Глава 9. Этот достопочтенный вовсе не позер[1]
[1] 戏精 xìjīng сицзин — королева (король) драмы: человек, ведущий себя с преувеличенным драматизмом и эмоциональностью.
У Чу Ваньнина и правда оказался ужасный вкус.
Пресный. Однообразный. Вгоняющий в тоску.
Вы только посмотрите на эти полки, битком забитые весьма потрепанными на вид книгами!
«Собрание изображений древних магических барьеров», «Иллюстрированный определитель экзотических растений», «Музыка для циня Духовной школы Жуфэн из Линьи», «Каталог деревьев и трав». Из всего этого более-менее развлекательным чтивом, наверное, можно было назвать «Путевые заметки странника по Сычуани» и «Рецепты сычуаньской кухни».
Выбрав несколько книг, которые выглядели новыми, а значит, Чу Ваньнин вряд ли их часто читал, Мо Жань дал волю своему воображению и разрисовал некоторые страницы порнографическими рисунками.
В процессе создания своих «шедевров» он размышлял:
«Хе-хе, здесь книг просто тьма тьмущая, так что еще неизвестно, когда[2] Чу Ваньнин обнаружит, что некоторые из них пополнились непристойным содержанием. А к тому времени он уже не сможет доказать, что виновником их появления был именно я, и ему останется только молча кипеть от гнева. Просто замечательно! Великолепно!».
[2] 猴年马月 hóu nián mǎ yuè хоу нянь ма юэ «в год обезьяны, месяц лошади» — обр.: неизвестно когда.
Сжимая в руках разрисованную книгу, Мо Жань не смог сдержать довольный хохот.
Вложив душу в сей творческий порыв, он изрисовал больше десятка книг, полностью раскрыв свой творческий потенциал и чувство прекрасного. Как описать его сбивающие с праведного пути творения? Это был стиль крупных мазков и четких линий с изображениями достойных людей в летящих по ветру одеждах, облегающих их нагие тела, как струи прозрачной воды. Если бы кто-то вдруг решил одолжить у старейшины Юйхэна пару книг и случайно прихватил одну из этих, то слухов было бы точно не избежать:
— Этот ваш почтенный старейшина Юйхэн — зверь в человеческом обличье! Кто бы мог подумать, что хранящиеся у него в библиотеке «Чистые помыслы» разрисованы совокупляющимися мужчинами и женщинами!
— Как можно называть старейшину Юйхэна образцовым учителем, если у него в «Практикуме по фехтованию» маньхуа о любви двух мужеложцев!.. Это не Бессмертный Бэйдоу, а разодетая в шелка скотина!
Чем больше Мо Жань себе все это представлял, тем больше веселился. Дошло до того, что, держась одной рукой за живот, а в другой сжимая кисть, этот мечтатель катался по полу, весело дрыгая ногами. Он так увлекся, что даже не заметил, как кто-то подошел к двери библиотеки, так что когда Ши Мэй зашел в комнату, то увидел кучу разбросанных книг и Мо Жаня, который валялся на них и хохотал как сумасшедший.
— …А-Жань, что ты делаешь? — удивленно спросил Ши Мэй.
Мо Жань на миг окаменел, затем быстро сел, отряхнулся и поспешно закрыл книгу со своим последним «шедевром». Придав своей довольно скалящейся собачьей морде подобающее порядочному человеку выражение, он пробормотал:
— Тру[3], то есть полы натираю.
[3] 擦 cā ца — тереть, драить; втирание: мазок кисти в живописи.
Ши Мэй из последних сил сдерживал смех:
— Натираешь своей одеждой?
— Кхе, а где я здесь тряпку найду? Ох, давай не будем об этом. Ши Мэй, зачем ты пришел сюда среди ночи?
— Я не нашел тебя в комнате, поэтому порасспрашивал и узнал, что ты на отработке у Учителя, — Ши Мэй прошел в библиотеку и начал помогать ему собирать разбросанные по полу книги. Расставив их по порядку, он ласково улыбнулся ему. — Как только смог, я сразу пришел с тобой повидаться.
Мо Жань был счастлив и очень польщен таким вниманием с его стороны. Известный балагур и болтун, он вдруг не смог найти слов и смущенно поджал губы.
— Тогда… эм… садись! — воспарив от счастья, он крутанулся на месте и, все еще немного нервничая, добавил. — Я… я схожу, налью тебе чашку чая.
— Не надо, я ведь пришел сюда тайком. Если учитель меня заметит, могут быть проблемы.
Мо Жань взъерошил волосы:
— И то верно…
«Этот Чу Ваньнин — тот еще урод[4]! Но когда-нибудь я его обязательно сломаю, он больше не сможет злоупотреблять своей властью надо мной и никогда не заставит меня склонить голову!»
[4] 变态 biàntài бяньтай «измененная форма» — урод, выродок, извращенец, ошибка природы.
— Ты ведь еще не ужинал? Я принес тебе кое-что из еды.
Глаза Мо Жаня вспыхнули:
— Пельмешки в остром соусе[5]?
[5] 红油龙 hóngyóulóng хунъюлун — «красное масло дракона» или «рука дракона»: пельмени-«ушки» в очень остром бульоне, основой которого является масло-чили.
— Пф, они тебе не надоели? Павильон Алого Лотоса слишком далеко, так что я побоялся, что донесу не пельмени, а ком теста. Вот легкие закуски. Попробуй, вдруг они тебе тоже понравятся?
Ши Мэй открыл стоящий рядом с ним короб для еды, внутри которой оказалось несколько острых закусок: небольшая порция подкопченных свиных ушей[6], полоски свинины с рыбным вкусом[7], цыпленок гунбао[8], битые огурцы[9] и миска риса.
[6] 顺风耳 shùnfēng’ěr шуньфэнъэр «ухо по ветру» — прессованные свиные уши, обжаренные с красным перцем.
[7] 鱼香肉丝 yúxiāng ròusī юйсян жоусы — свинина с рыбным вкусом: жареная нарезанная соломкой свинина в соусе из чеснока и острого перца.
[8] 宫保鸡丁 gōngbǎo jīdīng гунбао цзидин — цыпленок гунбао: блюдо из мяса цыпленка с арахисом (орешками кешью) и перцем чили.
[9] 拍黄瓜 pāihuángguā пайхуангуа — битые огурцы: блюдо из отбитых огурцов в остром соусе.
— Эй, ты ведь не пожадничал и положил острый красный перец?
— Я побоялся, что ты объешься, поэтому положил совсем немного, — с улыбкой сказал Ши Мэй. Так же, как и Мо Жань, он любил острую пищу и считал, что без остроты нельзя почувствовать всю полноту жизни. — Твои раны еще не зажили, поэтому я предпочел положить немного для вкуса, чем совсем лишить тебя острого.
Счастливый Мо Жань прикусил палочки для еды, отчего ямочки на его щеках[10] в пламени свечи стали похожи на наполненные медом сладкие озера:
[10] 酒窝jiǔwō цзиво «винный вихрь/омут» — ямочки на щеках.
От переводчика: также ямочки на щеках называют 梨涡 líwō ливо «грушевые омуты». В дальнейшем по ходу повествования автор часто обыгрывает дословный перевод этой изюминки во внешности Мо Жаня.
— Ух ты! Я так растроган, что еще немного — и расплачусь!
Сдерживая смех, Ши Мэй сказал:
— Пока ты будешь плакать, вся еда остынет. Сначала поешь, а потом плачь сколько влезет.
С ликующим воплем Мо Жань набросился на еду, и какое-то время было слышно, лишь как щелкают палочки.
Когда он ел, то напоминал умирающую от истощения собаку. Чу Ваньнин всегда выражал свое неодобрение, когда Мо Жань набрасывался на еду, как голодный призрак, но Ши Мэй никогда не упрекал его за зверский аппетит. С ласковой улыбкой он уговаривал его есть помедленнее, заботливо подавая чашку с чаем, чтобы запить съеденное. Очень скоро все тарелки опустели, и Мо Жань, поглаживая живот, довольно зажмурился и вздохнул:
— Я наелся…
Словно бы вскользь Ши Мэй спросил:
— Что вкуснее: пельмешки или эти блюда?
Когда дело касалось еды, Мо Жань был однолюбом, преданно и слепо привязанным к своей первой страсти. Наклонив голову, он с нежностью взглянул на Ши Мэя своими блестящими черными глазами и растянул губы в хитрой ухмылке:
— Пельмешки в остром соусе.
Ши Мэй лишь с улыбкой покачал головой. Через какое-то время он предложил:
— А-Жань, давай я сменю тебе повязки.
Лечебную мазь для его ран изготовила лично госпожа Ван.
В молодости госпожа Ван была ученицей одной из самых известных и влиятельных духовных школ мира совершенствования — школы целителей Гуюэе[11]. Слабая в боевой магии, она не любила сражаться и убивать, зато ей очень нравилось изучать медицину. Благодаря этой женщине на Пике Сышэн появился лекарственный огород, где ее руками было посажено множество редких растений, поэтому школа никогда не испытывала недостатка в целебных средствах от всех болезней.
[11] 孤月夜 gūyuèyè гуюэе «одинокая лунная ночь».
Мо Жань снял верхнюю одежду и сел спиной к Ши Мэю. Шрамы на его спине болели до сих пор, но смоченные в лекарственной мази теплые пальцы понемногу размазывали и втирали снадобье в его кожу, постепенно изгоняя боль из тела и будоража его мысли так, что они скакали, как кони, и метались, как обезьяны.
— Готово, — Ши Мэй наложил новые повязки и, закрепив их бинтом, аккуратно завязал узел. — Одевайся.
Мо Жань повернул голову и искоса взглянул на Ши Мэя. В тусклом свете свечи его белоснежная кожа сияла, как свежевыпавший снег, рождая в душе Мо Жаня целую гамму любовных чувств и желаний, от которых язык онемел, а в горле пересохло. Если честно, ему вовсе не хотелось одеваться, но, чуть помедлив, он все-таки опустил голову и быстро набросил на плечи верхнюю одежду.
— Ши Мэй.
— А?
Оказаться наедине в библиотеке, изолированными от всего остального мира — просто идеальная атмосфера для начала особых отношений между двумя свободными людьми. Изначально Мо Жань хотел сказать что-то очень красивое, романтичное и трогательное, однако что мог придумать человек, который даже для названия эры своего правления не сумел выбрать ничего лучше, чем «Цзи Ба»? Поэтому после долгого напряженного молчания, покраснев как рак от переполнявших его эмоций, в итоге он смог выдавить только:
— Ты правда очень милый.
— Да ладно тебе, не стоит благодарности.
— Я тоже постараюсь быть милым с тобой, — Мо Жань пытался говорить спокойно, но ладони вспотели, выдавая его волнение, из-за которого с каждой секундой сердце билось все быстрее. — Когда-нибудь я стану очень сильным, и тогда никто не посмеет обидеть тебя. И Учителя это тоже касается!
Ши Мэй, который не понимал, почему он вдруг произнес такую странную фразу, на миг остолбенел, но потом все же ласково сказал:
— Хорошо! Тогда в будущем я буду полагаться на А-Жаня.
— Угу…
Мо Жань запнулся. Под наполненным теплом ласковым взглядом Ши Мэя он стушевался еще больше и, не смея снова взглянуть на него, опустил голову.
По отношению к этому человеку он всегда вел себя очень деликатно и бережно, но иногда был излишне навязчив.
— Ах, Учитель заставил тебя протереть так много книг да еще и опись составить? И все за одну ночь?
Мо Жань до смерти боялся осрамиться перед любимым человеком, поэтому поспешил сказать:
— Да нормально все. Сейчас ускорюсь и уложусь в срок.
— Давай я тебе помогу, — предложил Ши Мэй.
— Как я могу принять твою помощь? Если Учитель нас поймает, то обязательно накажет обоих, — твердо сказал Мо Жань. — Уже поздно, возвращайся к себе и отдохни хорошенько. Утренние духовные практики никто не отменял.
Ши Мэй потянул его за руку и с улыбкой заговорщически прошептал:
— Да ладно, ничего не будет, он не узнает. Мы по-тихому…
Не успел он договорить, как услышал ледяной голос:
— «По-тихому» что?
Они и не заметили, когда Чу Ваньнин вышел из своей мастерской. От этого человека исходил смертельный холод. Казалось, на мечущие молнии раскосые глаза феникса опустилась снежная пелена. Похожий на ледяную статую в своих белых одеждах, Чу Ваньнин замер в дверях библиотеки и с каменным лицом уставился на них. Впрочем, стоило его взгляду упасть на их сплетенные руки, и он вдруг отвел глаза.
— Ши Минцзин, Мо Вэйюй, как посмотрю, вы очень смелые.
Лицо Ши Мэя вмиг стало белее снега. Он тут же резко отпустил руку Мо Жаня и голосом, который звучал не громче комариного писка, пробормотал:
— Учитель…
Почуяв, что дело принимает совсем скверный оборот, Мо Жань тоже поспешил склонить голову:
— Учитель.
Чу Ваньнин прошел в помещение и, не обращая внимания на Мо Жаня, посмотрел сверху вниз на стоящего на коленях Ши Мэя и холодно сказал:
— Павильон Алого Лотоса со всех сторон защищен магическим барьером. Ты правда думал, что можно войти без разрешения и я не замечу?
Испуганный Ши Мэй поспешил склониться до земли:
— Ученик признает свою ошибку.
Обеспокоенный Мо Жань поторопился вмешаться:
— Учитель, Ши Мэй пришел, только чтобы сделать мне перевязку, и собирался сразу же уйти. Пожалуйста, не ругайте его.
Взволнованный Ши Мэй также не собирался уступать:
— Учитель, младший брат Мо не имеет к этому никакого отношения. Это всецело моя вина. Ваш ученик готов понести заслуженное наказание.
— … — лицо Чу Ваньнина побледнело до оттенка нежной зелени.
Он и пары слов сказать не успел, а эти двое наперебой пытаются взять всю вину на себя, объединившись против него, словно он был их общим врагом или страшным бедствием, вроде мора или наводнения. Чу Ваньнин немного помолчал и, с трудом сдержав нервное подергивание бровью, холодно сказал:
— Какое впечатляющее единодушие и похвальное стремление помочь ближнему между моими учениками. Я тронут до глубины души! Похоже, в этой комнате есть только один злодей, и это я.
— Учитель… — пробормотал Мо Жань.
— …Не смей звать меня! — Чу Ваньнин раздраженно взмахнул широким рукавом, давая понять, что больше не желает говорить с ним. Мо Жань же не мог понять, что с ним опять не так. Из-за чего он так сильно разозлился? Единственное объяснение, которое пришло ему в голову: Чу Ваньнин ненавидел людей, которые слонялись без дела и из добрых чувств выгораживали друг друга. Похоже, любые проявления человеческой привязанности вызывали у него лишь глухое раздражение, словно соринка в глазу...
Какое-то время все трое молчали.
Внезапно Чу Ваньнин покачал головой и повернулся, собираясь уйти.
Ши Мэй поднял лицо и, растерянно взглянув на него покрасневшими в уголках глазами, пробормотал:
— Учитель?
— Уходи. Вернешься, когда перепишешь правила школы десять раз.
Ши Мэй опустил глаза и, помолчав немного, тихо сказал:
— …Да.
Мо Жань продолжал стоять на коленях на том же месте.
Ши Мэй встал, посмотрел на Мо Жаня и, чуть поколебавшись, снова опустился на колени, обратившись с мольбой к Чу Ваньнину:
— Учитель, раны младшего брата Мо только начали заживать. Простите мою дерзость, но я осмелюсь просить вас не слишком нагружать его тяжелой работой.
Чу Ваньнин не проронил ни слова, в одиночестве стоя в круге неровного света, отбрасываемого подвесным фонарем. Через какое-то время он вдруг чуть повернул голову, и в этот момент стало очевидно, что брови его сошлись, как два обнаженных меча, глаза пылают словно факелы, а голос звенит от еле сдерживаемого гнева:
— Хватит болтать без толку! Почему ты все еще здесь?!
Хотя Чу Ваньнин был невероятно хорош собой, его внешности всегда не хватало мягкости, а уж когда он злился, то и вовсе внушал ужас. Ши Мэй задрожал от страха и, опасаясь разгневать учителя и тем самым навлечь на Мо Жаня еще больше неприятностей, поспешно поклонился и сбежал.
В библиотеке остались только они вдвоем. Вздохнув про себя, Мо Жань самым почтительным тоном сказал:
— Учитель, ваш ученик признает свою вину и продолжит составлять опись книг.
Не поворачивая головы, Чу Ваньнин сказал:
— Если ты устал, иди домой.
Удивленный Мо Жань вскинул голову.
Чу Ваньнин холодно продолжил:
— Я не буду тебя задерживать.
С чего это он так расщедрился, что даже разрешил ему уйти? Здесь точно какой-то обман!
Быстро сориентировавшись в ситуации, Мо Жань поспешил сказать:
— Я не уйду.
Сделав паузу, Чу Ваньнин холодно усмехнулся:
— …Что ж, делай что хочешь.
После этих слов он взмахнул широкими рукавами, развернулся и ушел.
Мо Жань застыл в оцепенении… никакого обмана? Он-то был уверен, что Чу Ваньнин обязательно одарит его парочкой ударов своей ивовой лозы.
Закончив разбираться с книгами только к середине ночи, Мо Жань сладко зевнул и наконец покинул библиотеку.
Несмотря на глубокую ночь, в спальне Чу Ваньнина все еще горел тусклый свет.
Ого! Так этот мерзкий демон все еще не спит?
Мо Жань подошел к двери и приготовился уважительно попрощаться с Чу Ваньнином, прежде чем уйти, но войдя внутрь, обнаружил, что тот уже уснул. Как оказалось, этот забывчивый мужчина просто забыл потушить свечу перед сном.
Или он так увлеченно работал над чем-то, что просто отключился от усталости. Обдумывая эту возможность, Мо Жань взглянул на лежащие на краю кровати детали Ночного Стража, потом заметил, что Чу Ваньнин даже не снял металлические перчатки, в одной из которых была зажата застежка, и в итоге окончательно убедился в правдивости своего предположения.
Спящий Чу Ваньнин больше не выглядел таким неприступным и пронзительно холодным. Он лежал свернувшись калачиком на заваленной деталями, пилами и топорами кровати. Всего этого хлама было так много, что на ложе почти не осталось места, чтобы прилечь, поэтому он сжался в максимально компактный клубочек, и даже прикрывавшие его глаза тонкие длинные ресницы выглядели какими-то жалкими и невыносимо одинокими.
Какое-то время Мо Жань просто тупо глазел на него.
Сегодня Чу Ваньнин… из-за чего он так разозлился?
Неужели только из-за того, что Ши Мэй тайком пробрался в Павильон Алого Лотоса и захотел помочь ему привести в порядок библиотеку?
Мо Жань подошел к кровати и, презрительно закатив глаза, наклонился к уху Чу Ваньнина, чтобы позвать его громким шепотом:
— Учитель?
— А?.. — тихо простонал Чу Ваньнин, еще сильнее прижимая к груди холодного механического воина. Похоже, он крепко спал, дыхание было ровным и глубоким; рука в так и не снятой им металлической перчатке с острыми зубцами на кончиках пальцев лежала на подушке возле его лица, напоминая выпущенные когти гигантского кота или леопарда.
Судя по всему, было непохоже, что Чу Ваньнин сейчас проснется. От одной мысли об этом сердце Мо Жаня екнуло, глаза опасно сузились, а губы растянулись в недоброй ухмылке. Почти прижавшись губами к ушной раковине Чу Ваньнина, он попробовал позвать его более низким голосом:
— Учитель, пора вставать.
— …
— Учитель?
— …
— Чу Ваньнин?
— …
— Смотри-ка, и правда крепко уснул, — обрадовался Мо Жань и устроился рядом. Опираясь рукой на его подушку, он с улыбкой вгляделся в лицо спящего мужчины. — Просто замечательно, прямо сейчас я воспользуюсь случаем и расплачусь с тобой за все.
Даже не подозревая, что с ним хотят свести счеты, Чу Ваньнин продолжал крепко спать. Его красивое лицо во сне выглядело как никогда умиротворенным и безмятежным.
Мо Жань постарался принять грозный и величественный вид. Но, к сожалению, он вырос в музыкальной труппе и в детстве не получил должного образования, так что все его знания были почерпнуты из болтовни рыночных торговцев и баек[12] уличных рассказчиков, поэтому составленные им высокопарные фразы выглядели как-то особенно нелепо и смешно:
[12] 话本 huàběn хуабэнь — китайская городская народная повесть, возникшая из устного рассказа и пересказа своими словами произведений классиков.
— Отважный смутьян из рода Чу, повинный в сокрытии правды от своего суверена, как смеешь ты смотреть свысока на прославленного в веках императора, ты… э… ты этот…
Он почесал затылок, не зная, что еще сказать. Даже после того, как он назначил себя императором, его лексикон в части ругательств не слишком увеличился. Как назло, сейчас ему на ум ничего, кроме «продажная шлюха» и «собака безродная», не приходило, но эти определения как-то уж совсем не подходили Чу Ваньнину.
Пришлось поломать голову, но все же после долгих раздумий он вдруг вспомнил одно выражение, которое частенько использовали сестрицы из музыкальной труппы. Хотя смысл его был довольно туманен, но звучало вроде очень даже неплохо. Браво сдвинув брови, он строго потребовал:
— Бессердечный мелкий сученыш, подлое ослиное копыто[13], ты признаешь свою вину?
[13] 驴蹄 lǘtí люйти «ослиное копыто»; подарить кому-то ослиное копыто — проклятие «на смерть»; также согласно китайским легендам копыто черного осла эффективно против зомби (живых мертвецов).
Чу Ваньнин: — …
— Твое молчание этот достопочтенный принимает за признание вины!
Должно быть, даже сквозь сон услышав шум, Чу Ваньнин что-то нечленораздельно буркнул и продолжил спать в обнимку со своим механическим воином.
— Твое преступление не так просто искупить, так что в соответствии с законом этот достопочтенный приговаривает тебя… эм… приговаривает тебя к наказанию рта! Старик Лю!
Только выкрикнув последнее слово, он осознал, что старик Лю был человеком из его прошлой жизни.
Поразмыслив, Мо Жань решил, что ради расплаты за нанесенную ему обиду он может и сам разыграть эту партию, и, подражая заискивающему тону старика, сказал:
— Ваше величество, ваш старый слуга здесь.
Затем, прочистив горло, он величаво распорядился:
— Немедленно выполняй приказ и накажи его.
— Слово вашего величества — закон.
Замечательно! Теперь, когда приговор был зачитан, горевший энтузиазмом Мо Жань, наконец-то, смог перейти к «исполнению наказания» и «пытке» Чу Ваньнина.
На самом деле так называемого «наказания рта» никогда не существовало, ведь это была выдумка Мо Жаня. Тогда как же исполнять это так внезапно придуманное им возмездие?
Когда-то известный как самый жестокий тиран и деспот своего времени, Мо Вэйюй со всей серьезностью подошел к делу и, прочистив горло, с холодным лицом и яростно сверкающими очами, медленно начал склоняться к застывшему, словно запорошенный снегом родник в горах, лицу Чу Ваньнина, с каждой секундой неотвратимо приближаясь к его бледным губам.
А потом…
Мо Жань замер, пристально глядя на Чу Ваньнина, и начал ругать его на чем свет стоит:
— Чу Ваньнин, еб твою мать, во всем мире не сыскать второго такого малодушного человечишки.
Хлоп. Хлоп.
В тишине комнаты звук двух пощечин прозвучал очень отчетливо и ясно.
Ха-ха! Он смог наказать его!
Круто!
Радостный Мо Жань вдруг почувствовал укол в шею. Сообразив, что что-то пошло не так, он резко опустил голову и встретился с блестящими, словно драгоценные камни, прозрачными и холодными, как горный родник, глазами феникса.
Мо Жань: — …
Ледяной голос Чу Ваньнина впился в него, словно осколки разбитого нефрита, и трудно было так сразу сказать чего в нем больше: отстраненности истинного небожителя или холода самой глубокой зимней ночи:
— Что ты делаешь?
— Этот достопочтенный… тьфу ты… старый слуга… тьфу-тьфу! — на его счастье, еще не отошедший ото сна Чу Ваньнин не расслышал его бормотание и лишь слегка нахмурил брови, ожидая чего-то более членораздельного. Тут Мо Жаня осенила блестящая идея, и он поднял руки, дважды хлопнув в ладоши прямо перед носом Чу Ваньнина.
— …
Смело встретив еще более недобрый взгляд Учителя, бывший император человеческого мира резко осклабился и, глупо хихикая, заявил:
— Ваш ученик... ученик бьет комаров, крутящихся вокруг Учителя.
Автору есть что сказать:
Добро пожаловать на rbtv! Этот выпуск посвящен рубрике «Персонажи». Наш гость сегодня — первый правитель Сычуани (зачеркнуто), Император в первом поколении (зачеркнуто), Ублюдочный князь Ванба (зачеркнуто), тиран и деспот Мо Вэйюй. Также давайте поприветствуем нашего приглашенного ведущего Сюэ Мэнмэна (/ ^ ▽ ^) /
Сюэ Мэнмэн: — Обычно люди совершенствуются ради познания истины и обретения бессмертия, но ты совершенствовался для получения титула Императора. Мо Жань, я всегда хотел спросить тебя: в названии основного текста нет и намека на императора или главнокомандующего, так почему ты так упрямо цепляешься за свои имперские амбиции?
Мо Вэйюй (Чернильный корм для рыбок): — История нелинейна и часто развивается в нескольких направлениях, не так ли?
Сюэ Мэнмэн: — Не вижу этом ничего плохого.
Мо Вэйюй (Чернильный корм для рыбок): — Тогда я спрошу тебя, встречал ли ты когда-нибудь желтую шелковицу, стремящуюся обрести бессмертие?
Сюэ Мэнмэн: (⊙ o ⊙) — Э… это...
Мо Вэйюй: — Не можешь вспомнить, так я напомню тебе, что именно таким было прозвище императора Цзяцзина[14].
[14] 嘉靖 jiājìng цзяцзин «Чудесное умиротворение»: 1522–1566 гг., девиз правления минского императора Чжу Шицзуна.
Сюэ Мэнмэн: — ??? Этот человек точно не из нашего измерения. Учитель никогда не рассказывал нам про него.
Мо Вэйюй: — Твой двоюродный старший брат готов преподать тебе урок. Его называли Великий верховный государь Небесной сферы, Бессмертный властитель Пурпурной обители, мудрейший и совершеннейший, сияющий духом, объединяющий три изначальных начала всего сущего, по мандату Небес истинный и праведный владыка Сюаньду[15].
[15] 玄都 xuándū — миф. Сюаньду: сказочная страна, населенная небожителями.
Сюэ Мэнмэн: — ...
Мо Вэйюй: (с ухмылочкой) — Этот достопочтенный чуть от зависти не скопытился, поэтому решил, что его будут звать еще круче: Великий верховный государь Небесной сферы, Бессмертный властитель Пурпурной обители, мудрейший и совершеннейший, сияющий духом, объединяющий три изначальных начала всего сущего, по мандату Небес истинный и праведный владыка Сюаньду, Наступающий на бессмертных Император Мо Вэйюй.
Сюэ Мэнмэн: — Пошел вон! Я тебя не знаю!
Мо Вэйюй: (закатывая глаза) — Хе-хе, почему только император может претендовать на бессмертие, а простому заклинателю нельзя провозгласить себя императором?
Карта персонажа: Мо Жань
Второе имя: Вэйюй[16].
[16] От переводчика: записано омофоном настоящего имени со значением «кормить рыбу».
Посмертное имя: Великий верховный владыка Большого члена, бессмертный гомосек из Пурпурной голубятни, свистун и пиздун, сверкающий жопой ебарь, вытрахавший из Учителя всю душу Ублюдочный Король драмы, обладатель внушающего страх и трепет смертельного орудия, не знающий ни стыда, ни совести Наступающий на бессмертных Император.
Род занятий: Император (до момента смерти).
Социальное мировоззрение: неграмотный оболтус.
Самый любимый человек на текущий момент: Ши Мэй.
Любимая еда: Чу Ваньнин (зачеркнуто, дописано вручную) пельмешки в остром соусе.
Ненавидит: быть отвергнутым.
Рост: 186 см до момента смерти.
— После перерождения этот достопочтенный — еще буйно растущий зеленый отрок, так что с чего он должен обнародовать эту информацию? Хватит бесить меня!
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira 18+
<- Глава 8 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 10 ->
Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 1-10
Комментарии
Отправить комментарий