снова поднял руку, и Мо Жань увидел, что в ней он держит отлитый из чистого серебра гребень с ручкой, инкрустированной мелкими духовными камнями, улучшающими циркуляцию духовной энергии.

Мо Жань запнулся. Потребовалось время, чтобы он смог выдавить из себя:

— Ты… расчесывал волосы Учителя?

— …А? Что случилось? — Ши Мэй окинул его испытующим взглядом, потом чуть приподнял свои красивые брови. — У тебя такое странное выражение лица, снаружи что-то произошло?

— Нет, я просто…

Он замолк, так и не договорив. Побелевшее лицо залил яркий румянец, и только благодаря сгустившимся сумеркам это осталось незамеченным Ши Мэем. Мо Жань поспешил опустить голову, скрывая за кашлем свое смущение:

— Ничего.

Ши Мэй по-прежнему молча смотрел на него, а затем, видимо, что-то понял, и на его лице отразилось потрясение. Поколебавшись немного, он все же сказал:

— Неужели ты подумал…

Мо Жань тут же поспешно выпалил:

— Я так не думаю!

В конце концов, Ши Мэй всегда прекрасно относился к нему, и он правда считал его родным человеком. Мо Жань был шокирован своим поведением и из-за этого недоразумения почувствовал себя очень виноватым перед Ши Мэем, поэтому не подумав брякнул это: «Я так не думаю».

После долгого молчания Ши Мэй сказал:

— А-Жань.

— А?

— Я ведь даже не договорил, — Ши Мэй тихо вздохнул, — а ты сразу начал отпираться.

Как только эти слова прозвучали, стало совершенно ясно, что Ши Мэй уже понял, что до этого Мо Жань ошибочно принял серебряный гребень в его руке за кинжал убийцы.

Хотя причиной его бурной реакции был страх в этой жизни тоже потерять Чу Ваньнина и он точно так же испугался бы, будь это Сюэ Мэн или Сюэ Чжэнъюн, но оказавшись перед несправедливо обвиненным Ши Мэем, Мо Жань почувствовал себя очень неловко.

Потупившись, он выдавил:

— …Прости.

На его памяти Ши Мэй в любой ситуации был ласков и терпелив. Очень редко он бывал холоден или прямо обвинял кого-то. Однако этой ночью возле лотосового пруда Ши Мэй очень долго просто молча смотрел на Мо Жаня.

Поднявшийся ветер закрутил лежащие на воде зеленые листья, игриво вовлекая алые лотосы в свой танец.

Ши Мэй наконец тихо сказал:

— Люди меняются, и мы уже не так близки, как прежде. Однако, А-Жань, ты знаешь меня десять лет, как же дошло до того, что в своем сердце ты считаешь меня настолько ужасным человеком?

Его голос был мягким и спокойным, не напряженным от гнева и не плаксивым из-за нанесенной ему обиды. Мо Жань взглянул в прозрачные и чистые, как ключевая вода, глаза Ши Мэя, которые, казалось, ясно видели его сердце, и у него пропало всякое желание отпираться и болтать попусту.

Ши Мэй вложил в руку Мо Жаня ярко сверкающий серебряный гребень и холодно сказал:

— В последний раз, прежде чем закрыть глаза для медитации, Учитель разрешил мне заплести ему косу. Раз ты уже пришел, передаю это тебе.

— Ши Мэй…

Однако высокий и статный красавец, отодвинув его плечом, неспешно прошел мимо и, так ни разу не обернувшись, в одиночестве покинул вечно погруженный в уныние Павильон Алого Лотоса.

Автору есть что сказать:

Маленький спектакль: «Как быть, если кто-то злится?»

Вопрос: Что делать, когда злится Чу Ваньнин?

Мо Жань 0.5: — Что значит злится? Какое право он имеет злиться? Только этот достопочтенный может злиться, потому что вечно от него в постели слова доброго не дождешься. Смех да и только!

Мо Жань 1.0: — Быстро хватать Ши Мэя и валить куда подальше. Как еще можно выжить, если Чу Ваньнин разозлится по-настоящему?

 Мо Жань 2.0: — Я не могу позволить Учителю тратить жизненные силы на гнев.

Сюэ Мэн: — Плохо дело!.. Я... должно быть, я в чем то ошибся? Я… я сейчас же все исправлю.

Ши Мэй: — Я тоже не могу позволить Учителю тратить жизненные силы на гнев.

Что делать, когда злится Мо Жань?

Чу Ваньнин: — …Мне кажется, он не умеет злиться.

0.5: — ????? Тебе наебнуть? Ты что, забыл о моем существовании?

Сюэ Мэн: — Обложить трехэтажным матом этого сукина сына.

Ши Мэй: — Просто задобрить его, вести себя как с маленьким ребенком.

Что делать, когда злится Сюэ Мэн?

Чу Ваньнин: — Он ведь постоянно злится?

Мо Жань: — Эй, он ведь постоянно злится?

Ши Мэй: — Пфф, он ведь постоянно злится?

Что делать, если разозлится Ши Мэй?

Чу Ваньнин: — Он умеет злиться?

Сюэ Мэн: — А он умеет злиться?

Мо Жань: — Да… он умеет злиться... Честно говоря, сегодня я умудрился разозлить его и теперь не знаю, что делать. Жаль, что я никогда не был силен в искусстве задабривания людей...

Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, Lapsa1

< Глава 189 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 191 >

Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 181-190

Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot

Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и  пример как это сделать

Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).