К основному контенту

ТОМ II. Глава 170. Учитель, не нужно смотреть, это слишком грязно. Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот»

Глава 170. Учитель, не нужно смотреть, это слишком грязно[1] 18+

[1] 污 wū у ― грязно, гнусно, распущенно, аморально.

В считанные секунды рука, показавшаяся из Врат Жизни и Смерти, ловко втянула Сюй Шуанлиня в другое пространство. Наньгун Сы хотел было последовать за ним, но не успел. Как только тело его дяди оказалось внутри, Небесный Разлом с грохотом захлопнулся.

В ночном небе не осталось и следа Сюй Шуанлиня, кроме небольшого клочка одежды, который не успел пройти во Врата до того, как они закрылись. В мертвой тишине кусок белой ткани плавно опустился на гладь озера и быстро намок в воде…

— Как это возможно? —пробормотал Мо Жань. — Как вышло, что кто-то в этом мире смог в полной мере овладеть техникой Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти?

Ему, как Наступающему на бессмертных Императору, было прекрасно известно о существовании трех запретных техник:

Вэйци Чжэньлун, Возрождение и Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти.

Хотя первыми двумя было очень сложно овладеть, в мире совершенствования это не было каким-то неслыханным делом. Например, в предыдущей жизни этими двумя видами запретного магического искусства в той или иной мере овладели великий мастер Хуайцзуй, он сам, а может, и кто-то еще.

 

Однако в истории мира совершенствования все упоминания о применении третьей запретной техники можно было пересчитать по пальцам. Последний случай, когда она была использована, произошел несколько тысяч лет назад. Тогда один образцовый наставник был настолько убит горем после смерти дочери, что решил использовать эту запретную технику и через Врата Жизни и Смерти проникнуть в то пространство и время, где его дочь была еще жива, чтобы забрать ее в свой мир.

 

Но его действия в том мире заметил он сам. Разве мог «тот» отец позволить отнять у него любимую дочь? В отчаянной битве между двумя версиями одного образцового наставника пространственно-временной проход начал изменяться и деформироваться и в конце концов затянутая в разлом их общая дочь оказалась раздавлена…

Сам образцовый наставник смог вернуться обратно невредимым, но вскоре умер. Свиток с запретной техникой был запечатан в священное дерево Яньди[2]. На протяжении нескольких тысяч лет этот неудачник оставался последним человеком, сумевшим открыть Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти.

[2] 炎帝神木 yándì shénmù яньди шэньму «священный столб/священное дерево огненного императора».

Эта запретная техника так долго была скрыта от людей, что большинство совершенствующихся считали ее не более чем красивой легендой и верили, что в этом мире не существует способа преодолеть пространство и время. Однако в прошлой жизни Мо Жань использовал свою власть и духовную силу, чтобы заполучить свиток с неполным описанием техники, и благодаря обретенным знаниям даже смог пробить брешь в пространстве…

При этом все, чего ему удалось достичь, было разрывом пространства, но не времени, к тому же проход оказался очень нестабильным. Мо Жань решил бросить туда кролика и переместить его на несколько тысяч километров. Кролик и правда переместился, но в процессе перемещения его вывернуло наизнанку. Внутренние органы оказались снаружи, а шкура завернулась внутрь. Зверек превратился в кусок окровавленного мяса, но сердце его продолжало биться…

Впоследствии Мо Жань пробовал снова и снова, однако в пяти случаях из ста результат был самый что ни на есть тошнотворный: тело дробилось, выходило кусками, бывали случаи, когда сначала появлялась отрубленная голова, а через полчаса из разлома выпадало остальное тело…

Но даже этих его экспериментов было достаточно, чтобы вызвать большой общественный резонанс и бурю негодования в мире совершенствования. Практически все заклинатели искренне поверили в то, что Мо Жань полностью овладел запретной техникой Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти, вот только сам он не мог похвастаться такой уверенностью. Пусть ему не удалось своими глазами увидеть принцип ее работы тысячи лет назад, изучив все имеющиеся записи, он все же прекрасно понимал, что восстановленное им запретное искусство значительно отличается от изначальной запретной техники Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти.

Чу Ваньнин быстро спустился к водной глади озера и выловил плавающий на поверхности кусочек одежды Сюй Шуанлиня. Закрыв глаза, он внутренним взором внимательно изучил духовный отпечаток на ткани, после чего облегченно выдохнул, но потом начал мрачнеть на глазах.

Покачав головой, он сказал:

— Это не полная техника Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти. Похоже, этот человек получил только половину руководства. Исходя из духовного отпечатка на этой ткани, он смог открыть только проход в пространстве, а не пространственно-временные врата.

— Что это значит?

— Это значит, что используемое им заклинание очень сильно отличается от настоящей запретной техники, — ответил Чу Ваньнин. — Отпечаток на ткани указывает на то, что этот заклинатель проделал дыру только в нашем пространстве. Другими словами, он использовал этот разрыв, чтобы просто переместить Наньгун Сюя в другое место нашего мира.

Мо Жань не мог не подумать: «Разве это не та же недоработанная техника Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти, которую я освоил в прошлой жизни? Если это так, то в целом ничего удивительного в случившемся нет».

Но тень, что легла на его сердце, было не так просто прогнать, поэтому он спросил:

— А если бы это была подлинная запретная техника? Что бы случилось при ее использовании?

Выражение лица Чу Ваньнина неуловимо изменилось, но Мо Жань так и не смог понять, о чем именно он подумал в этот момент. После небольшой паузы Чу Ваньнин все же ответил:

— Будь это настоящей техникой Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти, последствия сложно было бы предсказать. Знаю только, что с ее помощью можно было бы разорвать ткань пространства и времени и отправить Наньгун Сюя в другую реальность.

Услышав эти слова, Мо Жань изменился в лице. Поджав губы, он больше не издал ни звука.

В прошлой жизни он не мог похвастаться глубокими познаниями, а собранные им обрывки записей не вызывали особого доверия. К тому же Мо Жань сомневался в правдивости истории об образцовом наставнике, который, разорвав пространство и время, переместился в другую версию реальности, чтобы забрать умершую дочь.

Теперь, когда он услышал подтверждение из уст Чу Ваньнина, Мо Жань наконец поверил в такую возможность, и от этого его тело бросило в холодный пот.

За те пять лет, что Чу Ваньнин отсутствовал в мире живых, Мо Жань прочел множество самых разных книг и в глубине души не мог не понимать, что его возрождение было тайной, которую было слишком сложно постичь и объяснить.

В прошлой жизни он никогда не видел практического применения запретной техники Возрождения и изначально полагал, что это примерно то же, что произошло с ним: в день смерти вернуться назад во времени и начать все сначала.

Но в этой жизни у него была возможность своими глазами увидеть, как великий мастер Хуайцзуй использовал запретную технику Возрождения, и это было совершенно не похоже на его случай. Сколько Мо Жань ни обдумывал это, он так и не смог найти ответа. Техника Возрождения великого мастера Хуайцзуя заключалась в том, чтобы вернуть все разумные души Чу Ваньнина из Загробного Мира и помочь им воссоединиться с телом, на котором не было смертельных повреждений и признаков гниения. После пробуждения Чу Ваньнин продолжил жить в этой же реальности безо всяких прыжков во времени.

Такое Возрождение было совсем не похоже на то, что пережил он сам.

Если бы в прошлой жизни после его смерти кто-то использовал для его возрождения ту же запретную технику, что и великий мастер Хуайцзуй, тогда он должен был вернуться во Дворец Ушань все тем же наводящим ужас Наступающим на бессмертных Императором, а Чу Ваньнин, Ши Мэй, дядя, тетя… все они по-прежнему были бы мертвы, и никого из них не могло быть рядом с ним.

Тогда он предположил, что в этом мире может существовать еще одна техника Возрождения, поэтому его и Чу Ваньнина воскресили по-разному. Но в тот момент, когда Чу Ваньнин подтвердил, что все слухи о самой загадочной из трех великих запретных техник — Пространственно-временных Вратах Жизни и Смерти — являются чистой правдой, ему в голову вдруг пришла очень странная пугающая мысль…

Возможно ли, что сам он не просто переродился, но и испытал на себе технику Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти? Неужели злая душа, которая в искупление за свои преступления должна была страдать в той реальности, смогла разорвать пространство и время, чтобы вернуться в тот год, когда ничего непоправимого еще не произошло и все можно было исправить?

Но если это так, разве тот человек не должен был пристально следить за каждым его шагом? Возможно ли, что все, включая его возрождение, было лишь частью его плана и сейчас, притаившись в тени, он внимательно наблюдает за ним?

Внезапное прозрение заставило Мо Жаня содрогнуться от страха.

Но прежде, чем он успел обдумать эту мысль детально, в городе, где уже бушевал страшный пожар, что-то взорвалось. Звук был настолько сильным, что казалось, раскололась земля и задрожал небосвод.

— Пойдем посмотрим, — сказал Чу Ваньнин.

Не успел он договорить, как пламя взметнулось до небес, охватив все семьдесят два города Духовной школы Жуфэн. Похоже, прежде чем покинуть школу, Сюй Шуанлинь заложил под каждым из городов сосуды, наполненные концентрированным «пламенем бедствия». Вырвавшись на волю, в один миг негасимый огонь поднялся на десятки метров ввысь, затмив все звезды Млечного Пути!

Даже если бы Мо Жань и Чу Ваньнин не бросились туда со всех ног, а находились за сотни километров от главных ворот Духовной школы Жуфэн, они смогли бы увидеть бушующее пламя, опалившее ночное небо.

Когда Сюэ Чжэнъюн вывел госпожу Ван из огненного моря, он обернулся назад и неожиданно обнаружил, что языки пламени свернулись и превратились в два сплетенных тела, одно из которых было мужским, а другое — женским. Сюэ Чжэнъюн был потрясен:

— Это ведь… что за дела?

Госпожа Ван была из благородной и богатой семьи и в жизни видела немало чудесных артефактов. Переменившись в лице, она пояснила:

— Это своего рода запись воспоминаний, сделанная заранее на специальном свитке. Для того, чтобы показать их другим людям, не требуется применение магии, достаточно оставить свиток с записью в том месте, где вспыхнет пламя. Если поджечь такой свиток, все записанные на него фрагменты воспоминаний один за другим будут проявляться в огне до тех пор, пока пламя не потухнет.

— …Так и будут проявляться? — Сюэ Чжэнъюну, как главе школы, было невыносимо смотреть, как пламя бедствия поглощает Духовную школу Жуфэн. В глазах его, вопреки всему, читалось сочувствие.

Вся подноготная школы, свидетельские показания, вещественные доказательства и улики — все это уже было выставлено на суд толпы. Можно было бы сказать, что дело закрыто, и закончить на этом!

Что не так с этим Сюй Шуанлинем? Этот сумасшедший собрал свои воспоминания, записал на магическом свитке и устроил грандиозный пожар только для того, чтобы как можно больше людей смогли своими глазами увидеть грязные тайны его семьи и школы. Используя бушующее огненное море в качестве холста, магию как краски, а воспоминания как кисть, он нарисовал порочную картину. О подобном разврате порядочные люди говорят лишь шепотом с глазу на глаз, а этот бесстыдник еще и  применил заклинание для усиления звука, чтобы даже глухой мог услышать каждый стон.

— Черт возьми, что задумал этот Сюй Шуанлинь? — Сюэ Чжэнъюн сидел на увеличенном железном веере, меч госпожи Ван завис в воздухе рядом с ним. Бушующее пламя отбрасывало на его лицо причудливые блики, то затемняя, то высветляя резкие черты. — Неужели он раскрыл еще не все тайны Духовной школы Жуфэн и собирается продолжить срывать покровы? — пробормотал он.

Госпожа Ван: — …

— Может, хватит уже? Он разорвал в клочья репутацию Духовной школы Жуфэн и превратил свою школу в посмешище всего мира совершенствования. Такие раны еще долго не заживут. Почему бы на этом не остановиться?..

Но когда из пламени раздался женский голос, все заклинатели, сбежавшие из огненного ада, а теперь с интересом наблюдавшие за развернувшимся перед их глазами пикантным представлением, ошеломленно замерли.

Сюэ Чжэнъюн тоже застыл от изумления.

— Братик Лю, мы с тобой уже не так молоды, а ты все еще такой бессовестный… ох…

 Вслед за этим под аккомпанемент слабых стонов и вскриков две расплывчатые фигуры в море огня начали обретать очертания. В зареве пожара, захватившего все семьдесят два города Жуфэн, теперь можно было в деталях рассмотреть сплетенные в порыве страсти обнаженные тела. На белоснежном предплечье женщины была видна татуировка в виде собранных в единый орнамент пяти летучих мышей[3], которая тут же увеличилась до размеров павильона, так что теперь зрители могли разглядеть мельчайшие детали, вплоть до искусно прорисованных шерстинок на каждой из тотемных тварей.

[3] 五蝙衔 wǔbiānxián убяньсянь — узор из летучих мышей: традиционный узор для привлечения удачи.

Зрители вытаращили глаза и открыли рты от изумления. Все взгляды тут же устремились на представителей Палаты Цзяндун[4] — одной из десяти великих духовных школ мира совершенствования.

[4] 江东堂 jiāngdōng táng цзяндун тан «школа к востоку от реки»; Цзяндун — историческое название левобережья (восточных областей) вдоль нижнего течения реки Янцзы (особенно с города Уху до Нанкина).

Ученики Школы Цзяндун были напуганы еще больше: глазами, похожими на круглые медные колокольчики, они шокировано уставились на женщину, которая была главой их школы — Ци Лянцзи[5].

[5] 戚良姬 qī liáng jī ци лян цзи «секира/скорбь — отличная любовница».

Лицо женщины, которая заняла пост главы совсем недавно, смертельно побледнело. Словно обдуваемая горячим ветром статуя, она неподвижно застыла на своем мече.

Украшавшая ее обнаженное предплечье татуировка из пяти летучих мышей тут же оказалась в центре всеобщего внимания…

Она и подумать не могла, что будет поймана на прелюбодеянии и ее тайная любовная связь с Наньгун Лю станет частью выставленных на всеобщее обозрение воспоминаний. Теперь, совершенно голая и беззащитная, она оказалась у всех на виду, а прикрыться было нечем…

Без прикрас и возможности оправдаться она была выставлена на суд толпы.

В смятении испуганная женщина застыла на месте.

Мо Жань был шокирован не меньше. Как только в небе появилось обнаженное тело главы Ци, он тут же плотно прикрыл ладонью глаза Чу Ваньнина.

— Не смотри.

Чу Ваньнин: — …

Он действовал почти неосознанно, ведь в отношении Чу Ваньнина Мо Жань всегда был жутким собственником. Однако если раньше он жаждал обладать его телом, сорванным дыханием, стонами и криками, что прорывались сквозь упрямо стиснутые зубы, теперь для него стало жизненной необходимостью овладеть еще и целомудренным сердцем Чу Ваньнина.

— Не смотрите, это слишком грязно.

«Можно подумать, что теперь стало чище?» — подумал Чу Ваньнин. — «Что изменилось от того, что ты закрыл мне глаза? Я ведь прекрасно слышу, как совокупляются эти мужчина и женщина».

Чу Ваньнин промолчал, позволяя Мо Жаню закрыть ладонями весь обзор. Он старался сохранять спокойствие и ясность мыслей, но вне зависимости от его желаний щеки все равно опалило жаром.

— Ах… быстрей… еще быстрей… еще, еще… О-о-о…

Мо Жань: — …

Чу Ваньнин: — …

Возможно, из-за того, что глаза были закрыты, все остальные чувства обострились. Высокий пленительный голос главы Ци, словно жесткое перышко, царапал и ласкал спину и, взбираясь все выше по позвоночнику, рождал онемение, переходящее в невыносимый зуд разбуженного желания. Нарочно или нет, но каждый стон этой женщины сочился вожделением, а звуки агрессивного мужского вторжения проникали в разум, словно корни большого дерева — в плодородную почву. Весенние воды порочных страстей, пройдя через эту хлюпающую жижу, пролились на головы людей грязным ливнем и наполнили все вокруг скверным запахом сырой рыбы[6].

[6] 腥气 xīngqì синци — скверный запах; запах сырой рыбы. От переводчика: считалось, что именно так пахнут физиологические жидкости человека, включая кровь и сперму.

Эти будоражащие кровь звуки очень нервировали Мо Жаня.

С одной стороны, он собирался и дальше закрывать глаза Чу Ваньнина, с другой, чувствовал насущную потребность закрыть ему еще и уши. Вот только чтобы прикрыть уши Чу Ваньнина, нужно было убрать руки от глаз, а этого он делать точно не собирался.

Хуже всего было то, что в этой сладострастной атмосфере чувства Мо Жаня вышли из-под контроля, а мысли сильно отклонились от потребности закрывать глаза и уши. Пробудившийся в сердце хищный зверь хрипло зарычал, провоцируя и подстрекая его к самым неприличным действиям.

Место и время было самым неподходящим, но Мо Жань вдруг осознал, что больше всего на свете ему хотелось прямо сейчас обнять ни о чем не подозревающего Чу Ваньнина, крепко сжать его в объятьях, ласково потереться о его спину, втянуть в рот мочку уха, чуть пососать, а потом, схватив его за подбородок, повернуть голову и, жестко удерживая, страстно поцеловать.

Потемневшим взглядом он уставился на Чу Ваньнина, который был слишком близко. Дыхание сбилось, и теперь с каждым вздохом становилось все тяжелее.

Учитель, без сомнения, был сильным, неукротимым и свирепым противником, но учитывая разницу в телосложении, в рукопашной перевес определенно был бы на стороне его ученика. Решись Мо Жань в самом деле сотворить с ним что-то непотребное, у Чу Ваньнина, как и в прошлой жизни, не было бы ни единого шанса воспротивиться его желаниям. При подобном раскладе этому строптивому мужчине осталось бы только направить все свои выдающиеся силы на то, чтобы сдержать рвущиеся из груди стоны и крики.

Сопротивляться до последнего, но все равно быть покоренным, разбитым и полностью разжеванным его зубами — вот его судьба.

Человек, стоявший впереди него, понятия не имел о том, какие грязные желания терзают сейчас Мо Жаня. Видимо, для того, чтобы разрядить неловкую ситуацию, Чу Ваньнин принялся браниться вполголоса:

— Какое возмутительное бесстыдство!

— Хм, — у Мо Жаня в горле пересохло. Глядя на него влажными от желания глазами, он хрипло поддакнул, — и правда, очень постыдно.

— Эта Ци Лянцзи ведь замужняя женщина, ее муж умер совсем недавно, и она заняла его пост главы Школы Цзяндун. Кто мог подумать, что она сразу же спутается с Наньгун Лю и попадет в такую ситуацию, — полным презрения голосом высказался Чу Ваньнин, после чего коротко резюмировал, — это отвратительно.

— Хм. — Мо Жаню никак не удавалось обуздать так некстати атаковавшее его желание. Он и сам не заметил, как его губы оказались слишком близко к шее Чу Ваньнина. — И правда, отвратительно, — рассеянно пробормотал он.

Мо Жань без интереса скользнул взглядом по озаренному пламенем небу, где Наньгун Лю и Ци Лянцзи продолжали страстно сношаться на глазах у всех.

Он смутно помнил, что Ци Лянцзи была значительно старше Наньгун Лю, а ее покойный муж приходился ему старшим названым братом[7]. Так что Наньгун Лю, согласно семейной иерархии, должен был звать ее невесткой[8].

[7] 义兄 yìxiōng исюн — старший из названых братьев.

[8] 嫂子 sǎozi саоцзы — жена старшего брата; невестка.

Было довольно странно, что эти двое внешне добропорядочных людей вдруг оказались в одной постели.

Пока он обдумывал эту мысль, из пожара бедствия долетел глухой голос Наньгун Лю. Подняв глаза, он увидел, что двое бесстыдников сменили позу и Наньгун Лю полным соблазна голосом сказал:

— Если хочешь еще, просто назови меня старшим братиком[9].

[9] 哥哥 gēge гэгэ «старший брат»; разг. мой парень, муженек, братец.

Кем? Мо Жань удивился не на шутку. Как… как такое возможно?

Эта женщина намного старше, так с чего ей называть его старшим братиком?

Но, похоже, Тасянь-Цзюнь сильно недооценил постельные навыки Наньгун Лю, а также слишком переоценил выдержку Ци Лянцзи. Потеряв голову, она даже не попыталась спорить и с придыханием простонала:

— Старший братик… братец… давай, не мучай меня… ну же… а-а-а!...

— … — Даже лицо бесстыжего[10] Мо Жаня после такого залилось стыдливым румянцем.

[10] 厚如城墙的脸皮 hòu rú chéngqiáng de liǎnpí «кожа лица толще, чем городская стена». От переводчика: считалось, что тонкая кожа быстрее краснеет и чем более «толстокожий» человек, тем он более бесстыжий.

В этот самый момент мягкие длинные ресницы Чу Ваньнина под его ладонями слегка задрожали, рождая внутри невыносимый жар и зуд. Такой малости оказалось достаточно, чтобы сладкая истома в один миг захватила все его тело.

Нежные ресницы, словно пойманные бабочки, продолжали щекотать кожу ладони, отчего обжигающий зуд только усиливался. Мо Жань замер и уставился на обнаженную шею Чу Ваньнина. В ночи, окрашенной отблесками бушующего пламени, ему вдруг показалось, что бледная кожа Чу Ваньнина покраснела, напоминая цветы персика, раскрывшиеся навстречу луне.

Мо Жань моргнул, сердце его билось как боевой барабан.

Словно пойманный на чем-то неприличном, он поспешил опустить взгляд потемневших глаз, в которых продолжали тлеть раскаленные угли.

Страстный огонь не погас, а лишь затаился в ожидании, пока яростный ветер желания Чу Ваньнина раздует его и он вырвется на волю, словно феникс из пепла, сжигая все на своем пути.

И на миг Мо Жань пожалел…

Почему в его прошлой жизни не было этого эпизода с бесстыжим Наньгун Лю?

Если бы он раньше видел подобные постельные игры, ему определенно захотелось бы поиграть в них с Чу Ваньнином. И тогда Мо Вэйюй со всей страстью трахал бы этого недостижимого холодного мужчину, а тот так же низко стонал бы под ним, задыхался от страсти и севшим голосом звал его «старший брат».

И тут он вспомнил, что в этой жизни Чу Ваньнин уже называл его не просто братом или старшим братом, а братом-наставником.

Просто тогда он не знал, кто такой Ся Сыни, и в самом деле считал его своим младшим братишкой, а себя — братом-наставником Маленького Учителя. Теперь, оглядываясь назад, он чувствовал нестерпимый жар в своем сердце.

Пусть его волчьи мечты были слишком дерзкими и порочными, даже зная, что это невозможно, он не мог не думать об этом.

Он представил раскинувшегося на сбитой постели Чу Ваньнина. На лбу испарина, несколько мокрых от пота прядей прилипли к коже. Чуть приоткрыв прекрасные глаза феникса, он бросает на Мо Жаня быстрый взгляд, в котором ясно читается обида и подавленное желание, однако вспыхнувший в его теле огонь в один миг сжигает все другие чувства, оставив после себя лишь молящие о снисхождении, влажные, чуть покрасневшие глаза.

Губы Чу Ваньнина чуть приоткрыты, он пытается закусить их, но в итоге, не в силах больше сдерживаться, влажно и хрипло стонет:

— Старший брат…

Мо Жань: — …

В какой-то момент его руки опустились. Мо Жань уже понял, что если он и дальше будет стоять так близко, прикрывая глаза Чу Ваньнина, то действительно может сорваться и совершить нечто возмутительное.

Любовь — не то чувство, которое можно контролировать, тем более если ты уже распробовал ее вкус и познал наслаждение  послевкусия.

Чу Ваньнин оглянулся и посмотрел на него. Его щеки немного покраснели, и он подсознательно вскинул подбородок, придав своему лицу надменное выражение. Ясные и яркие глаза обдали Мо Жаня арктическим холодом:

— Что с тобой?

Мо Жань взглянул на его губы и, закашлявшись, поспешил отвести взгляд:

— Ничего.

— Относительно того дела, ты уже смогла узнать, как настроены эти старые нахлебники, старейшины? — поглаживая волосы Ци Лянцзи, с ленцой протянул удовлетворенный Наньгун Лю.

Ци Лянцзи открыла глаза и, кокетливо взглянув на него, спросила:

— Что за дело?

— Ну вот, посмотри на себя, ты ведь все поняла. Просто тебе нравится дразнить меня, уклоняясь от прямого ответа, — ответил Наньгун Лю. — Что еще это может быть? Разве в прошлом ты не говорила мне, что, как только займешь должность главы духовной школы, сразу же приступишь к объединению Школы Цзяндун с Духовной школой Жуфэн?

— Ах, ты об этом деле, — рассмеялась Ци Лянцзи. — Имей терпение, а? Я только добилась этого положения, кольцо главы даже еще согреться не успело.

— И все же тебе нужно поторопиться. Как только мы объединим две наших школы в одну, я сразу назначу тебя первым защитником[11] Духовной школы Жуфэн. Когда придет время, выше тебя в этом мире буду стоять только я[12]… — на этих словах Наньгун Лю, не удержавшись, провел рукой по ее тонкой талии.

[11] 护法 hùfǎ хуфа – будд. защитник буддийской веры, покровитель буддизма (второй человек при дворе после императора).

[12] 一人之下,万人之上 yī rén zhi xià, wàn rén zhi shàng и жэнь чжи ся,вань жэнь чжи шан «ниже Единственного (императора), над всеми прочими» – обр. о первом министре.

Но Ци Лянцзи не выглядела удовлетворенной. Хотя раскрасневшееся от вина лицо все еще было полно кокетства, она подняла руку, останавливая любовника.

— Я с таким трудом добилась положения главы, а ты не даешь мне насладиться им хотя бы несколько дней? Что хорошего в должности защитника школы? Ты ведь даже не собираешься жениться на мне и дать мне статус супруги-защитницы Духовной школы Жуфэн.

Наньгун Лю смутился:

— Ты ведь знаешь буйный нрав Сы-эра. Если я захочу жениться второй раз[13], он этого точно не примет. Более того, мы оба сейчас занимаем те позиции, когда женитьба — уже не только наше личное дело. Если люди узнают об этом, боюсь, наши отношения станут пищей для пересудов  и грязных сплетен.

[13] 续弦 xùxián сюйсянь «срастить струну» — обр. в знач.: вторично жениться после смерти жены. От переводчика: в древнем Китае 琴瑟 qínsè цинь и сэ использовалась в качестве метафоры для мужа и жены (символ супружеского согласия). Разорванная струна ассоциировалась со смертью супруги и, чтобы мужчина смог вновь играть, ему необходимо было заменить струну — взять новую жену.

— Грязных сплетен?! — В обращенных на него глазах Ци Лянцзи вспыхнуло пламя гнева. — Значит, ты боишься людской молвы, а я не боюсь? Неужели ты забыл, как умер мой муж? Ты полагаешь, все это было только ради того, чтобы занять его место и стать главой Школы Цзяндун? Наньгун Лю, ты ведь знаешь, с самого детства я всегда ждала и любила только тебя!

— Ладно тебе, не сердись. Не стоит сразу выходить из себя.

— Как я могу не сердиться на тебя? Сперва ради того, чтобы твой почивший батюшка сделал тебя наследником, ты женился на этой дряни Жун Янь! Я… мне пришлось оставить надежду и выйти замуж за моего старшего соученика. А теперь, когда с таким трудом нам удалось избавиться от этих двоих, ты думаешь, будет достаточно, объединив наши две школы, просто назначить меня защитником?

— Лянцзи…

— Я не согласна! Пусть защитником твоей школы будет тот, кому это нравится, а я хочу быть твоей законной супругой! Что касается твоего сына, Наньгун Сы, то он такой же дерзкий, грубый и неукротимый, как эта тварь Жун Янь. Неужели ты действительно хочешь сделать его своим преемником? — забыв обо всем, распаленная Ци Лянцзи решила излить все, что было у нее на сердце. — Я не боюсь, что скажут люди, мы с тобой оба овдовели, так что с того, что теперь соединим наши жизни? Кто может нам помешать? Я не просто хочу за тебя замуж, а в будущем собираюсь родить тебе десяток сыновей. Наньгун Лю, неужели вместо меня и нашего общего ребенка ты выберешь щенка той подлой суки?


Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, Lapsa1

< Глава 169 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 171 >

Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 161-170

Наши группы (18+): VK (частное), TelegramBlogspot

Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и  пример как это сделать

Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).

Комментарии

Популярные сообщения из этого блога

«Хаски и его Учитель Белый Кот» [Перевод ФАПСА]

Краткое описание: «Сначала мне хотелось вернуть и больше никогда не выпускать из рук старшего брата-наставника, но кто бы мог подумать, что в итоге я умыкну своего… учителя?» Ублюдок в активе, тиран и деспот в пассиве. 

ТОМ I. Глава 1. Этот достопочтенный умер. Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот» 18+

Why Erha, 2ha, Husky? Почему Хаски, Эрха и 2ha?

Почему Хаски, Эрха и 2ha? 二哈和他的白猫师尊 Èrhā hé tā de bái māo shīzūn - китайское (оригинальное название новеллы "Хаски и его Учитель Белый Кот"), где первые два символа 二哈 читаются как "эрха", а переводятся как "два ха" ("ха", в смысле обозначения смеха), также эрха - это жаргонное название породы "хаски", а если уж совсем дословно, то "дурацкий хаски" (хаски-дурак).