ТОМ I. Глава 45. Этот достопочтенный знал, что ты придешь. Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот»

 Глава 45. Этот достопочтенный знал, что ты придешь

Сюэ Мэн закричал в пустоту:

— Черт возьми, вы что, ослепли? Это мы-то вторглись сюда? Разве не очевидно, что мы здесь пленники?!

Ши Мэй прервал его:

— Это бесполезно, на самом деле Бога здесь нет. Это просто голос, который он оставил в Арсенале. Должно быть, Чжайсинь Лю находится во власти того человека и думает, что мы незваные гости, замышляющие недоброе против имущества его Бога.

Голос продолжал:

— Достойные божественного оружия должны быть добродетельны, тверды в своих убеждениях, способны отбросить ложные иллюзии и оставаться верными своему сердцу. Раз вы пришли, я подвергну вас испытанию. Если вы с честью пройдете его, я великодушно дарую вам божественное оружие и вы сможете спокойно покинуть это место. Но если вы эгоистичны и слабы, то недостойны жить и владеть божественным оружием!

Чу Ваньнин выдавил сквозь окровавленные губы:

— Хорошо же ваше великодушие… и ваша добродетель… заставлять людей истекать кровью?

Конечно, он знал, что Гоучэнь Шангун не может слышать гневные слова, которые с кровью выплевывал его рот. Но даже если каждое произнесенное слово бередило открытые раны и срывало дыхание острыми приступами боли, сейчас он просто не мог контролировать свой злой язык.

 

Однако голос не обратил внимания на его потуги и продолжил записанную тысячелетия назад речь:

— В качестве испытания вашего разума Чжайсинь Лю погрузит всех вас в иллюзию. Если вы не сможете вовремя проснуться ото сна, ваш спутник истечет кровью и погибнет.

 

Услышав эти слова, все трое побледнели.

Ши Мэй прошептал:

— Что...

Значит, в иллюзию будут погружены все трое, и если они не успеют вовремя проснуться, то навеки погрузятся в чудесный сон, а Мо Жань в этой реальности истечет кровью?

 

Сюэ Мэн на мгновение онемел, прежде чем яростно закричать:

— Что вы за Бог такой?! Если идти по пути бессмертия — это в итоге стать таким как вы, я больше не прикоснусь к мечу до конца моей жизни!

Чу Ваньнин тоже сердито воскликнул:

— Это нелепо!

— Учитель! — Ши Мэй попытался успокоить его. — Умоляю, не сердитесь! Помните о своей ране.

Именно в этот момент голос Гоучэня Шангуна начал декламировать:

— Вода, пройдя сквозь землю, течет с востока на запад, с севера на юг. Любая жизнь имеет свою судьбу. Можно праздно сидеть, вздыхая, петь, утешаясь, вкушать вино. Песня прервана, когда поднята чаша. Сердце не камень, не бездушное дерево. Не решаясь, молчу, правду не в силах сказать.

 

Сюэ Мэн от гнева был готов лезть на стену:

— Да что вы там бормочете? — взвился он.

 

Ши Мэй объяснил:

— Это из цикла «Трудные пути» Бао Чжао. Общий смысл в том, что у каждого человека своя судьба. Так стоит ли жаловаться на свою долю, утешать себя выпивкой и прерывать свою песню из-за вина? Сердца людей не каменные, как они могут совсем не иметь чувств? Но часто многое так и остается невысказанным.

 Гоучэнь Шангун испустил долгий вздох:

— Сколько людей в этом огромном мире могут отказаться от своих мечтаний ради помощи другим? В этом мире нет конца войнам и сражениям. Если божественное оружие попадет в недостойные руки, это станет моей виной. Смогу ли я простить себе этот грех?

Внезапно в Божественном Арсенале стало темно. Парящее в воздухе оружие замерло. Купол стал похож на звездное небо, освещенное сиянием изредка падающих звезд.

 

Голос тихо прошептал: «Спите…»

 

Мягкий полупрозрачный свет обладал гипнотическим эффектом. Так как духовное развитие Ши Мэя и Сюэ Мэна было низким, они очень быстро погрузились в сон.

«Спи…»

Чу Ваньнин стиснул зубы и заставил себя сопротивляться магии, но сила Бога была слишком велика и глубокий сон все же сразил и его.

Внутри Божественного Арсенала Мо Жань был единственным, кто не спал. Кашляя кровавой пеной, сквозь посветлевшую водяную завесу он смутно видел, как его спутники один за другим падают на пол, погружаясь в сон.

Чу Ваньнин, Ши Мэй и Сюэ Мэн... все они уснули.

Он слышал слова Гоучэня о том, что только если хотя бы один из них проснется вовремя, у Мо Жаня будет шанс спастись.

Время шло, голова кружилась от кровопотери, а тело начало остывать. Но никто не просыпался от своих грез.

Может быть, это и было его возмездие? В прошлой жизни он заставил Чу Ваньнина вкусить эту пытку до дна. Пришла его очередь почувствовать, как кровь капля за каплей покидает тело.

Это даже забавно.

Кто из этих людей мог бы отказаться от лучшей из грез, от самого желанного в жизни, ради того, чтобы прийти и спасти его?

Это точно не Сюэ Мэн.

Чу Ваньнин… Нет! Он мне больше не нужен!

Это должен быть только Ши Мэй.

 

Мысли становились все более вялыми. Слишком много крови было потеряно, и сознание стало мутным и прерывистым.

Мо Жань опустил голову и посмотрел под ноги. Кровь, стекая на дно медных песочных часов, смешивалась с водой внутри, превращаясь в чуть подкрашенную красным водицу.

 

Ему вдруг стало интересно, а что бы он увидел, попав в иллюзию Нанькэ?

 

Будет ли он мечтать о белых как жемчуг руках, держащих перо, нежной улыбке Ши Мэя, похвале Чу Ваньнина, а, может, о том, как он впервые пришел на Пик Сышэн и ветер сорвал лепестки с цветущей яблони, унося их на встречу с холодными горами и…

— Мо Жань…

Он слышал, как кто-то зовет его.

Голова Мо Жаня по-прежнему была опущена. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Может быть, у него уже начались галлюцинации.

— Мо Жань… Мо Жань!

 

Это не галлюцинация!

Он резко поднял голову.

Его зрачки сузились, когда он увидел…

 

Голос вместо крика сорвался на хрип:

— Ши Мэй!

Это был Ши Мэй!

Тот, кто пробудился ото сна, кто ради него отказался от всех желаний иллюзорного мира, кто помнил о нем, даже получив все блага мира…

Это был Ши Мэй…

Глядя, как этот хрупкий юноша пробирается через водяную стену и идет к нему, Мо Жань вдруг почувствовал, что у него перехватило горло.

— Ши Мэй… ты...

Он не знал, что сказать. Мо Жань закрыл глаза и хрипло произнес:

— Спасибо тебе… спасибо, что даже в самом прекрасном сне ты все еще... все еще помнил обо мне...

Ши Мэй брел по воде, его глаза и брови казались еще более черными на фоне промокшей одежды, а взгляд был таким нежным... Совсем как в первый раз, когда Мо Жань увидел его. Таким же нежным, как в тех бесчисленных снах, в которых он являлся ему в прошлой жизни. Таким же нежным, как в его воспоминаниях о том времени, когда в его жизни остался лишь этот светлый образ и холод одиночества.

 

Этот Ши Мэй ответил:

— Глупый, за что ты меня благодаришь?

 

Только когда он подошел ближе, Мо Жань заметил, что его обувь насквозь пропитана кровью.

Гоучэнь Шангун был полон решимости проверить, как далеко человек готов зайти ради своего спутника. Стоило пересечь границу водопада, как земля стала обжигающе горячей. Сапоги Ши Мэя уже были прожжены насквозь. И чем ближе он будет подходить к жертве часов, тем сильнее станет жар. В конце пути земля была похожа на пылающую бездну. Хотя по ней еще можно было двигаться, каждое движение сопровождалось бы мучительной болью ожогов.

 

Но этот нежный человек, который всегда так боялся боли, только один раз взглянул под ноги, прежде чем его взгляд стал еще более уверенным и твердым. Шаг за шагом он преодолел расстояние, что разделяло их.

— Мо Жань, продержись еще немного, — умолял он. — Я спасу тебя совсем скоро.

 

Их глаза встретились, и Мо Жань понял, что нет смысла просить: «Не подходи».

Этот взгляд был слишком решительным и слишком упрямым.

Никогда раньше он не видел такого выражения на лице Ши Мэя.

 

Если бы разум Мо Жаня не был замутнен кровопотерей, он, конечно, нашел бы это странным.

Ши Мэй всегда говорил А-Жань. Тогда почему сейчас он звал его Мо Жань?

Но Мо Жань был так зациклен на образе добродетельного Ши Мэя, что в его голову не закралось даже тени сомнения в том, что человек перед ним вовсе не Ши Мэй.

Последняя техника древней Ивы называлась «Выбор Сердца».

Суть техники состояла в обмене душами двух людей.

 

Когда Чу Ваньнин вырвался из иллюзии сна и очнулся, то обнаружил, что поменялся телами с Ши Мэем. Магия Чжайсинь Лю перенесла его сознание в тело Ши Мэя. Сам же Ши Мэй продолжал спать, не зная, что его сознание находится в теле Чу Ваньнина.

 

У Чу Ваньнина не было времени на объяснения, и Мо Жань сделал свои выводы, решив, что перед ним именно Ши Мэй. Да и могло ли быть иначе? Мо Вэйюй твердо верил, что именно Ши Мэй ради него перенесет любую боль, ведь этот человек всегда был так добр к нему. Люди — упрямые существа, когда дело касается их убеждений.

 

Но это было слишком жестоко.

Когда Чу Ваньнин наконец добрался до медных часов и начал взбираться по высокой лозе, бесчисленные шипы покрыли вспыхнувшую адским огнем ветвь.

Руки Чу Ваньнина, который был застигнут врасплох, оказались обожжены и пронзены одновременно. Несмотря на боль, он попытался перехватить лозу и продолжить восхождение, но тело Ши Мэя и его уровень совершенствования были слишком слабы. Шипы просто разрезали его руки до кости, и он скатился вниз по лозе.

Чу Ваньнин выругался себе под нос, морщась от боли.

От слабого тела Ши Минцзина никакого толка!

 

Мо Жань простонал:

— Ши Мэй!

Чу Ваньнин упал на колени, и в месте соприкосновения с землей кожа мгновенно запузырилась ожогами. Нахмурив брови, он привычно прикусил губу, сдерживая крик.

На его собственном лице это выражение выглядело бы упрямым и свирепым, но на нежном красивом лице Ши Мэя оно смотрелось скорее жалко.

В конце концов, люди действительно сильно отличаются друг от друга.

— Ши Мэй…

Мо Жань попытался что-то сказать, но вместо этого по его щекам потекли слезы.

Ему казалось, что в его сердце воткнули нож. Затуманенным взором Мо Вэйюй наблюдал, как это тонкое и хрупкое тело медленно, шаг за шагом, карабкается вверх по лозе. Шипы пронзали его руки, а пламя обжигало плоть. И чем выше он поднимался, тем длиннее становился тянувшийся за ним кровавый след.

 

Мо Жань закрыл глаза, кровь пузырилась у него в горле. Он задыхался, голос срывался на каждом слове:

— Ши... Мэй…

Он был уже совсем близко. Мо Жань увидел застывшую в его глазах муку. Казалось, что он испытывает бесконечную пытку и даже голос Мо Жаня причиняет ему дополнительное страдание. И хотя выражение его лица было твердым, эти глаза смотрели умоляюще:

— Не зови меня больше так...

— …

— Мо Жань. Подожди еще немного, я спасу тебя… сейчас… ну же...

Когда он говорил, его глаза сверкали решимостью, как обнаженный клинок, красота которого на этом нежном лице смотрелась слишком чужеродно.

Плащ Чу Ваньнина взметнулся, когда он прыгнул на медные песочные часы.

Его лицо было бледным, как пергаментная бумага, и от мертвеца его отличало разве что то, что он все еще дышал.

В этот момент Мо Жань почувствовал, что для него было бы лучше просто истечь кровью и умереть, чем заставить Ши Мэя так сильно страдать.

Надломленный голос замерз в горле на одном слове:

— Прости…

Чу Ваньнин знал, что эта жалость предназначена совсем не ему. Он хотел было объясниться, но передумал, стоило его взгляду упасть на серебристо-синий меч Гоучэнь Шангуна, торчащий из груди Мо Жаня. Скорее всего, этот артефакт и был источником духовной энергии для виноградных лоз. Чу Ваньнин испугался, что если он сейчас признается, Мо Жань от шока поранит себя еще сильнее. Поэтому он продолжил притворяться Ши Мэем, участливо спросив:

— Мо Жань, ты мне доверяешь?

 

— Я доверяю тебе, — ответил тот уверенно и не колеблясь.

 

Чу Ваньнин бросил на него еще один взгляд из-под ресниц и сжал рукоять меча, которая была слишком близко к аорте. Любое его неверное движение могло стоить Мо Жаню жизни.

Рука Чу Ваньнина, сжимающая меч, слегка дрожала. Он не мог заставить себя двигаться дальше.

 

Глаза Мо Жаня были красными от слез, но он вдруг рассмеялся:

— Ши Мэй…

— Ум…

— Неужели я умру?

— Нет…

— Если я вот-вот умру, могу ли я… можешь ли ты… обнять меня?

Мо Жань произнес это очень мягко и осторожно. Его глаза блестели от непролитых слез… и сердце Чу Ваньнина невольно смягчилось.

Но стоило ему вспомнить, что человеком, которого видел Мо Жань, на самом деле был вовсе не он, как вся мягкость превратилась в хрустящий лед.

Он вдруг почувствовал себя ничтожным статистом на сцене во время спектакля. Скрытый за красивыми одеждами главной героини, он был обречен всегда оставаться незамеченным. В этом трогательном повествовании Чу Ваньнин определенно был лишним.

Хотя, может быть, единственный смысл его участия во всем этом был в том, чтобы носить уродливую маску злодея с нарисованной на ней гротескной улыбкой и создавать фон для радостей и печалей, любви и ненависти других людей.

Как нелепо.

Но Мо Жань ничего не знал о его мыслях. Он только увидел вспышку неприятия в глазах человека, что был рядом с ним, и подумал, что Ши Мэй просто не хочет обнимать его:

— Просто… немного. Всего на минуту...

 

Тихий, едва слышный вздох.

— На самом деле я…

— Что?

— Забудь… ничего... — сказал Чу Ваньнин.

Он наклонился ближе, но не слишком, чтобы случайно не задеть меч, затем протянул руку и нежно приобнял Мо Жаня за плечи.

 

Он услышал, как Мо Жань прошептал ему на ухо:

— Ши Мэй, спасибо, что проснулся. Спасибо, что вспомнил меня даже в том сне.

Чу Ваньнин посмотрел вниз, его ресницы затрепетали, как крылья бабочки. Наконец он слабо улыбнулся:

— Не нужно благодарить…

И после некоторой паузы:

— Мо Жань…

— Что?..

Чу Ваньнин обнял его, как будто все еще находясь в своем сне, погладил по волосам и тихо вздохнул:

— Знаешь, что слишком хороший сон не всегда будет правдой?

Затем он отстранился. Этот миг близости был таким же кратким, как то мгновение, когда стрекоза касается воды.

Мо Жань поднял голову. Он действительно не понимал, что Ши Мэй имел в виду, но был уверен лишь в одном: это краткое объятие было подарено ему добрым сердцем Ши Мэя лишь из жалости.

Терпкое кисло-сладкое послевкусие этого ощущения так и осталось на языке.

В тот миг, когда меч был вытащен из его тела, кровь окропила все вокруг, подобно красным лепесткам дикой яблони, унесенным прочь весенним ветром.

Острая боль пронзила грудь. Мо Жаню показалось, что он вот-вот умрет. Но в этот раз он не хотел уходить, так и не раскрыв свое сердце:

— Ши Мэй, на самом деле я всегда любил тебя. А ты..?

Меч с громким лязгом упал на землю. Ротанговые ветви и водяная завеса исчезли. Божественный Арсенал погрузился в абсолютную тишину.

«Я всегда любил тебя… А ты..?»

Тело Мо Жаня достигло предела, и тьма потянула его в свои объятия.

Окровавленные руки Ши Мэя подхватили обмякшее тело. Последним ускользающим видением были непривычно сведенные брови. Свинцово-тяжелые веки помимо воли закрыли глаза, и блестящая влага медленно просочилась сквозь занавес ресниц.

Показалось, или Ши Мэй прошептал что-то похожее на…

— Я тоже...

— …

Это все иллюзия… Но почему в голосе Ши Мэя было так много печали, когда он сказал:

— Я тоже… люблю тебя.

Сознание окончательно покинуло Мо Жаня, и он провалился во тьму.

Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Lapsa1, Feniks_Zadira 

< Глава 44  ОГЛАВЛЕНИЕ  Глава 46 >

Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 41-50