К основному контенту

ТОМ I. Глава 74. Этот достопочтенный виноват. Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот»

 

Мо Жань окаменел.

Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя. Покраснев до кончиков ушей, он наконец взял себя в руки и попытался отмахнуться:

— Это... то самое, да не знаю я! Это не мой платок. А куда же делся мой? Э...я… я… да я правда не знаю, как теперь это все объяснить[1]...

[1] 跳进黄河也洗不清 «прыгнув в реку Хуанхэ, не отмыться» — употребляется в ситуации, когда невиновный человек не имеет возможности оправдать себя.

Мо Жань пристально вглядывался в тонкий шелковый носовой платок с изящно вышитым цветком дикой яблони, однако никак не мог вспомнить, откуда у него эта вещь. Он лихорадочно копался в памяти, пытаясь найти ответ, и наконец хлопнул себя по лбу, когда его озарило:

— Ох!

— Что?

— Я вспомнил! — Мо Жань с облегчением вздохнул и с виноватой улыбкой забрал платок у Ши Мэя. — Извини, этот платок и правда не мой. Я не могу тебе его отдать.

Ши Мэй молчал, но на его лице был написан невысказанный вопрос.

— Хотя на нем вышит цветок яблони, это не платок Учителя, — Мо Жань аккуратно сложил ткань и убрал за пазуху. В этот момент он почувствовал, как на душе стало легко и спокойно. Все-таки хорошо, что он не ошибся с владельцем этой вещи. — Это платок Ся Сыни.

— Маленького брата Ся? — переспросил Ши Мэй.

— Да, мы же живем вместе. Наверное, вчера вечером я его постирал, а сегодня с утра случайно прихватил. Ха-ха-ха, неловко вышло.

— Эм... не так уж это и важно, — Ши Мэй ласково улыбнулся и напомнил. — Время позднее. Пора идти. Давай заберем младшего брата Ся.

Вдвоем они направились к тюрьме юйминь.

От Заоблачного Павильона до пещеры путь был неблизкий. Пока они шли, Ши Мэй постепенно начал отставать. В конце концов он споткнулся о гравий дорожки и чуть не упал, но Мо Жань вовремя его подхватил.

Вглядываясь в бледное, без кровинки, лицо, Мо Жань испуганно спросил:

— Что с тобой?

— Ничего страшного, — Ши Мэй медленно выдохнул. — В обед я плохо поел. Немного передохну, и все будет в порядке.

Утверждая, что его слабость скоро пройдет, он попытался подняться, чтобы продолжить путь, но Мо Жань вспомнил, что цингун Ши Мэя всегда был на довольно низком уровне, а в Персиковом Источнике все, включая еду, обменивалось на перья нусяо, которые прежде он сам добывал для Ши Мэя. Но все те дни, что Мо Жань был под арестом, Сюэ Мэн, который никогда не умел заботиться о людях , скорее всего…

Испытывая неловкость и вину, Мо Жань спросил:

— Ты и раньше пропускал обед, но никогда такого не случалось. Скажи правду, сколько времени ты не ел? Как давно голодаешь?

— Я…

Заметив, что он еле шевелит губами, Мо Жань стал мрачнее тучи и, подхватив юношу под локоть, повел в противоположную сторону.

Ши Мэй поспешно окликнул его:

— А-Жань, куда мы идем?

— Идем кормить тебя! — голос и тон Мо Жаня были злыми, но взгляд был полон жалости. — Пока меня не было рядом, почему ты не заботился о себе? Даже если забочусь о важных для меня людях, каждый раз, когда я принимаю решение, всегда учитываю собственные интересы! Но что насчет тебя? Ты постоянно печешься о благе других, но когда будешь думать, что лучше для тебя?

— А-Жань…

Весь путь до ближайшего трактира Мо практически тащил Ши Мэя на себе.

Ши Минцзин принадлежал к целителям и раньше без специального жетона не смог бы попасть туда, где жили практикующие нападение. Однако после случившегося с Восемнадцатой люди были напуганы. Чтобы предотвратить панику и разрядить обстановку, юйминь отменили часть запретов, в том числе ослабили границы между зонами для размещения практикующихся гостей.

— Что бы ты хотел съесть? Сделай заказ.

— Закажи что хочешь, — Ши Мэй выглядел очень виноватым. — Извини, я хотел тебе помочь, а в итоге сам оказался обузой…

— Какие могут быть счеты между тобой и мной? — Мо Жань протянул руку и игриво щелкнул его по лбу. — Закажи все, что ты хочешь. Я оплачу. Просто сиди спокойно и наслаждайся едой.

— А как же ты? — спросил Ши Мэй.

— Я должен забрать Ся Сыни. Убийца до сих пор не пойман. Хотя тюрьму охраняют, на сердце у меня все равно неспокойно.

Услышав, что Мо Жань собирается его покинуть, взгляд Ши Мэя на мгновение стал мрачным, но он тут же спрятал недовольство за улыбкой и жизнерадостно сказал:

— Давай просто купим два пирожка с мясом[2]. Я пойду с тобой и поем по пути.

[2] 包子 bāozi баоцзы — пирожки, которые готовятся на пару, чаще всего с мясной начинкой.

Мо Жань собирался отговорить его, но тут до его слуха донесся щебет девичьих голосов. В этот момент в трактир ворвалась группа красиво одетых и накрашенных девушек. Изящные, словно цветущие ветви, красавицы весело смеялись и переговаривались между собой.

— Хозяин, мы хотели бы узнать кое-что… — обратилась к трактирщику одна из них. — Старший брат, он ведь заказал у вас столик на вечер?

— Да, конечно, — трактирщик расплылся в улыбке.

К этому времени все юйминь уже поняли, что легендарный Старший брат любит хорошо выпить и послушать музыку. Каждый вечер он искал заведение, где можно было бы хорошо развлечься, и где бы ни появлялся этот человек, за ним следовала толпа красивых девушек-совершенствующихся.

Как и следовало ожидать, этот ответ взбудоражил всех девиц и они сразу же заняли все свободные столики. Время от времени до Мо Жаня долетали обрывки разговоров:

— Сяо Фан, как думаешь, мои брови сегодня выглядят достаточно красиво? Понравятся ли они Старшему брату?

— Смотрится неплохо. Взгляни, не слишком ли ярко я накрасила глаза? Вдруг Старший брат решит, что я выгляжу слишком вызывающе?

— Ты так очаровательна! Конечно, он оценит твой макияж по достоинству. Вчера я заметила, что он несколько раз смотрел на тебя.

— Ай, что ты говоришь? У моей старшей сестры такой хороший характер. Мой Старший брат непременно влюбится в такую начитанную и поэтичную натуру.

— …

В этой странной атмосфере, когда такое большое количество людей были очарованы одним мужчиной, Мо Жань почувствовал раздражение. Поджав губы, он повернул голову к Ши Мэю и сказал:

— Хорошо, давай купим несколько пирожков с мясом и сразу уйдем. Я не могу оставить тебя одного в этом логове тигра и волка[3].

[3] 虎狼 hǔláng «тигр и волк» — о жестоком, свирепом человеке с сердцем зверя; метафора для свирепого и безрассудно смелого человека; часто используется для описания бандита и злодея.

Заметив выражение его лица, Ши Мэй не смог сдержать улыбки и покачал головой.

В этом заведении так неприлично вкусно пахло свининой и свежей выпечкой, что невозможно было не пустить слюну. Мо Жань купил сразу десять пирожков с мясом и отдал все Ши Мэю. По дороге время от времени он бросал взгляд на то, с каким аппетитом ест Ши Мэй. От этого милого зрелища Мо Жань окончательно расслабился и его настроение значительно улучшилось.

Кто же мог подумать, что эти злосчастные пирожки нанесут вред желудку Ши Мэя. Долгое время у юноши даже рисового зернышка во рту не было, а тут он сразу съел столько жирных мясных булочек. Так что неудивительно, что желудок не выдержал и начались колики.

Мо Жань так и не смог отправиться за Ся Сыни. Подхватив бледного Ши Мэя, он быстро отнес его обратно в Заоблачный Павильон, уложил в спальне и отправился в город за доктором.

По назначению врачевателя напоив больного настоем лечебных трав, Мо Жань сидел на краю кровати Ши Мэя и, вглядываясь в изможденное лицо, мысленно ругал себя.

— Все еще больно? Давай я поглажу.

Голос Ши Мэя звучал очень слабо:

— Не надо… все в порядке…

Однако Мо Жань как человек знающий уже откинул одеяло и положил теплую руку на живот. Через нательное белье он начал медленно и нежно гладить, слегка надавливая и растирая в нужных точках.

Вероятно, этот массаж помог и снял неприятные ощущения, но Ши Мэй больше не возражал. Убаюканный этими ласковыми прикосновениями, юноша постепенно расслабился, его дыхание выровнялось, и он быстро задремал.

Мо Жань подождал, пока сон не станет глубоким и спокойным, а затем попытался уйти. Но прежде, чем он встал, его схватили за руку.

Глаза Мо Жаня распахнулись от неожиданности, в темных зрачках мелькнула искра:

— Ши Мэй…?

— Больно… не уходи…

Красавец на плетеной кровати лежал с закрытыми глазами и, кажется, все еще спал.

Мо Жань замер. Ши Мэй никогда и никого не просил сделать что-нибудь для него, сам же всегда помогал другим, не заботясь о награде. Только во сне он смог так тихо и нежно попросить Мо Жаня не оставлять его.

Поэтому тот снова сел на кровать и, с грустью глядя на это красивое одухотворенное лицо, продолжил нежно поглаживать его живот. За окном на открытую веранду Заоблачного Павильона медленно падали персиковые цветы, небо стало темным.

Было за полночь, когда Мо Жань вспомнил, что обещал младшему брату поужинать с ним.

— Плохо дело! — Мо Жань вскочил на ноги и хлопнул себя по лбу. — Мне конец! Мне точно конец!

К этому времени Ши Мэй уже крепко спал. Мо Жань выскочил во двор, чтобы со всех ног бежать к пещере, но вдруг перед ним в ярком голубом свечении с неба опустился старейшина Сюаньцзи. На руках у него был маленький ребенок, сжимающий маленький глиняный горшок.

— Старейшина!

Старейшина Сюаньцзи с укором посмотрел на Мо Жаня:

— Так что же случилось? Разве ты не сказал, что сам сходишь за ним? Если бы я не обеспокоился и не пошел проверить… Юй… кхе… мой ученик так и сидел бы один в той тюрьме до самого утра.

— Этот ученик виноват, — Мо Жань низко опустил голову. Ему было так стыдно, что он долго не мог решиться посмотреть на Ся Сыни. Наконец парень поднял глаза и пробормотал:

— Младший брат…

Сюаньцзи опустил ребенка на землю. Чу Ваньнин, не выпуская из рук свой маленький горшок, спокойно посмотрел на Мо Жаня и спросил:

— Ты ел?

Кто мог ожидать, что после всего случившегося его первые слова будут такими? Впавший в ступор Мо Жань мог только пробормотать:

— Нет, еще нет…

Чу Ваньнин подошел к нему, протянул горшочек и сказал с деланым равнодушием:

— Можешь попробовать. Еще горячий…

Какое-то время Мо Жань не мог сдвинуться с места. Когда же он пришел в себя, то тут же подхватил на руки малыша вместе с его горшком:

— Хорошо, я поем.

Этот глупый ребенок боялся, что суп остынет, и снял свою верхнюю одежду, завернув в нее горшок. Поэтому, когда Мо Жань его обнял, он почувствовал, что маленькое тело замерзло.

Мо Жань прислонил ладонь к его лбу и легонько растер. За две жизни его губы никогда не произносили таких искренних извинений:

— Прости меня. Я очень виноват.

Попрощавшись с Сюаньцзи, они вошли в Заоблачный Павильон.

Помятая верхняя одежда стала непригодной для носки, и Мо Жань, испугавшись, что ребенок совсем замерзнет, пошел на поиски одеяла, в которое можно было бы завернуть его, чтобы согреть.

Чу Ваньнин зевнул. Все еще прижимая к себе свой горшок, он вскарабкался на скамью, чтобы разлить суп по двум маленьким пиалам, и вдруг в изумлении моргнул, заметив на столе остатки недоеденных Ши Мэем пирожков.

— …

Спрыгнув со скамьи, Чу Ваньнин медленно вошел в спальню. С каменным лицом он молча смотрел на красивого юношу, сладко спящего на кровати, и чувствовал, как холодная злость, подобно шелковым нитям, опутывает его, проникая до костей. Когда это чувство достигло его горячего сердца, то превратило его в маленький кусочек льда.

Когда Мо Жань вернулся на кухню, Чу Ваньнин по-прежнему сидел на краю стола у окна. Одной ногой он опирался на скамейку, другой свободно болтал в воздухе, рука лежала на оконной раме.

Услышав за спиной движение, он повернул к Мо Жаню свое бледное лицо и окинул его безразличным взглядом.

— Вот, я нашел плед на лисьем меху. Набрось себе на плечи. Ночи сейчас холодные.

Чу Ваньнин молчал.

Мо Жань подошел к нему и протянул меховой плед, но ребенок лишь качнул головой и медленно закрыл глаза, демонстрируя крайнюю степень усталости.

— Что-то случилось? Тебе не нравится?

— …

— Тогда поищу еще. Может, здесь найдется что-то, что тебе понравится.

Рассмеявшись, Мо Жань взъерошил волосы на голове Чу Ваньнина и развернулся, чтобы отправиться на поиски другого одеяла. Но тут до него дошло, что горшочек с едой исчез. Он пораженно замер и удивленно спросил:

— А где мой суп?

— Кто сказал, что он твой, — холодно ответил Чу Ваньнин. — Он — мой.

Мо Жань прикусил губу, пытаясь сдержать смех. Он был уверен, что Ся Сыни опять капризничает.

— Ладно, ладно! Твой. Так куда делся твой суп?

Чу Ваньнин все так же равнодушно ответил:

— Выбросил.

— Выбросил... Выбросил?!

Чу Ваньнин проигнорировал его и, спрыгнув со стола, спокойно прошел мимо Мо Жаня к выходу из дома.

— Эй! Младший брат! Младший брат, куда ты идешь? — Мо Жань от беспокойства забыл про одеяло и бросился следом. Пока убийца все еще не был пойман, снаружи было небезопасно.

Под цветущим персиковым деревом обнаружился маленький глиняный горшочек с супом. Как оказалось, его никто не выбрасывал. Мо Жань вздохнул с облегчением. Он подумал, что младший брат все еще немного сердится на него за то, что он не пришел за ним. Наверное, малыш устал и переволновался, а теперь не сдержался и вспылил. На памяти Мо Жаня не было никакого другого повода, чтобы тот разозлился на него, поэтому он подошел и сел под персиковым деревом рядом с ребенком.

Чу Ваньнин, усиленно игнорируя его присутствие, поднял горшочек, открыл крышку и достал огромную ложку, которая была больше, чем его лицо. Когда он попытался зачерпнуть суп, то понял, что ложка не пролезает в горлышко, что разозлило его еще больше. Он швырнул ложку на землю и, вцепившись в горшок, впал в оцепенение.

Мо Жань сидел рядом, подпирая щеку ладонью. Чуть наклонившись к уху младшего брата, он посоветовал:

— Ты можешь пить его прямо из горшка. Здесь только мы с тобой, никто не увидит и не осудит.

— …

— Не хочешь? Тогда давай я выпью его. Мой младший брат впервые приготовил для меня суп, я не могу допустить, чтобы он пропал.

Пытаясь разрядить обстановку, Мо специально поддразнивал Ся Сыни. Он сделал вид, что пытается выхватить горшочек, за что внезапно получил ощутимый шлепок по руке:

— Убирайся!

— … — Мо Жань от неожиданности моргнул. Вся эта ситуация вдруг показалась ему очень знакомой, но он быстро отогнал эту мысль, сосредоточившись на попытке заполучить горшочек. Широко улыбнувшись, юноша подвинулся ближе:

— Младший брат, я правда виноват, но у меня и в мыслях не было тебя обидеть. Я сразу же хотел забрать тебя, но старший брат Ши Минцзин внезапно почувствовал себя плохо, поэтому мне пришлось задержаться. Честно, я не хотел заставлять тебя ждать.

Чу Ваньнин все еще молчал, низко склонив голову.

— Знаешь, я был так занят, что даже не поужинал. На самом деле, я очень-очень голоден! — Мо Жань с несчастным видом потянул его за рукав. — Младший брат, мой хороший, самый добрый братишка, умоляю, подари своему старшему брату хотя бы один глоточек супа.

— …

Чу Ваньнин немного отодвинулся, поставил горшочек на землю, чуть подвинул его в сторону Мо Жаня и кивнул. Он продолжал смотреть в другую сторону, давая возможность ему самому взять и попробовать.

Мо Жань понял это как приглашение и расплылся в улыбке:

— Спасибо, братишка!

Художник:  杳清_

Маленький горшок был полон. Похоже, что малыш съел немного супа, а большую часть мяса оставил ему.

Чуть помедлив, Мо приподнял брови и тепло сказал:

— Эй, а где суп? Этот горшочек с тушеным мясом. Маленький брат действительно так добр ко мне.

— …

Кроме шуток, Мо Жань в самом деле потратил много времени и сил, заботясь о Ши Мэе, и сейчас был очень голоден. И он точно не хотел, чтобы усилия его младшего брата пропали впустую. Поэтому юноша отломил две веточки, сконцентрировал духовную энергию, чтобы очистить их от листьев и коры, а затем такими самодельными палочками для еды подцепил кусок курятины и сунул в рот.

— Ого, как же вкусно!

Мо Жань выудил из горшка еще один кусок мяса, глаза его затуманились, и он с блаженной улыбкой сказал:

— Очень хорошо на вкус. Мой младший брат в самом деле очень способный.

По правде говоря, суп в горшочке был пересоленным и невкусным. Но чтобы порадовать младшего брата, Мо Жань с энтузиазмом набросился на еду и вскоре съел большую часть курицы. Все это время Чу Ваньнин просто сидел рядом, не удостоив его даже взглядом.

Несколькими большими глотками Мо Жань выпил бульон, который по сравнению с мясом оказался еще более соленым. Во рту стало горько, но он смог с этим справиться.

Со дна горшка Мо выловил еще одну куриную ножку и собирался положить ее в рот, как внезапно его осенило:

— Эм… А сколько у курицы ног?

Естественно, никто не собирался ему отвечать.

— Две! — ответил он сам себе.

После этого он перевел взгляд с зажатой между палочками куриной ножки на уже обглоданную косточку.

— …

Этот медленно соображающий глупый парень наконец поднял голову от горшочка и растерянно спросил:

— Младший брат, а ты… — он так и не нашел в себе мужества озвучить этот вопрос целиком.

«Ты не ел все то время, что ждал меня? В этом горшке было только мясо потому, что пока ты ждал меня, все время грел горшочек и бульон испарился. А я увидел, что осталась только тушеная курятина, и думал, что ты… Я думал, что ты съел весь суп… Думал, что ты не умеешь готовить, поэтому превратил хороший куриный суп в отвратительное пересоленное рагу…»

Мо Жань молча поставил на землю горшок, хотя было уже слишком поздно: в нем почти ничего не осталось.

Чу Ваньнин наконец заговорил. Голос у него был тихий и ясный, со звенящими детскими нотками:

— Ты сказал мне, что скоро вернешься и мы поедим вместе. Поэтому я ждал тебя, — он чуть помолчал и продолжил, медленно припечатывая Мо каждым словом. — Если ты не хотел есть, то по крайней мере можно было попросить кого-то сообщить мне об этом, чтобы я не сидел как дурак в ожидании твоего возвращения? Разве это так сложно?

— Младший брат…

Чу Ваньнин все еще сидел боком к нему, чуть отвернув лицо, и Мо Жань не мог видеть выражения его лица.

— Ты мог попросить кого-нибудь передать мне записку? Мог предупредить, что пошел проводить старшего брата Ши Минцзина… Разве это так сложно?

— …

— Когда ты взял мой горшочек с едой, ты столько времени потратил на пустую болтовню, но тебе даже в голову не пришло спросить, а поел ли я. Разве это так сложно?

— …

— Трудно посмотреть, сколько куриных ног в горшке, прежде чем начнешь есть? Разве это так сложно?

Последняя фраза прозвучала так по-детски нелепо, что в какой-то момент Мо Жань не сдержался и расплылся в улыбке. Однако не успели пропасть смешливые ямочки на щеках, как он замер как громом пораженный.

Его братишка плакал.

Был бы он в своей взрослой форме, Чу Ваньнин никогда не стал бы ронять слезы из-за такой ерунды. Хотя на первый взгляд это и не бросалось в глаза так, как очевидные внешние изменения, но магия первородной ивы не только уменьшила его тело, но и сделала его психику более уязвимой. Чем сильнее был недостаток духовной энергии, тем более детским становился разум пораженного человека.

Учитывая самоконтроль Чу Ваньнина, этот побочный эффект было сложно обнаружить при прощупывании пульса, поэтому ни госпожа Ван, ни старейшина Таньлан не смогли его диагностировать при первичном осмотре.

— Я тоже могу быть голодным, мне тоже может быть больно, я тоже живой человек... — даже если сейчас его психика стала по-детски неустойчивой, Чу Ваньнин все равно пытался взять под контроль свои чувства. Он задыхался от рыданий, не давая им прорваться наружу, но его плечи дрожали, а из покрасневших глаз ручьем лились слезы.

Столько лет старейшина Юйхэн скрывал свои чувства. Никто не любил его, не желал стать его спутником, и он всегда делал вид, что для него это не важно. Безразличный к мирской суете, купающийся в благоговении толпы, старейшина Юйхэн привык идти по жизни один.

Однако стоило детской природе взять верх, как сердце не могло уже скрыть правду и его хваленый самоконтроль рассыпался на мелкие кусочки под грузом тоски, что копилась годами.

Не то чтобы отношение людей не имело для него значения, просто многие вещи он делал, не предавая огласке.

Но так как Чу Ваньнин делал это молча, никто не замечал его попыток, никто не видел, как он тоскует в одиночестве.

Мо Жань смотрел, как трясутся от рыданий маленькие плечи младшего брата, и сердце его сжалось от жалости. Он потянулся к маленькой спине, но прежде, чем успел коснуться, получил довольно болезненный шлепок по руке.

— Маленький брат…

— Не трогай меня!

В конце концов Чу Ваньнин привык быть сильным. Не имело значения, в детской форме или взрослой, этот человек всегда оставался самим собой. Поэтому он яростно стер с лица слезы и вскочил на ноги. — Я иду спать, а ты можешь отправляться к своему младшему брату. И впредь держись от меня подальше!

— …

В порыве гнева он даже забыл, что Ши Мэй был старше Мо Жаня.

Мо Жань открыл рот, чтобы ответить, но громкий хлопок закрывшейся за Чу Ваньнином двери лишил его надежды объясниться.

Вот только в Заоблачном Павильоне было всего две спальни. Мо Жань планировал, разместив Ши Мэя в одной спальне, потесниться вместе с младшим братом в другой. Теперь, когда Ся Сыни разозлился и заперся во второй комнате, вряд ли стоило надеяться, что ему позволят войти. После упреков и слез Ся Сыни ложиться в постель с Ши Мэем он точно не собирался. После всего случившегося Мо Жань все еще был смущен и расстроен, и ни о какой ночной романтике не могло идти и речи. В оцепенении он еще долго сидел под цветущим персиковым деревом, сжимая в руках маленький горшок с остатками выварившегося супа. Наконец, тяжело вздохнув, Мо Вэйюй поднял руку и отвесил сам себе увесистую оплеуху:

— Сволочь!

Той ночью Мо Жань решил, что небо — тоже вполне хорошая крыша, а земля — прекрасная циновка. Лежа на ковре из опавших цветов персика, он рассеянно смотрел на звезды и вспоминал…

— Братишка… Ши Мэй… Учитель… Сюэ Мэн… ложный Гоучэнь в озере Цзиньчэн… Чу Сюнь и его сын в иллюзорном мире…

Смутные тени минувших событий мелькали перед его глазами. Где-то в глубине души он чувствовал, что было во всем этом что-то неуловимо неправильное, но никак не мог ухватить суть. Эта мысль мелькнула подобно вспышке и растаяла в ночи, напоенной ароматом пышно цветущих персиковых деревьев.

Мо Жань поднял руку, поймал опавший лепесток и сквозь него посмотрел на луну, цвет которой сегодня напоминал о мертвой душе, ищущей успокоения.

Ему показалось, что он снова вернулся в прошлое, в тот самый миг, когда он лежал в приготовленной для себя могиле и смотрел на падающие лепестки. В тот день все цветы на горе обесцветились и их аромат исчез.

Последнее, что он помнил — это падающие лепестки яблонь…

Цветы яблони…

Почему, если в прошлой и этой жизни Мо Жань так любил Ши Мэя, он похоронил себя под яблоней рядом с пагодой Тунтянь, в том самом месте, где впервые увидел Чу Ваньнина?

Многое из того, что он делал в прошлой жизни, теперь пугало его самого. После возрождения, чем дольше он жил, тем больше не понимал, почему тогда был так жесток, зачем творил все эти зверства.

Вырезал целые города, унизил и довел до смерти Учителя... заставил Чу Ваньнина делать все те вещи…

Мо Жань выкинул лепесток, положил руку на лоб и закрыл глаза.

Только что младший брат сказал: «Я тоже могу быть голодным, мне тоже может быть больно, я тоже живой человек». Эти слова снова и снова звучали в его голове, и хотя их произнес маленький брат, но в этот момент перед мысленным взором Мо Жаня возник образ другого человека.

Одежды этого мужчины были белы, как первый снег, но в одно мгновение они превратились в алое одеяние феникса, совсем как то, что было на нем в день их призрачной свадьбы в мире грез.

«Я тоже человек…»

Мне тоже может быть больно…

Мо Жань…

Мне больно...

Мо Жань вдруг почувствовал, что его сердце сжалось так сильно, что ему стало трудно дышать. Холодная испарина выступила на лбу, казалось, вот-вот что-то вырвется изнутри.

Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Прости меня… — почти беззвучно.

Он не знал, к кому были обращены эти слова: к маленькому братцу-наставнику или все-таки к тому старому другу[4] в алом одеянии феникса…

[4] 故人 gùrén гужэнь — старый друг; бывший супруг; покойный, умерший.

В это время в спальне Ши Мэй поднялся и сел на кровати. Не зажигая лампу и не обуваясь, юноша тихо подошел к окну. Он нашел глазами спящего под персиковым деревом Мо Жаня, который одной рукой все еще сжимал глиняный горшок. По пустому взгляду темных глаз было невозможно понять, о чем он думает.

На следующее утро Мо Жань проснулся на ковре персиковых лепестков. Поморщившись, он вдохнул свежий утренний воздух и сладко потянулся, собираясь встать. В этот момент резкий визг нарушил мирную тишину Заоблачного Павильона:

— А-а-а-а-а-а!

Мо Жань потер глаза и одним рывком поднялся с земли. От картины, открывшейся его взгляду, кровь застыла в жилах.

Пятнадцать лучших стражей юйминь, отвечающих за охрану Заоблачного Павильона, разделили участь Восемнадцатой. Все они были задушены, вокруг шеи каждой мертвой юйминь была обвита пылающая алым ивовая плеть.

Цзяньгуй!

Пятнадцать юйминь были развешены на персиковых деревьях вокруг Заоблачного Павильона. Алые рукава их одежд развевались на ветру, длинные юбки едва касались земли. Они были похожи на выставленные кем-то напоказ срезанные цветы. Зрелище было ужасным, но и не лишенным особой мрачной эстетики.

Служанка-юйминь, которая принесла гостям завтрак, все еще продолжала вопить. От ужаса и рыданий ее трясло, плетеная корзина выпала из рук, каша и выпечка вывалились на землю. Увидев Мо Жаня, стоящего под деревом, юйминь затряслась еще сильнее и потянулась рукой куда-то за спину.

Мо Жань автоматически сделал шаг вперед:

— Нет, послушайте меня…

Слишком поздно: юйминь уже коснулась амулета на талии. Это заклинание позволяло представителям птичьего народа общаться, невзирая на расстояния. Почти мгновенно все вокруг стало красным от перьев спускающихся с небес юйминь. Казалось, весь птичий народ, живущий в Персиковом Источнике, собрался в Заоблачном Павильоне.

 

Все прибывшие при виде мертвых стражей на некоторое время впали в состояние оцепенения.

— Старшая сестра!

— Сестра!

Первоначальная мертвая тишина взорвалась воплями и рыданиями. Великий исход пернатых в одном направлении привлек внимание и гостей Персикового Источника. С каждой секундой толпа становилась все больше и злее. Заоблачный Павильон быстро погрузился в атмосферу безудержного гнева и скорби.

— Мо Жань! В этой ситуации что еще ты можешь сказать в свое оправдание?!

— Убийца! Ты сошел с ума!

Впавшие в неистовство юйминь, рыдали и выли:

— Пусть заплатит жизнью! Убейте его! Убейте!

Мо Жань же просто лишился дара речи. Все, что он мог сказать:

— Если я убийца, то почему все еще не покинул Заоблачный Павильон? Если бы их убил я, разве стал бы ждать, пока вы придете и схватите меня?

Рыжеволосая юйминь сплюнула и с презрением крикнула:

— Тьфу! В прошлый раз ты говорил то же самое. Нет у тебя совести…

Другая подхватила:

— Почему убита только стража, а ты жив и здоров?

— Да, верно!

— Вот уж правда, чужая душа — потемки!

— Даже если убийца не ты, он точно как-то связан с тобой! Почему он не убил тебя?! Скажи нам!

— Кровь за кровь!

Мо Жаню действительно стало смешно.

В прежней жизни он косил людей как траву, но никто не осмелился напомнить ему о «кровном долге», никто не посмел потребовать заплатить «кровью за кровь». Но в этой жизни он никого не убивал, однако его постоянно несправедливо обвиняют. Вот уж воистину, этот мир так несправедлив. Он закрыл глаза, собираясь с мыслями, и только хотел ответить, как в небе появилась алая вспышка, которая устремилась к Заоблачному Павильону.

Правительница юйминь медленно спустилась с небес на землю. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

— Мо Вэйюй.

— Святая Правительница.

Правительница юйминь пристально посмотрела на него, затем подошла к телу ближайшей повешенной стражницы и прикоснулась к затянутой на шее, покрытой кровью ивовой плети.

— Где ваше оружие? Предъявите мне его, я хочу увидеть.

— …

— Не желаете?

Мо Жань вздохнул. Его божественное оружие Цзяньгуй за время, что он совершенствовался в Персиковом Источнике, видели многие. Кроме того, после убийства Восемнадцатой он уже успел продемонстрировать его, и если сейчас достанет Цзяньгуй, то простого сравнения с обрывками на шеях убитых будет достаточно, чтобы придать еще больший вес обвинениям против него. Однако если он не сделает этого, то это только подтвердит их подозрения.

Мо Вэйюй призвал свое оружие. Со свистом и шипением огненное сияние в его руке материализовалось в ярко-алую изящную ивовую лозу.

— Святая Правительница, вы хотели увидеть мое оружие? Пожалуйста, смотрите.

Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Lapsa1, Feniks_Zadira

< Глава 73  ОГЛАВЛЕНИЕ  Глава 75 >

Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске

Арты к главам 71-80

Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot

Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и  пример как это сделать

Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).

Комментарии

  1. Вот не нравится мне Мо Жань. Такой мудак. Я понимаю, чтл автор пытается передать его легкомысленность. Но тупость и безответственность несколько разные вещи.
    Гг теперь бесит. Стало тяжеловато читать

    ОтветитьУдалить
  2. Ши мей старается встать между учителем и этим тупоголовым гг?

    ОтветитьУдалить
  3. Бесит ши Мэй. Весь такой идеальный бедняжка которого надо кормить и спасать 😑

    ОтветитьУдалить
  4. мо жань а засунь-ка ты свои пирожки кое-куда

    ОтветитьУдалить

Отправить комментарий

Популярные сообщения из этого блога

«Хаски и его Учитель Белый Кот» [Перевод ФАПСА]

Краткое описание: «Сначала мне хотелось вернуть и больше никогда не выпускать из рук старшего брата-наставника, но кто бы мог подумать, что в итоге я умыкну своего… учителя?» Ублюдок в активе, тиран и деспот в пассиве. 

ТОМ I. Глава 1. Этот достопочтенный умер. Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот» 18+

Why Erha, 2ha, Husky? Почему Хаски, Эрха и 2ha?

Почему Хаски, Эрха и 2ha? 二哈和他的白猫师尊 Èrhā hé tā de bái māo shīzūn - китайское (оригинальное название новеллы "Хаски и его Учитель Белый Кот"), где первые два символа 二哈 читаются как "эрха", а переводятся как "два ха" ("ха", в смысле обозначения смеха), также эрха - это жаргонное название породы "хаски", а если уж совсем дословно, то "дурацкий хаски" (хаски-дурак).