ТОМ II. Глава 160. Учитель, вы еще помните ту технику по изменению голоса, с которой мы столкнулись когда-то на постоялом дворе? Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот»

Глава 160. Учитель, вы еще помните ту технику по изменению голоса, с которой мы столкнулись когда-то на постоялом дворе?

Все гости прекрасно слышали это обвинение. Многие из них презрительно уставились на Е Ванси, хотя были и те, кто с пренебрежительным сочувствием смотрели на Наньгун Сы и Сун Цютун.

Из толпы послышался шепот:

— Что за мразь…

— Странно, почему молодой господин Наньгун все еще не вышел из себя?

— Оказывается, с самого начала барышня Сун попала в безвыходное положение. Ох, разве можно ее винить… она всего лишь красивая девушка без семьи и связей, ставшая разменной монетой в споре двух молодых господ… что ей оставалось делать?

Человек в черном так увлекся своим представлением, что в какой-то момент забыл о Тяньвэнь и тут же получил ощутимый удар. На его счастье, он успел увернуться и плеть не смогла обвиться вокруг него или нанести серьезный вред его телу, однако плащ оказался порван, кровь из пореза брызнула на пол. Из горла обличителя вырвался тихий стон, после чего он стал куда осмотрительнее и больше ни на секунду не упускал из виду лозу Чу Ваньнина, проворно уворачиваясь от сыплющихся на него ударов. Впрочем, ранение никак не повлияло на проворность его языка, и он с удвоенной силой принялся сыпать обвинениями в адрес Е Ванси:

— Молодой господин Е, барышня Сун так и не осмелилась признаться жениху в том, что случилось между вами пару дней назад. Думаю, она боялась нарушить хрупкий мир между тобой и Наньгун Сы. Но небеса все видят и есть на свете высшая справедливость[1]! Неужели у тебя не осталось ни стыда ни совести? Теперь, когда грехи твои всем известны, ты не собираешься склонить голову и покаяться перед людьми?!

[1] 青天有眼，明镜高悬 qīngtiān yǒuyǎn míngjìng gāoxuán «голубое небо имеет глаза, светлое зеркало подвешено высоко» — о том, что есть высшая [божественная] справедливость.

С одной стороны, Е Ванси был в ярости, с другой, сама ситуация казалась ему абсурдной и смешной:

— Нет на мне никакого греха.

— Выходит, на тебе греха нет, значит, барышня Сун одна во всем виновата? Пусть она не воспротивилась твоей воле, но, по-моему, с твоей стороны было очень непорядочно принуждать ее. А может, ты хочешь убедить всех нас, что это она соблазнила тебя, а не ты заставил ее уступить?

В это время не проронивший ни слова Наньгун Сы вдруг повернулся и, взглянув на Сун Цютун сверху вниз, протянул ей руку, чтобы помочь ей подняться.

Однако девушка решила, что он хочет взять ее за руку, чтобы лично убедиться в том, что шоугунша исчезла с ее запястья. Проснувшись вчера, она тут же обнаружила, что киноварь с ее руки окончательно стерлась, и очень испугалась. Объяснить случившееся она не могла, а предание этого факта огласке могло породить недопонимание и ухудшить ситуацию. В конце концов, остались считанные дни до момента, когда она разделит брачное ложе с Наньгун Сы, после чего ее девственный замок в любом случае станет только воспоминанием. Поэтому Сун Цютун умолчала об исчезновении шоугунши, надеясь, что ситуация разрешится сама собой.

Кто мог подумать, что появится человек, который выльет на нее ведро помоев…

Как ни крути, а Е Ванси на самом деле спас ее и держал при себе в качестве личной служанки. Если развивать эту мысль, нарисованная киноварью печать с ее запястья исчезла, да и родинку на ее бедре этот человек в черном описал очень точно, и это ей никак не оспорить[2]. Голова гудела от роящихся в голове мыслей, и она совершенно не представляла, что делать в ее положении.

[2] 百口莫辩 bǎi kǒu mò biàn бай коу мо бянь «сто уст не докажут» — не иметь возможности оправдаться/доказать свою невиновность.

В смятении чувств Сун Цютун подняла мокрые от слез глаза на глазевшую на нее толпу и увидела в обращенных на нее взглядах лишь презрение и жалость. Под давлением этих полных снисхождения глаз, почти беззвучных шепотков и тихих пересудов она невольно перевела взгляд на Е Ванси, который стоял в гордом одиночестве и с высоко поднятой головой противостоял всеобщему осуждению.

Человек в черном, уворачиваясь от лозы Уважаемого Наставника Чу, продолжал носиться по всему банкетному залу, безостановочно осыпая свою жертву бранью и обвинениями:

— Е Ванси! У нас с тобой давняя вражда, и сегодня я разоблачу тебя, лицемер! Это каким подонком надо быть, чтобы прелюбодействовать с невестой своего господина?! Развратил добропорядочную барышню, и не стыдно тебе?! Какой же ты мерзавец!

И тут оцепеневшая от страха Сун Цютун поняла, как ей следует поступить. Обвинение ей не опровергнуть. Исходя из слов человека в черном, у них с Е Ванси давняя вражда, поэтому он всеми правдами и неправдами хочет втоптать в грязь его репутацию благородного человека.

Она не может взять на себя грех прелюбодеяния, но если просто согласиться со словами этого человека в черном и признать, что Е Ванси вынудил ее, тогда хотя бы…

Внезапно она громко и истерично завопила:

— Да, это он погубил меня!

Рука Наньгун Сы замерла так же, как и все его тело. Он ошеломленно и испуганно смотрел на нее, словно не в силах поверить в то, что его невесту осквернил человек, который долгие годы был правой рукой его отца. Весь его облик, как зеркало, отражал его внутреннее потрясение.

Сун Цютун разрыдалась и закрыла лицо руками. Срывающимся голосом она сказала:

— Да, господин Е опозорил меня, он… он принудил меня… я никогда не давала ему согласия…

Какое-то время Наньгун Сы пристально смотрел на нее. Пламя свечей яркими бликами отражалось в его потемневших глазах, где, казалось, сейчас сошлись в битве изначальные тьма и свет. Наконец он медленно опустил руку, которую до этого протянул, чтобы помочь Сун Цютун, и его хриплый голос, словно горсть горящих углей, рассыпался по залу:

— Ты точно понимаешь, что говоришь?

Увидев его ярость, Сун Цютун испугалась еще больше и зарыдала в голос:

— Молодой господин, простите меня… Я боялась, что вы не примете меня, поэтому… прямо… прямо не осмеливалась рассказать вам… а еще больше я боялась… боялась, что после того, как правда выйдет наружу, вы с господином Е возненавидите друг друга. Глава так ценит его, и если между вами будет неприязнь, это расколет Духовную школу Жуфэн. Разве могла я это допустить? — Она низко склонилась в поклоне, длинные рукава дрожали вместе с трясущимися от рыданий плечами. Сейчас эта искренне горюющая красавица не могла не тронуть даже самые черствые сердца. — Это правда, Цютун не знала, как поступить… не смела обратиться к главе с таким позорящим честь вопросом… только и могла, что скрывать… Молодой господин, Цютун опозорила ваше доброе имя, но… но душой и сердцем я правда была верна…

Побледневший Наньгун Сы отступил и замотал головой из стороны в сторону, повторяя как заведенный:

— Ты понимаешь… ты понимаешь, что говоришь?

Облаком сияющего шелка волосы Сун Цютун накрыли дрожащие прекрасные плечи. Словно темные волны, излучающие собственный свет лучше самой дорогой ткани в мире, они еще больше подчеркивали хрупкую красоту ее точеной фигурки и очарование заплаканного нежного личика:

— Все правильно, Цютун поступила очень плохо, она не должна была ничего утаивать от молодого господина. Но я всего лишь брошенная сирота, без роду и племени, поэтому…

Внезапно громкий крик Наньгун Сы прервал ее речь:

— Ты вообще понимаешь, что говоришь?!

— Я…

От его резкого окрика Сун Цютун вздрогнула всем телом. Она подняла заплаканное личико и, взглянув на него полными слез глазами, трясущимися губами пробормотала:

— Я…

— В конце концов, как ты могла так поступить? Я и подумать не мог, что ты можешь… что ты способна на такое!

Люди, услышав слова Наньгун Сы, начали переглядываться и многозначительно поигрывать бровями. Кто-то даже не удержался и тихо прошептал:

— Я, конечно, слышал, что в Духовной школе Жуфэн достоинство мужчин ставят выше женской добродетели, но даже подумать не мог, что Наньгун Сы вместо Е Ванси начнет обвинять пострадавшую и опозоренную Сун Цютун. Действительно, леденящее душу зрелище.

— Похоже, он и правда не отличает добра от зла.

Услышав признание Сун Цютун, Чу Ваньнин сразу же отозвал свою лозу, но теперь, увидев реакцию Наньгун Сы, тоже немного растерялся.

Он помнил, что Наньгун Сы был иногда склонен вести себя излишне высокомерно и порой давать волю своему вспыльчивому темпераменту, но по сути своей он был человеком прямолинейным и порядочным, поэтому не стал бы оскорблять кого-то без веских на то оснований. Как ни крути, если Наньгун Сы хочет в этом деле докопаться до истины, логичнее было требовать ответа у Е Ванси, а не Сун Цютун.

Но сейчас по непонятной причине ярость Наньгун Сы обрушилась именно на Сун Цютун... Как так вышло?

Среди гостей лишь только Мэй Ханьсюэ так и продолжал сидеть на своем месте, спокойно выпивая и наслаждаясь царившей вокруг суматохой. Если бы в этот момент здесь оказался Сюэ Мэн, то он, скорее всего, сразу заметил бы, что этот Мэй Ханьсюэ и тот, с которым он встретился совсем недавно, разительно отличались. На этот раз на нем была запомнившаяся еще по Персиковому Источнику личина ветреного повесы, о чем красноречивее любых слов свидетельствовали его раскованная манера поведения и полный кокетства масляный взгляд.

Сун Цютун тем временем продолжала лить горючие слезы и перекладывать всю вину за свой позор на Е Ванси, тот же, похоже, был в таком ужасе, что, к удивлению свидетелей этой сцены, не проронил ни слова в свое оправдание. Широко открыв глаза, он, словно громом пораженный, уставился на женщину, которую когда-то выкупил и вызволил из Палаты Сюаньюань.

— Да, Цютун слабая духом и бесхребетная. Мне не хватило смелости ради сохранения чистоты своего тела наложить на себя руки до того, как господин Е обесчестил меня. Цютун всю жизнь была бесправнее ряски на воде и не смела распоряжаться собой, ведь все, что у нее есть, было подарено молодым господином Е… Но теперь я осознала, как ошибалась, когда… я... я во всем слушалась приказаний господина…

Дослушав ее причитания, Наньгун Сы вдруг высоко поднял голову и закрыл глаза.

Теплый свет празднично украшенного банкетного зала осветил его напряженное лицо. Отбрасываемые ресницами дрожащие черные тени клубились, словно темные облака, предвестники надвигающейся бури. Было очевидно, что молодой господин Наньгун сдерживается из последних сил.

Он стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Кадык судорожно перекатывался в унисон с огромными волнами, что захлестнули его разум. Было видно, что Наньгун Сы бросил все силы на то, чтобы эта буря не вырвалась наружу. Его скулы заострились, на висках вздулись вены, а тело трясло так, словно вся кровь в его венах вскипела и сердце в любую секунду взорвется от распирающего его гнева.

Он сдерживался сколько мог, но в конце концов не выдержал и, яростно выругавшись, выхватил меч и разрубил на две части низкий столик[3] перед Сун Цютун! Довольно, расходитесь[4]!

[3] 案几 ànjǐ аньцзи — низкий узкий столик (обычно за него садятся на пол, подогнув колени под себя), за которым в древности люди ели, читали и писали.

[4] 杯盘狼藉 bēipán lángjí «чарки пусты и тарелки разбросаны как попало» — обр. всё съедено дочиста, конец бурного веселья/пирушки.

 — Сун Цютун, ты ведь знаешь… знаешь, что я больше всего ненавижу и презираю, то, с чем никогда не смирюсь, — это ложь! — после этого громкого признания, он вдруг крикнул: — Е Ванси!

— …Молодой хозяин.

— Е Ванси, подойди ко мне!

— …

Наньгун Сы стремительно обернулся и посмотрел прямо на него покрасневшими влажными глазами:

— Иди сюда!

Е Ванси послушно подошел. Зрители, с энтузиазмом наблюдавшие за разыгравшейся перед ними драмой, затаили дыхание в ожидании, когда обнаженный меч Наньгун Сы войдет в грудь прелюбодея Е Ванси. Все ждали, что господин Духовной школы Жуфэн выпустит предателю кишки, вырежет его черное сердце и бросит на пол. Полные предвкушения и страха в этот момент взгляды всех гостей были прикованы только к ним.

Задыхающийся от гнева Наньгун Сы в повисшей тишине уставился на Е Ванси и после долгого напряженного молчания приказал:

— Ты... убери технику изменения голоса.

— Техника изменения голоса? — Сбитые с толку люди начали изумленно переглядываться. — Какое отношение к этому делу имеет техника изменения голоса?

— Эй, в конце концов, что не так с голосом Е Ванси, раз для его изменения он использует магию? Неужели его настоящий голос так ужасен, что может напугать людей? А может, за этим скрывается какая-то постыдная тайна?

Е Ванси, однако, просто опустил глаза и тихо сказал:

— Молодой хозяин, это невозможно.

Наньгун Сы окаменел и в еще большем изумлении уставился на него:

— Скажи, почему?

— С тринадцати лет изо дня в день на протяжении десяти лет я использовал магию для изменения моего голоса, поэтому эта техника слишком глубоко укоренилась в моем духовном ядре, — Е Ванси ненадолго замолчал, а потом спокойно закончил, — мой настоящий голос невозможно восстановить.

— … — Пораженный Наньгун Сы отступил на шаг. Ему потребовалось время, чтобы собраться с мыслями, после чего он поднял голову и устремил взгляд на мужчину, что все это время с нечитаемым выражением на лице восседал на почетном месте главы.

— Отец? — пробормотал он.

 

Наконец, Наньгун Лю заговорил:

— Сы-эр, это и правда достойно сожаления, но… решение изменить голос Е Ванси было принято очень давно. Он сам пошел на это ради того, чтобы достигнуть своего текущего положения в школе. Тогда никто не ожидал, что все так обернется. Тебе не стоит принимать все так близко к сердцу.

 — Но…

Наньгун Лю спустился с платформы и встал позади заслона из охранников. Заложив руки за спину он продолжил:

— Как отец я знаю, что вы с детства очень дружны с Е Ванси. Да и сам я благодарен ему за преданность и упорную работу во благо школы на протяжении всех этих лет. Но его былые заслуги не имеют отношения к сегодняшнему инциденту… Прелюбодеяние с Сун Цютун, попрание норм морали и законов, принятых в нашем обществе, а также оскорбление своего господина являются тяжкими преступлениями, которые требуют самого сурового наказания[5].

[5] 死罪 sǐzuì сыцзуй — тягчайшее преступление, караемое смертной казнью.

Удивительно, но судя по реакции Наньгун Сы, он не ожидал от Наньгун Лю таких слов:

— Отец! — возмущенно воскликнул он.

Наньгун Лю взмахнул рукой, и тут же Наньгун Сы накрыло голубое сияние связывающего заклятия. Сбросив охватившее его оцепенение, он тут же яростно взревел внутри, но было поздно. Это барьерное заклинание, известное как «наставляющий магический круг[6]», передавалось в Духовной школе Жуфэн из поколения в поколение. Из-за того, что некогда в этой духовной школе были известны случаи отцеубийства с целью захвата власти, во избежание смуты было принято решение, что сын главы в детстве кровью подписывал с отцом договор, позволяющий тому в любой момент использовать это заклинание, чтобы ограничить его силы. Действие связующих чар, наложенных отцом на сына, продолжалось чуть менее часа, и как бы ни был силен Наньгун Сы, в течение этого времени он не мог вырваться на волю.

[6] 规诫结界 guījiè jiéjiè гуйцзе цзецзе «исправляющий и наставляющий магический круг»: 规诫 guījiè «исправлять и наставлять»; 结界 jiéjiè — магический круг/барьер.

Наньгун Сы что-то кричал внутри магического круга, но после запечатывания барьера ни один звук уже не мог просочиться наружу…

В сложившейся ситуации для Наньгун Лю было приемлемее признать, что у Е Ванси и Сун Цютун была тайная любовная связь, чем выставлять на всеобщее обозрение другие тайны Духовной школы Жуфэн. Глава подошел к человеку в черном и, вежливо поклонившись, рассыпался в благодарностях:

— Я не знаю, в чем причина вашей вражды с Е Ванси, но сегодня благодаря вам, уважаемый гость, моя семья смогла избежать большой беды.

Человек в черном холодно ответил:

— Глава Наньгун излишне любезен.

— Охрана, сейчас же арестуйте Е Ванси! Возьмите его под стражу до…

— Подождите! — внезапно перебил его человек в черном. Несмотря на неловкость ситуации, Наньгун Лю тут же поспешил скрыть свое беспокойство под улыбающейся маской.

— Господин желает дать нам еще одно наставление?

— Я тут подумал: не успел ваш сын сказать пару слов о технике изменения голоса, как уважаемый глава тут же поспешил ограничить его и заключить господина Е в темницу. Почему бы это?

— Ох, это внутреннее дело Духовной школы Жуфэн, неуместно здесь обсуждать его детали…

Человек в черном рассмеялся:

— Как я погляжу, ради сохранения репутации Духовной школы Жуфэн уважаемый глава готов «уступить пешку, чтобы сохранить ладью». Бедная барышня Е пожертвовала собой, больше десяти лет жизни усердно трудилась на благо этой духовной школы, а ты ради сохранения репутации своего семейства готов ее невиновную наказать.

Смысл этого заявления еще не дошел до других, а благожелательное выражение вмиг слетело с лица Наньгун Лю.

Сидевший неподалеку Мэй Ханьсюэ улыбнулся и, плеснув себе в чарку еще крепкого вина, залпом опорожнил ее и снова поставил на стол.

В свете свечей лицо Наньгун Лю стало цвета воска. Помолчав, он с натужной улыбкой переспросил:

— Что за барышня Е?.. Господин, вы…

Глаза человека в черном насмешливо блеснули, и его зычный голос, звонким эхом отразившись от стен, донес его слова до каждого уголка большого зала, в один миг поразив сердца и умы людей:

— Е Ванси не мужчина.

Автору есть что сказать:

 Все это время я так любила ваши комментарии с догадками о том, что брат Е — девушка... 23333 (аха-ха-ха-ха!), но чтобы не проболтаться, мне приходилось обегать их за 50 ли (25 км)! Ха-ха-ха!

Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, Lapsa1

< Глава 159 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 161 >

Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 151-160

Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot

Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и  пример как это сделать

Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).