В мгновение ока пролетели два года, на протяжении которых Северная Пограничная армия охраняла границу.
Стотысячное войско встало лагерем на берегу реки. Всего ночь и день пути отделяли солдат от того счастливого мгновения, когда, надев свои лучшие одежды, они смогут вернуться в покинутые два года назад дома. Солдаты готовили рис в огромных казанах, кормили лошадей и стирали одежду. Прозрачные, как горный хрусталь, воды Великой реки искрились под закатными лучами солнца. Лошади лежали на берегу, наслаждаясь освежающей прохладой, а их всадники купались в чистой проточной воде.
— Эй, потри мне спинку! Я как грязная обезьяна. Если завтра появлюсь дома в таком виде, мать запилит меня до смерти.
— Брат, побрей меня! Что-то не получается у меня сделать это как следует!
Мужчины смеялись, резвились на мелководье, ныряли в воду и подшучивали друг над другом, выглядя абсолютно счастливыми.
Никто так не ждет, как любящая мать. Женская спальня грезится настоящему мужчине. Настало время вернуться домой: отдав долг родине, вспомнить о сыновнем благочестии и супружеских обязанностях. У каждого свои надежды.
Во всей армии, возможно, только у Мо Си не было никаких надежд.
Его родители умерли, и у него не было ни жены, ни наложниц. Вся столица Империи Чунхуа с нетерпением ждала прибытия славного генерала, но не было никого, кто зажег бы свечу, ожидая именно его возвращения.
В глазах Мо Си давно не было тепла, только годы одиночества и тлеющие угли военных пожарищ.
— Князь Сихэ, когда мы вернемся в столицу, вы снова сможете увидеть принцессу Мэнцзэ.
Юэ Чэньцин только что закончил купание и, выбравшись на берег, заметил Мо Си. Улыбнувшись, он добавил:
— Я желаю вам в кратчайшие сроки одержать полную победу на…
— Если хочешь, чтобы я столкнул тебя обратно в реку, продолжай...
Юэ Чэньцин заткнулся и отвесил Мо Си официальный поклон:
— Генерал Мо, думаю, вы могли бы стать Буддой уже в этой жизни.
Мо Си проигнорировал его. Он стоял на берегу реки и смотрел на далекие горы Ханьдай.
Даже если не брать в расчет два года, что он провел на границе, уже минула тысяча дней и ночей с тех пор, как он видел отчий дом. Мо Си действительно не знал, как все это время жила принцесса Мэнцзэ.
А еще был Гу Ман...
Как всегда при мысли о нем, свет покинул глаза Мо Си.
Два года назад Гу Ман был отправлен в столицу Чунхуа царством Ляо как один из примирительных даров. И, не успев въехать в город, устроил переполох...
— Ха-ха-ха, когда ворота открылись и вошел конвой, все бросились туда, чтобы посмотреть, как теперь выглядит знаменитый генерал Гу. Однако, как увидели, так у всех глаза на лоб полезли!
— Да уж! Вот уж точно, такое вовек не забудешь!
Мо Си так и не узнал, что так сильно поразило зевак. Все что он знал, — что физическое состояние вернувшегося Гу Мана несколько отличалось от нормального.
Но что именно скрывалось за этим «несколько отличалось»?
Не хватало руки или ноги? Он ослеп или стал немым?
Этого он не знал.
Мо Си не хотел, чтобы кто-то заметил его личную заинтересованность. Солдаты знали его как холодного, не склонного к панибратству командира. Его уважали, перед ним благоговели, но стоило ему появиться, как все праздные разговоры смолкали. Все, что он мог услышать, — это вежливое приветствие:
— Маршал Мо!
Мо Си не мог ничего спросить, поэтому он кивнул, постоял немного и ушел, сохраняя свой холодный и чистый образ.
Юэ Чэньцин пару раз щебетал ему что-то на ухо. Но этот юноша был из тех людей, чьи слова не имели никакого веса. Сколько бы он ни рассказывал одну и ту же историю, каждый раз она звучала иначе. Мо Си никогда не спросил бы первым, а другие боялись говорить с ним о Гу Мане. Так что теперь он совершенно не представлял истинного положения вещей.
Все, что он знал, — Гу Ман не умер.
И этого, в общем-то, было достаточно.
Тем вечером Мо Си лежал один в своей палатке, прислушиваясь к шуму ветра снаружи и голосам речных птиц. Сон никак не желал приходить к нему, и он ворочался с боку на бок, безуспешно пытаясь заснуть.
Раньше, когда он возвращался из очередной военной экспедиции, Гу Ман всегда встречал его. И даже если Мо Си был вынужден один отправиться ко двору с докладом, он всегда ждал его за пределами города.
Мо Си все еще не мог забыть прошлое. Как все стало так, как сейчас?
На самом деле, думая об этом, разве он не получал от судьбы предупреждающие знаки?
Когда он впервые встретил Гу Мана, тот был простым рабом, но уже тогда в груди этого раба билось сердце маршала.
Гу Ман всегда мечтал сделать что-то значительное.
К сожалению, хотя прежний император, уважая его талант, сделал для Гу Мана исключение и дал ему высший военный чин, после смерти старика новый монарх пренебрежительно отнесся к выскочке из «низов».
Он подозревал его, опасался его и максимально ограничил его влияние.
А потом император сделал то, с чем генерал Гу просто не мог смириться...
И Мо Си собственными глазами увидел, как Гу Ман упал в пропасть.
Хотя Мо Си считал Гу Мана своим сердечным другом, когда дело касалось его отношения к обязанностям, они довольно часто ссорились. В то тяжелое время оба служили в Военном Ведомстве. Гу Ман из-за депрессии в течение нескольких дней отсутствовал на службе. Мо Си нашел его в борделе, где он наслаждался музыкой, положив голову на мягкое бедро танцовщицы. Стоило ему заметить Мо Си, как его сияющие хмельным весельем глаза потускнели, а улыбка стала натянутой и злой. Он приглашающе махнул рукой и позвал:
— Князь Сихэ, иди к нам!
Мо Си чуть не сошел с ума от ярости. В гневе хлопнув дверью, он широкими шагами вошел в комнату и перед множеством людей ударил Гу Мана по щеке тыльной стороной ладони.
— Блять, ты что, собираешься гнить так всю свою гребаную жизнь? — выкрикнул он ему в лицо.
Гу Ман был пьян. Он со смехом схватил Мо Си за шею, притянул к себе и голосом, полным издевательской ласки, спросил:
— Что, великий князь Мо, хочешь сгнить вместе со мной?
— Да пошел ты!
Гу Ман рассмеялся.
— Неважно. В конце концов, ты — потомственный генерал, а я просто раб. Я знаю, что тебе в тягость моя грязь! Знаю, что независимо от того, каких результатов достигла армия под моим руководством, сколько бы крови ни было пролито, сколько бы людей ни погибло — в глазах государя это все не стоит даже упоминания. Все вы ведь даже не считаете меня достойным, чтобы практиковать магию. Однако такие, как я, наперекор всему, добровольно жертвуют своей никчемной жизнью ради страны.
Впоследствии Гу Ман был отослан императором из столицы и так и не вернулся, даже когда был призван для доклада.
Ходили слухи, что он погиб в результате несчастного случая. В то время многие влюбленные в него девушки лили горькие слезы, оплакивая его судьбу.
Но однажды с линии фронта пришло военное донесение. Среди примкнувших к вражеской армии мятежников была замечена тень генерала Гу.
Гу Ман переметнулся к врагу?
Неприятные новости как лесной пожар распространились по стране. Пламя гнева вспыхнуло в сердцах людей, и только сердце Мо Си покрылось коркой льда.
Он не поверил.
Он никогда не верил... Пока не увидел все своими глазами.
Они встретились в густом тумане озера Дунтин во время ожесточенного сражения с магическими водными зверями. Тактика царства Ляо оказалась слишком уж знакомой. Используя призванную нечисть, враг разорвал в клочья боевой дух войска Чунхуа и продолжал напирать. Мо Си видел этот по-дьявольски изощренный и безрассудный способ борьбы бесчисленное множество раз.
Именно так сражался гениальный Гу Ман и его непобедимая Ублюдочная армия.
Тогда он сказал генералу, назначенному руководить этой военной кампанией, что нужно прекратить сражение и как можно быстрее отступить, иначе уже сегодня их флот будет похоронен на дне озера:
— Вы не противник для Гу Мана, — настаивал он.
Но командующий не послушал его:
— Этот Гу Ман просто пустышка! Желторотый сосунок! Думаешь, такой опытный потомственный воин, как я, не сможет победить это рабское отродье?
Старый аристократ высокомерно посмотрел на Мо Си из-под густых седых бровей. Он недооценивал Гу Мана и не собирался принимать его в расчет.
Огонь войны вспыхнул до небес.
Лучший военный флот Чунхуа, который под руководством Гу Мана долгие годы не знал поражений, был полностью уничтожен Ляо.
Корабли взрывались один за другим и шли на дно, а водные монстры, поднимаясь из глубин, пожирали выживших моряков. Небо полыхало, как один огромный костер, а вода стала красной от крови.
Оплакивая в глубине сердца это жестокое поражение, Мо Си в одиночку своим мечом проложил себе путь и взошел на флагманский корабль царства Ляо.
Его встретил дьявольский огонь и обжигающий легкие ядовитый черный дым. Царство Ляо было страной, где власть поддерживала запретные искусства и черную магию. Сотни темных заклятий адептов демонического пути обрушились на Мо Си, угрожая отравить и сжечь его тело и дух.
— Вы все, прекратите!
Этот голос был слишком знаком ему. Чуть покачнувшись, из тени рубки на свет шагнул мужчина.
И он снова увидел Гу Мана.
Гу Ман стал смуглее, и его тело теперь было крепче и сильнее, чем он помнил, но глаза совсем не изменились. Они были черными, сияющими и проницательными. Как будто ни один обман в мире не мог бы укрыться от их взгляда. Гу Ман был обнажен до пояса. Тонкая талия была в несколько слоев обмотана бинтами, на широкие плечи накинут ничего не скрывающий черный жилет, на лбу повязана окровавленная сине-золотая лента. Такие надевали перед боем потомственные офицеры армии Чунхуа. Скорее всего, Гу Ман снял эту ленту с одной из своих жертв.
Он небрежно облокотился о борт корабля, прищурился и, улыбнувшись, сказал:
— Князь Сихэ, давно мы не виделись.
Черный ветер вокруг них становился все сильнее.
Мо Си наконец своими глазами мог увидеть этого предателя, этого клятвопреступника, отрекшегося от своей родины.
Как такое вообще могло произойти?
Он всегда считал, что, так как царство Ляо было основано на ненависти и темной магии, чистый и добрый по своей природе Гу Ман, даже покинув Чунхуа, совершенно точно не свяжет судьбу с этой дьявольской страной.
Но в реальности...
Он прикрыл веки, чтобы не видеть этого человека, с трудом подавил желание сглотнуть вставший в горле ком и в конце концов выплюнул два слова:
— Гу Ман...
— Хм?
Мо Си говорил тихо, с трудом контролируя дрожь в голосе:
— Как же низко ты пал...
Стоящий на фоне зарева пожара от догорающих кораблей Чунхуа Гу Ман рассмеялся. Свирепый ветер подхватил длинные черные волосы, когда он, будто красуясь, грациозно раскинул руки:
— А что не так?
Мо Си замер, не зная, что сказать.
— Я чувствую себя великолепно. В Ляо умеют ценить талант. Даже если их темные искусства не всегда честны, смерть не знает что такое справедливость… — Гу Ман указал на окровавленную налобную ленту. — Эта лента на моем лбу принадлежала благородному человеку, который погиб, достойно защищая твою Родину. Однако, сколько бы побед я ни одержал, сколько бы трофеев ни принес, из-за моего происхождения я никогда не мог даже мечтать повязать ее… Знаешь ли ты, что такое усталость от бесплотных надежд? — Гу Ман горько рассмеялся. — Я так и не смог смириться.
— Эта лента была получена убитым тобой человеком от его предка, который также положил свою жизнь на служение отчизне. Сними ее сейчас же!
Гу Ман с интересом прикоснулся к окровавленной шелковой ленте:
— Неужели? Она была на совсем молоденьком парнишке. Когда мои люди отрезали ему голову, я подумал: эта лента сделана настоящим мастером и выглядит слишком хорошо, чтобы украшать голову мертвеца, поэтому я взял ее, чтобы себя порадовать. Что, тоже хочешь ее?
Он преувеличенно печально вздохнул и рассмеялся.
— У тебя же есть своя такая. Зачем же пытаешься отнять ее у меня?
Мо Си в бешенстве взревел:
— Сними ее!
Голос Гу Мана был слаще меда, но тон — опаснее, чем шипение ядовитой змеи:
— Князь Сихэ, ты один в окружении врагов, почему бы не вести себя чуть уважительнее. Неужели думаешь, что я, тоскуя по нашему прошлому, не посмею убить тебя?
Черный туман сгустился, и в его руке появился черный дьявольский штык-нож.
— Сегодня озеро Дунтинху похоронило почти весь флот твоей страны. Мо Си, хоть ты и невероятно силен, но все-таки ты лишь заместитель генерала и не смог повлиять на мнение этого глупого старика, которого сейчас, должно быть, рвет от злости его драгоценной аристократической кровью. Даже сейчас, когда почти все твои люди погибли, ты ведь пришел не для того, чтобы объявить о капитуляции. Ты пришел сюда, чтобы умереть?
— ...
Гу Ман улыбнулся:
— Может, ты в самом деле хочешь лечь в одну братскую могилу с солдатами Чунхуа, которые погибли сегодня?
Мо Си не ответил. Он долго молчал, прежде чем сделал первый шаг навстречу Гу Ману.
Сапоги ступали по пятнам крови, впитавшейся в деревянную палубу корабля. Наконец Мо Си заговорил:
— Гу Ман, я знаю, что у Чунхуа есть долг перед тобой, и у меня тоже. Ты слишком много сделал для меня, поэтому сегодня я не буду сражаться с тобой.
Гу Ман холодно усмехнулся:
— Почему бы тебе все-таки не попробовать...
— Ты спросил меня, хочу ли я лечь в могилу вместе с теми солдатами, что умерли сегодня. Я готов умереть, если в обмен на мою жизнь ты навсегда покинешь Ляо. — Шаг за шагом, он подходил все ближе. — Тогда я согласен. Моя жизнь… возьми ее!
Улыбка Гу Мана увяла, когда он посмотрел на Мо Си абсолютно черными глазами:
— Я правда могу убить тебя...
Мо Си проигнорировал это заявление. Только внимательно посмотрел на украшающую его лоб окровавленную золотисто-голубую ленту. Затем его взгляд медленно переместился на лицо Гу Мана:
— Тогда убей. Но после этого вспомни… кем ты был в прошлом.
Это была последняя попытка Мо Си вытащить Гу Мана.
Белый орел воспарил с мачты в небеса, его полет отразило лезвие штык-ножа.
Вспышка. Глухой смех, как эхо прошлых дней. Капля крови, как первая слеза.
Холодное лезвие пронзило грудь — разрывая его плоть так внезапно и безжалостно!
— Я же сказал, что могу убить тебя!
Штык-нож все еще был в его теле. Гу Ман на миг замолк, потом вдруг скривился и ухмыльнулся:
— Кто ты такой, чтобы ставить мне условия? Думаешь, если ты умрешь, я из чувства вины поверну назад? Не будь дураком!
Он посмотрел в небо, потом его взгляд упал на осевшего на палубу Мо Си. Вздохнув, Гу Ман сказал:
— Как генерал, как чиновник и просто как достойный человек, ты не должен так сильно цепляться за память о старых чувствах.
Он медленно наклонился, встал на одно колено и, ухмыльнувшись, с опоры на локоть вытащил окровавленный штык.
Кровь брызнула во все стороны!
Окровавленным острием штык-ножа Гу Ман заставил Мо Си поднять подбородок и посмотреть на него.
— Не думай, будто я не понял, что ты задумал. Князь Сихэ, мы с тобой оба знаем, что дело не в том, что ты не хочешь сражаться со мной. Ты поставил свою жизнь против моей совести, зная, что у тебя нет шансов победить меня в открытом поединке.
Ярко-красное пятно на одежде становилось все больше, но в этот момент Мо Си не чувствовал боли.
Он продрог до костей.
Здесь так холодно.
Он закрыл глаза.
«Нет, все не так.
Если бы я мог себе это позволить, то никогда не стал даже думать о том, чтобы сражаться с тобой.
Однажды ты подарил мне свой свет и свое тепло, и эта горячая кровь течет через мое сердце только благодаря тебе.
Без тебя не было бы меня».
— Прости, что разочаровал тебя, — равнодушно бросил Гу Ман.
— ...
— Мо Си, если бы на твоем месте сегодня был я, то уж точно сделал бы ставку на «все или ничего» и бился бы с тобой до смерти. Уж лучше умереть в бою, чем умолять противника повернуть назад. Это слишком наивно даже для тебя... Ты был мне ближе брата, и это последнее, чему я могу научить тебя...
Мо Си помнил, что, прежде чем он потерял сознание, на борт поднялся солдат и закричал:
— Генерал Гу, с северо-востока идет подкрепление Чунхуа! Это флот принцессы Мэнцзэ, посмотрите...
Так и не дослушав, Мо Си, не в силах дальше поддерживать свое тело в вертикальном положении, наклонился вперед и упал на окровавленную палубу.
Эта кровавая битва стала окончательным свидетельством того, что Гу Ман предал Чунхуа и под черными знаменами Ляо вторгся на земли своей родины. Старый главнокомандующий допустил большую ошибку, недооценив его, и армия понесла тяжелые потери. Из десяти тысяч солдат Чунхуа в той битве выжило менее сотни человек. Мо Си не приходил в сознание несколько дней. Когда же он проснулся, то очень ясно осознал...
Гу Ман ударил его ножом в грудь, но не свернул с выбранного пути.
Давным-давно, перед тем, как Гу Ман навсегда покинул столицу, он сказал:
— Мо Си, теперь дорога наверх закрыта для меня. Все, что я могу, — это спускаться вниз до тех пор, пока не достигну самых глубин преисподней.
Произнеся эти непонятные тогда слова, он попросил слугу принести бутылку лучшего вина.
Сняв печать с крышки, Гу Ман сладко улыбнулся и наполнил до краев две чаши: для себя и для Мо Си.
— Выпьем... — чаши звякнули, ударившись друг о друга, хмельной напиток чуть расплескался, и глаза Гу Мана заблестели странным шальным весельем. — Давай выпьем за то, что твой братец[1] Гу Ман отныне собирается стать очень плохим человеком.
[1] употреблено «гэгэ» — что в слэнговом варианте может означать не только старший брат/братец/братишка, но и муженек/бойфренд/парень.
Мо Си тогда только покачал головой, думая, что Гу Ман как всегда подшучивает над ним.
Мо Си знал этого брата так много лет. Сердце Гу Мана было таким мягким, что ему было жаль наступить даже на муравья. Как мог этот вечный ребенок стать плохим человеком?
Но что в итоге? Подчиненные этого «невинного ребенка» убивали его бывших сослуживцев.
А сам этот «ребенок» чуть не убил Мо Си.
— На наше счастье принцесса Мэнцзэ прибыла вовремя, чтобы спасти вас. Этот штык-нож — зачарованное темное оружие Ляо, пропитанное демоническим ядом. Если бы помощь была оказана чуть позже, боюсь, мы не смогли бы вас спасти. На груди останется шрам, и в течение следующих месяцев вам прописан полный покой...
Мо Си слушал слова врача, но не слышал их. Он неотрывно смотрел на повязку на груди. Для его спасения плоть, что соприкоснулась с ядом, была удалена, однако он чувствовал, будто вместе с ней было вырезано что-то еще. И теперь в этом месте он ощущал пустоту, боль, неприятие и ненависть.
Позже Гу Ман пожал плоды своих деяний, когда его вчерашние союзники конвоировали предателя в столицу Чунхуа.
Тогда Мо Си решил, что шрам на его груди наконец перестал кровоточить.
Но болеть он не перестал.
Спустя годы, накануне возвращения Северной Пограничной армии в столицу, не в силах уснуть, Мо Си в одиночестве сидел в палатке. Его рука прикрывала лицо, а кончики пальцев неосознанно стирали стоявшие в глазах слезы.
Он повернул голову, и мерцающий свет свечей на миг ослепил его. Мо Си спрятал в тени свое будто вылитое из железа лицо и закрыл глаза.
Гу Ман...
Гу Ман.
Несомненно, Мо Си был хорошим генералом и министром для своей страны. Конечно, он знал, что Гу Ман — мятежник, виновный в измене. Предатель, которого он ненавидит.
Но когда мокрые ресницы закрыли глаза, ему показалось, что он снова видит полное противоречивых эмоций лицо того парня со школьного двора. В те времена, когда его братец был счастлив, он показывал клыки и его глаза сияли ярче всех звезд на небе.
Светило солнце, а поучения старейшин были такими длинными и нудными. Гу Ман лежал на столе, тайно сочиняя низкосортный бульварный роман. Мо Си со своего места тайно наблюдал, как он витает в облаках, погруженный в мечты о том, как очень скоро сможет порадовать всех своих многочисленных подружек.
В то время они еще не знали, какое будущее их ждет.
Автору есть что сказать:
Гу Манман[2]: — Как долго я еще буду жить в диалогах/воспоминаниях/твоих монологах/добавочных сценах?
Мо Си: — Пока не начнешь вести себя хорошо.
Гу Манман: — Блять, да я чертовски хорош!
Мо Си: — Следи за своим языком.
Гу Манман: — Я же самый известный дебошир в армии. Что мне до того, что подумают другие люди?
Мо Си: — Если не будешь послушен, в следующей главе я запру тебя под замок[3].
Гу Манман: — Старший брат, великий мастер, учитель, мой господин, прославленный герой, ты можешь позвать меня любым из этих обращений, если захочешь обсудить что-то со мной...
Мо Си: — Да, тогда я могу позвать тебя «моя любимая подстилка»?
Гу Манман: — ???
[2] 顾茫茫 Гу Манман — авторская шутка: в таком написании можно перевести как «заботиться о ком-то утомленном или позаботиться об утомлении кого-то».
[3] в 5 главе Гу Ман появится только в «Автору есть что сказать».
Комментарии
Отправить комментарий