[1] 下落 xiàluò сяло — имеет 2 основных значения: сущ. «местонахождение» и гл. «падать», т.е. название можно перевести, как «падение Гу Мана», так и «местонахождение Гу Мана».
Словно во сне, он повернул голову и увидел знакомую фигуру.
В лунном свете под цветущим тунговым деревом человек спокойно разглядывал его.
Но это был не Гу Ман. Естественно, это не мог быть Гу Ман. В глубине своего сердца Мо Си горько усмехнулся. О чем он думает?
Человек, сидевший в деревянном кресле-каталке, был одет в простую зимнюю одежду. Искалеченные ноги укрыты тонким сиреневым пледом, на лице нежная улыбка.
Мо Си был несколько удивлен:
— Старейшина Цинсюй[2]?
[2] 清旭 qīngxù цинсюй — Чистое сердцем Утреннее солнце.
Это и правда был старейшина Цинсюй, Цзян Есюэ[3] — старший брат Юэ Чэньцина.
[3] 江夜雪 jiāng yèxuě Цзян Есюэ — Большая река под Ночным Снегом.
Но он совершенно отличался от этого беззаботного глупого мальчишки.
Жизненный путь Цзян Есюэ был трагичен. Он рано потерял мать, а в дальнейшем был изгнан из семьи Юэ, так как настаивал на браке с дочерью осужденного чиновника.
Клан Юэ был настроен решительно против этой свадьбы, да и семья невесты не могла оказать им поддержку. Молодые оказались на улице без денег и связей. Их брачная церемония была очень простой. Лишь несколько человек, включая Мо Си и Гу Мана, настояли на участии в церемонии.
Мо Си тогда подарил им небольшой домик с садом. Гу Ман потерял дар речи, когда увидел дарственную на землю. Тогда он сказал Цзян Есюэ: «Прости, приятель, я нищий и не могу позволить себе подарить тебе что-то подобное». Все присутствующие засмеялись, а Гу Ман притворно надул щеки, достал свою зурну[4] и наиграл мелодию «Феникс ищет себе жену[5]».
[4] 唢呐 suǒnà — сона, зурна: китайский кларнет.
[5]《凤求凰》 «Феникс путешествует по всему миру в поисках своей супруги» — опера китайского писателя 司马相如 Сымы Сянжу, является символом настойчивого ухаживания.
Однако хорошие времена длились недолго. Супруги вместе вступили в ряды армии. Война беспощадна: сначала она лишила Цзян Есюэ жены, а потом забрала его ноги.
Мо Си не знал, как этот мужчина смог пережить все это. Хорошо, что Цзян Есюэ был мягким только снаружи и жестким внутри. Он смог взять себя в руки и нашел должность преподавателя алхимии в академии совершенствования[6]. Но это достижение неожиданно разозлило его родного отца. Люди из клана Юэ были лучшими оружейными алхимиками Чунхуа. Используя свой авторитет, Юэ Цзюньтянь потребовал от академии отстранить Цзян Есюэ от должности преподавателя.
[6] 修真 xiūzhēn сючжэнь — «совершенствование», «взращивание духа». Отсылка к даосской энциклопедии 修真十书 «Десять книг по взращиванию Совершенного духа».
— Этот мятежный сын был изгнан из клана Юэ и теперь даже не носит нашу фамилию. Как смеет он использовать опыт и репутацию клана Юэ, чтобы зарабатывать на жизнь?!
Глава Школы так и не смог убедить Юэ Цзюньтяня смягчиться, поэтому ему пришлось скрепя сердце уволить Цзян Есюэ.
Мо Си, на глазах которого вершилась вся эта несправедливость, решил дать ему пост в своей военной канцелярии. Кто мог знать, что прежде, чем он успеет открыть рот, Глава Школы сам отправится умолять Цзян Есюэ вернуться к преподаванию. На этот раз все угрозы клана Юэ не возымели никакого эффекта. На вопрос о причинах своего решения Глава Школы сказал лишь, что получил «вразумление от дорогого сердцу старого друга».
А кто был этот неизвестный дорогой старый друг, так и осталось тайной по сей день.
Цзян Есюэ, зная, как представители аристократического клана Юэ ненавидят его, никогда не посещал большие званые вечера. Вот почему Мо Си был так удивлен увидеть его в этом месте.
— Почему ты здесь?
— Я… — Цзян Есюэ на миг стушевался. — Я пришел, чтобы увидеть Юэ Чэньцина.
— ...
Когда старший брат покинул семью, Юэ Чэньцин был еще совсем мал и не мог ясно понять истинные причины того, что произошло. Однако Цзян Есюэ не мог не беспокоиться о своем младшем брате.
Хотя Юэ Чэньцин отказывался признавать их родство, он, по крайней мере, не усложнял брату жизнь, как это делали остальные члены клана Юэ.
— А также хотел встретиться с тобой… — Цзян Есюэ сделал паузу, затем улыбнулся и сказал: — Когда я не обнаружил тебя в центре всеобщего внимания, то подумал, что ты сбежал, не выдержав всего этого шума. Поэтому я вышел наружу, чтобы найти тебя, и оказался прав. Ты действительно прохлаждаешься здесь.
— Если я нужен тебе, просто пошли кого-нибудь передать сообщение. Нет необходимости приходить лично. Холод опасен для твоих шрамов. Я готов сопроводить тебя обратно.
— Все нормально, они давно не беспокоят меня, — отмахнулся Цзян Есюэ. — Я пришел поблагодарить тебя. Юэ Чэньцин еще так незрел. Спасибо, что заботился о нем эти два года.
Мо Си на мгновение замолчал, а затем ответил:
— Твой младший брат любит развлечения и веселье, но это нормально в его юном возрасте. Кроме того, за последние два года он очень вырос.
Цзян Есюэ мягко улыбнулся и спросил:
— Правда? Он не доставил тебе неприятностей?
— Если только совсем немного, но пользы от него было больше.
Цзян Есюэ мягко улыбнулся:
— Хорошо, это хорошо.
На мгновение воцарилась тишина. Кисточки на занавесках мягко покачивались на ветру.
Цзян Есюэ, наконец, заговорил:
— Князь Сихэ, тебя долго не было. В столице за это время случилось много вещей, о которых ты можешь не знать.
Этот человек всегда был слишком умным, проницательным и понимающим.
— Внутри слишком шумно. У меня нет ни малейшего желания возвращаться. Если есть что-то, что Князь Сихэ хочет узнать, просто спроси меня.
— На самом деле нет ничего такого, что могло бы меня заинтересовать. — Мо Си повернул голову, чтобы посмотреть на луну над столицей. Свет из десятков тысяч окон был похож на звезды в небе безлунной ночью. — В этом городе у меня никого нет.
Цзян Есюэ знал, что Мо Си было просто неловко. Он не торопил его, давая время подумать.
Через некоторое время тот слегка кашлянул и спросил:
— Как ты жил все это время?
Цзян Есюэ улыбнулся и ответил:
— Просто отлично.
— Как государь?
— Весьма благополучен.
— Принцесса Мэнцзэ?
— Без обострений.
— Э… тогда ладно...
Глаза Цзян Есюэ странно блеснули, когда он с нажимом спросил:
— Может быть, ты желаешь узнать что-то еще?
— Ничего больше.
Но через некоторое время Мо Си сделал большой глоток из своего кубка и, вглядываясь в яркую луну, не смог сдержаться:
— Гу Ман... как он?
Во взгляде Цзян Есюэ можно было прочитать глубокий вздох:
— Долго ходил кругами, прежде чем все-таки спросил о нем… Естественно, не слишком хорошо.
Мо Си какое-то время молчал, потом слегка кивнул. У него пересохло в горле, когда он тихо сказал:
— Этого и следовало ожидать...
— Если хочешь узнать больше, то лучше пойти и самому увидеть то ужасное место, где он жил все это время... Теперь это совсем другой человек.
Мо Си на мгновение как будто остолбенел. Через какое-то время морщинка прорезала лоб, когда он нахмурил брови и спросил:
— Что за место?
Цзян Есюэ совершенно точно не ожидал от него такого ответа и тоже был ошеломлен. Широко раскрыв глаза, он удивленно спросил:
— Неужели ты до сих пор не знаешь?
— Что я не знаю?
— Эм… — Цзян Есюэ замялся. Беседа увяла. Вдруг в зале раздался взрыв веселого смеха. В просветах окон, скрытых декоративными оконными решетками, беспорядочно сплетались тени пьяных мужчин и женщин.
Внезапная догадка сразила Мо Си. Он вперил взгляд в Цзян Есюэ и выдохнул:
— Они же не отправили его...
— Он уже два года находится в государственном доходном доме «Ломэй[7]». — Цзян Есюэ даже предположить не мог, что Юэ Чэньцин до сих пор ничего не рассказал Мо Си. Он чувствовал себя очень неловко, но кто-то все же должен был сообщить ему эту новость.
[7] 落梅 luòméi ломэй — опавшие цветы сливы, древнее название флейты.
Лицо Мо Си мгновенно побледнело.
Государственный доходный дом «Ломэй»...
Что было скрыто за этим названием?
Публичный дом! Бордель для военных преступников!
Это место пользовалось дурной славой. Все, кто был продан туда, за считанные дни превращались в безвольных кукол для удовлетворения всех извращенных желаний клиентов. За короткое время, проведенное здесь, человек с мягким характером стал бы лишь тенью прежнего себя, тогда как обладающий сильной волей был бы полностью сломлен и уничтожен как личность.
И они действительно послали его туда?
Они действительно послали его… послали его...
Мо Си тяжело сглотнул. Только со второй попытки он смог выговорить:
— Это... была идея князя Ваншу?
Цзян Есюэ вздохнул и после недолгого колебания все же кивнул:
— Ты же знаешь, князь Ваншу ненавидит его.
Мо Си смолк и отвернулся. Вглядываясь в сияющее бескрайнее ночное небо, он больше не произнес ни слова.
С тех пор, как два года назад Гу Ман был возвращен в Чунхуа, Мо Си много думал о причинах его падения.
В то время, не зная, какое наказание ожидает Гу Мана, Мо Си допускал мысль, что, если Гу Ман будет заключен в тюрьму, он мог бы нанести ему визит «вежливости» и бросить пару саркастичных замечаний. Если бы Гу Ман стал калекой, он не стал бы ему сочувствовать и, возможно, даже поставил бы ему подножку и посмотрел, как тот упадет.
Даже если раньше между ними и были нежные чувства, спустя годы ненависть стала слишком глубокой, чтобы можно было что-то исправить.
Единственным местом, где Мо Си мог бы спокойно распить с ним кувшин вина, было кладбище. И Гу Ман должен был лежать в земле, а он — стоять на его могиле. Возможно, тогда, положив на надгробие из голубого песчаника букет сформированных духовной силой красных пионов, он смог бы говорить с ним так, как раньше.
По крайней мере, это можно было бы считать их последним, наконец-то не омраченным ссорой, прощанием.
С давних пор Гу Ман был довольно хорош в создании всех видов сюрпризов для Мо Си. Как вышло, что и на этот раз он опять смог поразить его...
«Ломэй».
Мо Си снова и снова прокручивал в голове эти слова и пытался получить от них хоть капельку удовлетворения.
В конце концов он понял, что бесполезно даже пытаться, так как никакого удовольствия этот факт ему не доставлял. Наоборот, чем больше он думал об этом, тем более больным и злым себя чувствовал.
Мо Си не знал, откуда взялись это отвращение и ярость. Разве ему не должно быть приятно видеть, что Гу Ман получил заслуженную награду?
— … — Локоть Мо Си уперся в кованые перила. Он хотел согнуть пальцы, но они онемели. Повернув голову, чтобы посмотреть на лицо Цзян Есюэ, Мо Си обнаружил, что его черты стали расплывчатыми и нечеткими.
Он почувствовал головокружение, желудок свело судорогой.
Гу Мана отправили в бордель «Ломэй».
Два года назад.
Мо Си почувствовал, что он должен громко расхохотаться. Это была бы правильная реакция, соответствующая тому, что люди знали о глубокой ненависти между ними. Поэтому он скривил губы и попытался выдавить из себя хотя бы смешок.
Но в конце концов его челюсть свело в жуткой болезненной гримасе.
Перед глазами, казалось, мелькнул знакомый образ. Солнечный свет упал на нежное и красивое лицо, в черных глазах прыгали смешинки:
— Ну здравствуй, младший брат Мо.
Еще один образ. Гу Ман в сиянии славы. В эпицентре шумной своры приятелей он ищет глазами Мо Си, и, когда находит, уголки его глаз приподнимаются, взгляд становится острым и цепляющим, а затем он одаривает Мо Си искренней сияющей улыбкой.
Помнил он и слова Гу Мана, когда тот получил звание маршала...
Его бесшабашную улыбку и голос, полный бахвальства:
— Давайте, парни, записывайтесь сегодня в мою Ублюдочную армию — и уже в следующем году будете купаться в славе и богатстве.
А потом среди гор трупов и моря крови этот человек кричал:
— Вставайте! Вставайте все! Все, кто еще не сдох, поднимайтесь и идите за мной! Я отведу вас домой!
И потом упорно стоял на коленях перед Палатой Золотых Колокольчиков[8], умоляя Государя не хоронить его солдат в братской могиле:
[8] 金銮殿 jīnluándiàn цзиньлуаньдянь «палата золотых колокольчиков» — тронный зал (приемная палата), откуда правитель руководит государством.
— Я попрошу армейских целителей опознать трупы. Пожалуйста, это не бесполезная трата ресурсов. У каждого солдата должно быть надгробие с именем и фамилией. Государь, я хочу, чтобы мои братья наконец вернулись домой!
Они видели во мне своего командира! Будь то духи или призраки, я хочу вернуть их всех на родину. Я обещал им!
Они не просят почестей, просто быть похороненными под именами, что даны при рождении! Государь, умоляю!
И наконец, когда Гу Ман достиг предела, перед тронным залом раздался полный боли рык раненого зверя:
— Разве рабы заслуживают такой смерти? Если они рабы, то не заслуживают, чтобы их похоронили по-людски? Они также проливали свою кровь за страну, и они отдали за нее свои жизни! У них нет родителей, и их подвиг никем не оценен. Но почему, когда умирает член клана Юэ, Мо или Мужун, ему отдают почести, как павшему герою? Почему мои братья достойны только быть зарытыми, как собаки, в общей могиле?! Почему?!
Это был первый раз, когда Гу Ман плакал перед людьми.
Стоя на коленях, он рыдал навзрыд, сгорбившийся под давлением горя и вины.
Прямо с поля битвы он пришел сюда, даже не сняв окровавленный доспех. На его покрытом копотью лице текущие по щекам слезы оставляли длинные грязные дорожки.
В народе его считали Богом Войны, олицетворением надежды на победу на поле боя. Но теперь, стоя на коленях на пороге тронного зала, он был низвергнут и стал похож на те безымянные трупы, за которые так просил.
Палата Золотых Колокольчиков была заполнена министрами и генералами, одетыми в свои лучшие официальные одеяния. Многие из них смотрели на потрепанную и вонючую одежду этого нищего генерала с нескрываемым отвращением.
Он же захлебывался рыданиями и выл как умирающий зверь.
— Я обещал, что приведу их обратно! Умоляю, просто позвольте мне сдержать это обещание!
Но в глубине души даже он знал, что все бесполезно.
В конце концов Гу Ман перестал умолять и плакать.
Его взгляд потерял ясность. Теперь, словно разговаривая с душами мертвых, он только повторял снова и снова:
— Простите, это моя вина! Я не заслуживаю быть вашим командиром… Я всего лишь раб...
Эти воспоминания, как всегда, причинили Мо Си физические страдания. Казалось, голова вот-вот лопнет от боли. Он не мог удержаться, чтобы не прижать руку ко лбу, пряча лицо в прохладной темноте ладони.
Его сердце было холодным и пустым.
Цзян Есюэ позвал:
— Князь Сихэ… Ты плохо себя чувствуешь?
Молчание. Прошло много времени, прежде чем он услышал бесстрастный голос, чуть приглушенный прикрывавшей лицо ладонью:
— Почему мне должно быть плохо?
Цзян Есюэ посмотрел на него и вздохнул:
— Сколько лет мы знаем друг друга? Нет нужды притворяться сильным передо мной...
Но Мо Си молчал.
Под порывом ветра медные колокольчики на карнизах дворца звенели, ярко-желтые кисточки на занавесках затрепетали на ветру.
— Имя Гу Мана всегда упоминалось вместе с твоим. Вы вместе учились в академии совершенствования, вместе ходили в бой и даже вместе получали звание. Сегодня ты по-прежнему на вершине мира, он же стал пылью у твоих ног. После стольких лет, что вы провели вместе, сражаясь на равных плечом к плечу, из прославленных Двух Нефритов Чунхуа остался лишь один. Я сомневаюсь, что это могло бы порадовать тебя.
Он замолчал и повернул голову, чтобы посмотреть на Мо Си.
— Кроме того, он ведь был твоим самым лучшим другом.
Мо Си опустил свои длинные, густые ресницы и, наконец, ответил:
— В молодости я был слеп.
— Но даже после того, как он предал страну, ты все еще верил, что у него были причины, и очень долго не хотел признавать правду.
— Я был слепее летучей мыши, — сказал Мо Си, разглядывая капли вина на дне бокала, которые как будто впитали в себя все краски заката. У него не было желания продолжать этот разговор.
— Поднимается ветер. Старейшина Цинсюэ, давай вернемся в главный зал.
Узнав о местонахождении Гу Мана, Мо Си несколько дней не находил себе места.
Сначала он пытался подавить это неоправданное волнение, но со временем его раздражительность только нарастала.
Мо Си знал, что все его страдания от сердечной болезни.
И единственное противоядие было скрыто в публичном доме «Ломэй».
Наконец однажды, когда сумерки сгустились над столицей, конный экипаж подъехал к приметному зданию в северной части города.
Мо Си сидел в темноте с закрытыми глазами. Даже несмотря на то, что он был надежно скрыт от взглядов прохожих темными занавесками и внутри кроме него никого не было, он все равно держал спину прямо. Его красивое почти до неприличия лицо было так похоже на холодную, лишенную эмоций маску, что это даже пугало.
— Господин, мы на месте.
Вместо того, чтобы сразу выйти из кареты, Мо Си приподнял занавеску и осмотрелся, оставаясь в тени.
Для этого заведения сейчас наступало самое оживленное время. Двор был освещен духовными огнями, заключенными в девять светильников, установленных в два ряда около входа. Фонари были сделаны в форме цветка зимней сливы, и в их рассеянном свете призывно сияла ярко-красная вывеска:
«Ломэй».
Утренний ветер таит в себе холод зимы и чистоту первого снега. Однажды все в этом мире покроется грязью.
Это место отличалось от обычных борделей. Большинство людей, которые работали здесь, были военнопленными. После того, как их духовные ядра были заблокированы, они стали игрушками для любовных утех мужчин Чунхуа.
— Господин, вы хотите пойти в это место?
Мо Си скользнул взглядом по двору и заметил знакомых ему молодых аристократов. Он всегда недолюбливал этих прожигателей жизни и не хотел бы столкнуться с ними именно здесь. Нахмурившись, Мо Си сказал:
— Давай к черному ходу.
Наконец карета остановилась у черного входа в публичный дом.
— Можешь ехать. Не жди меня.
Убедившись, что поблизости никого нет, он быстро запрыгнул на карниз и пробрался в темное здание.
Перед тем, как пойти сюда, Мо Си изучил планировку публичного дома по архивным записям военного ведомства, так что ему не составило труда без происшествий миновать комнаты обслуживающего персонала и достигнуть Цветочного Павильона, спрятанного в боковом дворике. Накинув плащ, он вошел через главный вход как обычный посетитель. Перед ним был коридор с выкрашенными в красный цвет дверями. Около каждой висела табличка указанием имени, страны и прежней должности человека внутри.
«Ша Сиэжоу — служительница Огненного Культа Ваньку».
«Цинь Фэн — служанка Огненного Культа Ваньку».
«Тан Чжэнь — второй заместитель командующего левым крылом армии Ляо».
«Линь Хуажун — женщина-офицер армии Сюэюй».
Все было организовано так, чтобы клиент, испытывающий недовольство или ненависть к вражескому государству, мог быстро найти подходящую цель для вымещения своего гнева.
Если в комнате находился клиент, имя на табличке светилось красным. Если было свободно — надпись оставалась черной.
Государственный доходный дом «Ломэй» пользовался особой любовью у аристократии Чунхуа. В этом месте они могли делать все что угодно и без ограничений реализовывать свои самые извращенные фантазии.
Улыбки, лесть, тела и даже жизни заключенных здесь мужчин и женщин были отданы на откуп знати государства-победителя.
Взгляд скользил по стенам, при ходьбе шелестела одежда. Он шел и шел по коридорам с плохой звукоизоляцией. Стоны страсти из-за закрытых дверей были слишком откровенными и будоражащими. Прямые брови сходились все больше в болезненно-брезгливой гримасе. Сердцебиение ускорилось. Где же Гу Ман? Пройдя мимо десятков комнат, Мо Си все еще не увидел его имени. Он продолжил поиски на втором этаже, и, наконец, в самом дальнем углу, Мо Си остановился перед темной деревянной табличкой, написанной изящным почерком:
«Предатель Чунхуа Гу Ман».
Во всем публичном доме только на этой табличке было «Чунхуа».
Взгляд Мо Си стал тяжелым и мрачным. Стоило ему увидеть эту табличку, как в его черных глазах, казалось, вспыхнул темный огонь, но очень быстро этот свет погас.
Он поднял руку и замер, когда костяшки его пальцев были уже в дюйме от двери.
Буквы на вывеске Гу Мана были красными.
Внутри был клиент.
Автору есть что сказать:
Мо Си: — Первая совместная сцена в таком месте? Дайте мне это развидеть!
Ман Ман: — Заткнись уже! Ради меня ты можешь и потерпеть! Я хочу, наконец, выйти на сцену! Я хочу выйти! Хочу под свет софитов! Хочу! Хочу! Хочу!...
Мо Си: — Ладно!... Я дам тебе все, что ты хочешь! Только не трещи как сорока!
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira 18+
Комментарии
Отправить комментарий