К основному контенту

ТОМ II. Глава 143. Оказывается, Учитель — недосягаемый лунный свет, что со мной от новолуния до полнолуния, киноварная родинка и кровь моего сердца, мой рок и моя судьба. Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот»

Глава 143Оказывается, Учитель — недосягаемый лунный свет, что со мной от новолуния до полнолуния, киноварная родинка и кровь моего сердца, мой рок и моя судьба[1]

[1] 白月光 байюэгуан báiyuèguāng «лунный свет от новолуния до полнолуния» – недоступный, недосягаемый человек, что всегда в твоем сердце, но не может быть с тобой рядом

[из романа «Красная роза с белой розой» китайской писательницы Чжань Гайлин].

朱砂痣 zhūshāzhì чжушачжи «киноварная родинка» — полная идиома: «киноварная родинка на твоем сердце». Истоки выражения:«мужчина женился на красной розе, со временем красная стала как кровь убитого комара на стене, а белая роза осталась недосягаемой, как луна за окном; когда же он женился на белой розе, то белая стала как рисовое зернышко, прилипшее к одежде, а красная — киноварной родинкой на сердце» [из романа «Красная роза с белой розой» китайской писательницы Чжань Гайлин].

 Есть еще один смысл, заложенный в это выражение: метки киноварью ставили невестам перед свадьбой, чтобы показать, что к ней никто не прикасался; стереть киноварную метку все равно, что в глазах общества лишить девушку девственности.
命中劫 mìngzhòngjié минчжунцзе «рок, судьба равная средней кальпе» (кальпа в буддизме — сменяющие друг друга стадии зарождения, развития, распада и исчезновения мира; жизнь души от зарождения до гибели); в метафорическом смысле: «я неизбежно влюбился бы в тебя, ты моя судьба».

Может, Мо Жань и не отличался сообразительностью, но, увидев горящий взгляд девушки, сразу же сделал правильные выводы и поспешил сказать:

— Барышня Лин-эр, ты сегодня много выпила. Что бы ты ни хотела мне сказать, это точно сможет подождать до завтра…

— Нет уж, я хочу поговорить об этом сегодня!

В один миг эта юная нежная девушка превратилась в свирепого и непокорного тигренка с растрепанными волосами и сверкающими глазами.

Опасаясь связываться с ней сейчас, Мо Жань уже подумывал использовать цингун и пуститься в бега, но девица уже крепко вцепилась в его рукав, поэтому ему оставалось только с доброжелательной улыбкой попросить:

— Отпусти меня.

— Не отпущу. — Как говорится, пьяному и море по колено, тем более что Лин-эр было не занимать храбрости, а план уцепиться за бессмертного господина с Пика Сышэн она обдумывала уже не один день. Поэтому девушка громко и внятно заявила о своих намерениях: — Вы мне нравитесь, а я нравлюсь вам?

Мо Жань: — …

Увидев, что мужчина никак не реагирует, Лин-эр заволновалась.

Когда Мо Жань только появился в деревне Юйлян, она сразу заметила, что этот мужчина создает впечатление очень мужественного и доблестного человека. Впоследствии она узнала, что он был тем самым прославленным «Уважаемым Мастером Мо». Маленькое зернышко в ее сердце пустило глубокие корни, и все окончательно вышло из-под контроля.

Но вот уже уборка урожая подходит к концу, и очень скоро Мо Жань покинет эти места и не вспомнит юную селянку с границы Нижнего Царства, чьей единственной ценностью было красивое лицо и ладное тело. Хотя ей было неизвестно, что думает о ней Мо Жань, девушка точно знала, что если сейчас она упустит возможность выразить ему свою симпатию, то вряд ли у нее появится второй шанс сделать это. Поэтому сегодня вечером, выпив для храбрости, Лин-эр отважилась пойти следом за Мо Жанем и, преградив ему путь, признаться в своих чувствах.

Эта смелость и напор, по правде говоря, даже напугали Мо Жаня.

Красивое лицо Лин-эр раскраснелось от волнения.

В этот момент про себя она подумала: если бы Мо Жань согласился, то как замечательно было бы заполучить такого красивого любовника, не говоря уже о том, что зацепиться за такого мужчину все равно, что в один миг взлететь на самую вершину Пика Сышэн. После этого ей не придется прозябать в этом богами забытом селе и всю жизнь можно будет прожить в комфорте, не заботясь о завтрашнем дне, просто…

— Сожалею, барышня Лин-эр, но тебе придется отпустить[2].

[2] 放手fàngshǒu — оставлять/отпустить (что-л.); опустить руки; самоустраниться. От переводчика: «отпустить рукав»/ «оставить ложные надежды».

Всего одной фразой он камня на камне не оставил от воздушного замка, который она построила в своей голове.

Красивые черты Лин-эр исказились от разочарования, с лица вмиг сошел весь румянец, но все же она нашла в себе силы спросить:

— Я… во мне есть что-то некрасивое?

— В тебе все прекрасно, — вежливо ответил Мо Жань, мягко высвобождаясь из хватки девичьих рук, — но мне ты не нравишься.

Хотя, похвалив ее внешность, он пытался сохранить ее девичью гордость, этим «мне ты не нравишься», он буквально растоптал ее самолюбие.

Глаза Лин-эр мгновенно наполнились слезами обиды. Хотя ей нравился Мо Жань, ее чувства к нему не успели укорениться, поэтому сейчас она скорбела скорее о своих разбитых мечтах, а не о растоптанных чувствах.

— Тогда вам… — Сдержав слезы, она все же спросила: — Тогда какая внешность вам нравится?

— Мне…

Этот вопрос поставил Мо Жаня в тупик.

Что ему нравится?

Он хотел было по привычке сказать, что ему нравится внешность Ши Мэя. Но когда эта фраза была готова сорваться с его губ, он вдруг понял, что это совсем не так, и, растерявшись, так ничего и не ответил.

— Скажите, что именно вам нравится? — продолжала давить Лин-эр. Чтобы не упустить ни единой эмоции, отразившейся на его лице, она ни на миг не сводила с него взгляда своих красивых глаз.

На самом деле эта девушка заслуживала жалости. Ее старшая сестра вышла замуж за обычного торговца тканями из Верхнего Царства и несколько лет назад переехала в Лайчжоу, где зажила припеваючи.

Лин-эр вместе с матерью как-то отправилась навестить сестру. Весь пеший путь женщины несли на спине нехитрые гостинцы: сушеную рыбу с сычуаньским перцем. Но мужу сестры не понравились запылившиеся бедные родственники, которые еще и рыбой воняли, и, чтобы не позориться перед соседями, он очень быстро спровадил их из дома. Этот эпизод, словно острый нож, засел в сердце Лин-эр. С того дня она поклялась себе, что не смирится со своей нищенской жизнью, когда-нибудь будет жить лучше, чем ее сестра, и тогда вернет сторицей все обиды.

Поэтому все эти годы эта девушка искала выдающегося человека, отдавшись которому, она смогла бы изменить свою судьбу.

В ее положении Лин-эр и правда не желала упускать Мо Вэйюя.

По этой причине сейчас она сходила с ума от волнения и была готова идти до конца. Сделав вид, что под влиянием алкоголя у нее подогнулись ноги, девушка повисла на Мо Жане. Она знала, что перед ее мягким податливым телом сложно устоять. Когда летом она шла по полю, местные мужики глаз с нее не сводили и потом еще долго смотрели вслед. Сейчас отчаявшаяся девушка сделала ставку на тело и попыталась нежной манящей плотью проломить броню Уважаемого Мастера Мо.

— Что со мной не так? Совсем не хочешь меня? Даже не рассмотрел толком, а уже отвергаешь?

Ее обжигающее мягкое тело буквально приклеилось к нему, но Мо Жань всем нутром чувствовал отторжение. Потемнев лицом, он разорвал эти нежеланные объятия и грубо оттолкнул ее.

— Барышня Лин-эр, как давно мы знакомы? Почему ты должна мне нравиться? С чего мне вообще тебя рассматривать?

— Но ведь пока не попробуешь, не узнаешь!

Заметив, что она снова хочет подойти к нему, Мо Жань тут же предостерег ее:

— Не приближайся ко мне снова!

— Настолько не нравлюсь? — Глаза Лин-эр округлились от недоверчивого изумления. — Но, может, совсем немного… хотя бы капельку?..

— Ты мне совсем не нравишься! — По ее лицу Мо Жань понял, что, видимо, все еще недостаточно ясно выразил свое отношение. В сердечных делах лучше сразу отсечь пустые надежды, значит, резать нужно быстро, по живому и безо всякой жалости. — Ты меня ни капли не возбуждаешь.

Лин-эр лишилась дара речи.

Ей это не просто не понравилось. Она не могла это понять и принять.

То есть как — не возбуждает?..

Сколько неженатых мужчин способны устоять против женщины с прекрасным лицом и отличной фигурой, которая проявила инициативу и предложила себя? Может ли настоящий мужчина вот так брезгливо оттолкнуть предложенное ему сокровище и резко сказать: «Ты меня не возбуждаешь»? Разве можно не только устоять перед мягким ароматным нефритом, но даже не возжелать его?

Какое-то время она с глупым видом стояла столбом, а потом неверяще пробормотала:

— Вы… ты… почему ты… как ты можешь?..

Она была не в состоянии говорить внятно.

На самом деле она хотела сказать: «Как ты можешь не испытывать плотского желания? Это же ненормально».

В целом Мо Жань прекрасно понимал, о чем она думает и что пытается сказать, но он действительно не желал ей что-то объяснять. Плывя по бурному течению жизни, они встречались случайно. Девушка, живущая на болоте, хотела испить сладкой любовной росы и взлететь к небесам, но живущему в горах мужчине это было совсем не нужно.

Пусть думает что хочет.

Кивнув ей на прощание, Мо Жань тихо сказал:

— Сожалею, — и скрылся во мраке ночи. Ветер дул в лицо, и он невольно прищурился.

Этот разговор с Лин-эр заставил его осознать, что, может быть, все это время его понимание любви было ошибочным.

Лин-эр спросила его: «Какая внешность вам нравится?»

Оказывается, он никогда не задумывался над этим вопросом.

Тот, кто с детства лишен человеческого тепла и ласки, не может позволить себе быть слишком разборчивым и всем сердцем потянется к любому, кто будет добр к нему.

«Что именно нравится?»

До сих пор он даже в мыслях не допускал размышлений на эту тему.

На самом деле в этом мире каждый человек с самого рождения имеет свои специфические вкусы и пристрастия. В детстве, попрошайничая у дороги, Мо Жань часто слышал, как другие дети, ухватив своих родителей за край одежды, канючили: «Я хочу съесть тот, где зеленый лук», — или: «Мама, красный фонарь мне нравится больше, чем желтый, хочу красный».

Однако сам он не мог такого сказать хотя бы потому, что это было совершенно бесполезно. Все, что он мог получить из еды — это самую дешевую пшеничную лепешку, да и то не целую, ведь ее нужно было разломить, чтобы поделиться с мамой.

Позже, когда Мо Жань оказался в Музыкальной Палате, он также часто видел представителей «золотой молодежи», которые, обмахиваясь шелковыми веерами, комментировали представление в духе: «В прошлый раз мне понравилась Цуй-эр. Сегодня она будет петь, все-таки какой у нее нежный и сладкий голосок».

Хотя в глазах Мо Жаня старшая сестрица Цуй-эр была далеко не так хороша, как сестрица Бай Жун. Но кому было интересно его мнение?

Никто и никогда не спрашивал его: «Что тебе нравится?» Не было никого, кого заинтересовал его выбор или понимание прекрасного. Иметь мнение — это было роскошью, доступной лишь богатым. Мо Жаню же должно было быть признательным за кусок хлеба и проливать слезы благодарности, если кто-то расщедрился дать ему одежду, способную хотя бы как-то прикрыть наготу… «Нравится?»

Заикнись он о таком, люди точно решили бы, что этот дурак бредит. С какой стати ему вообще может что-то нравиться? С его-то низким статусом как смеет он что-то оценивать? С чего вдруг решил, что может любить? У него была только его жалкая жизнь, и для ее сохранения ему каждый день приходилось вести ожесточенную борьбу со всем миром.

Со временем привычка хватать без разбора все подряд стала частью его натуры. Впоследствии, даже когда все его увешанное золотом и драгоценностями тело благоухало самыми редкими и ценными благовониями, да так сильно, что от запаха амбры и борнеола он начинал чихать, Мо Жань так и не смог перестать чувствовать этот прогорклый запах нищеты, въевшийся в его кости.

Если непредвзято оценить жизнь Мо Вэйюя, то все детство он жил в бедности и терпел унижения. Все его чувства и переживания, радости и печали были подобны грязи под подошвами башмаков прохожих. Он ничего не стоил и был никому не нужен, поэтому никто так и не спросил у него: «Что тебе нравится?»

Позже, когда он вознесся над людьми и стал высокомерным и жестоким властителем мира смертных, чтобы снискать расположения императора, многие пытались предугадать его желания, но никто так и не посмел прямо спросить: «Что вам нравится?»

И только сейчас, когда Лин-эр вот так вдруг задала ему этот вроде бы простой вопрос, он почувствовал себя так, словно налетел на стену.

Когда-то он был уверен, что если ему кто-то нравится, то он должен относиться к нему с уважением, почтительно на вытянутых руках положить ему под ноги свое сердце и не сметь предаваться несбыточным мечтам о взаимности.

Именно так были выстроены их отношения с Ши Мэем.

Мо Жань искренне верил, что именно это и есть любовь, и до сих пор не случилось ничего, что опровергло бы это убеждение.

Но сейчас у него появились смутные подозрения, что, похоже, все не так просто, как он думал раньше.

Неужели кротость нравится ему больше, чем строптивость?

Неужели покорность милее, чем неукротимый дух?

Правда ли, что прекрасные очи, напоминающие омытые росой нежные лепестки персиковых цветов, ему милее, чем похожие на ледяные лезвия свирепые глаза феникса?

Он… он действительно любит Ши Минцзина? А не… не…

Мо Жань не осмелился даже мысленно произнести имя этого человека, но сердце невольно забилось чаще и кровь мгновенно вскипела в жилах.

Мо Жань и сам был напуган своей страстью.

Вожделение, похоть, любовь и желание изначально неразделимы и неразлучны. Другой человек притягивает тебя голосом, запахом, тактильным ощущением от прикосновения к коже. Иногда для обольщения достаточно одного мимолетного взгляда, и вот ты уже можешь думать только о том, чтобы войти в него, завладеть плотью, что не имеет к тебе никакого отношения, пометить это желанное тело своим запахом и страстно вложить себя в другого человека, оставив на нем свой неизгладимый след.

Но Мо Жань всегда верил, что любовь священна, поэтому нельзя осквернять любимого человека.

Но, если подумать, как в вопросе плотской любви можно обойтись без этого самого «осквернения»?

Когда горячо любимое, желанное тело появляется перед твоими глазами, как бы ты ни уважал его обладателя, разве возможно погасить внутренний жар, подавив мысли, что скачут как кони, и чувства, что мечутся как обезьяны[3]?

[3] 意马心猿 yìmǎxīnyuán имасиньюань мыслями [скачет] как лошадь, душою [мечется] как обезьяна — обр. в знач.: раздираемый сомнениями, мятущийся.

Мир наполнен любовью, и только лишь плотская любовь лишена чистоты.

От рождения ей суждено быть запятнанной липким горячим потом, утонуть в красках плоти, осесть на висках и запутаться в волосах запахом фотинии
[4] и сырой рыбы[5], погрязнуть в страстных стонах и криках, прорасти из грязи мятых влажных простыней прекрасными, истекающими нектаром желания пестиками и тычинками, став нежными бутонами, что со временем превратятся в цветы и плоды.

[4] 石楠 shínán шинань — фотиния пильчатая (Photinia serrulata Lindl.), китайский вереск; в Китае считается, что при цветении это растение пахнет спермойОт переводчика L.: в г. Ухане, где дерево произрастает в его естественном ареале, оно используется для озеленения города и Уханьского Университета, но из-за сильного похожего на сперму запаха при цветении весной жители обратились с просьбой вырубить фотинию и посадить другие менее пахучие деревья и кустарники. 

[5] 腥气 xīngqì синци — запах сырой рыбы (крови); скверный запах.

Бежавший в ночи Мо Жань вдруг резко остановился. В ярких глазах его плескался панический страх.

В голове как будто что-то взорвалось. Все это время он упрямо держался за старые убеждения, изо всех сил сдерживая бурный поток, что, вырвавшись на волю, мог снести горы, переполнить моря, утопить и поглотить его без остатка.

Трепеща от ужаса, он застыл на месте.

Влечение и страстное желание.

Любовь.

Чу Ваньнин…

Наконец-то он смог вырыть имя этого человека из земли и открыто произнести его.

Когда грязь и песок оказались смыты, его взгляду открылось истинное сокровище.

Это всегда был Чу Ваньнин… все его тайные чаяния, сокровенные чувства и самая огненная страсть… все это всегда принадлежало Чу Ваньнину!

В глазах потемнело. Навязчивая идея, что довлела над ним на протяжении двух жизней, разлетелась вдребезги. Воздвигнутую им каменную стену смыло яростной приливной волной, что, достигнув его сердца, одним ударом выбила из него дух и лишила способности дышать.

Он был в ужасе.

Неужели с самого начала… он мог так…

Его любовь к человеку, точнее то, что он считал любовью, оказалось ошибкой?

Когда Мо Жань с кувшином грушевого вина вернулся к костру, Лин-эр уже ушла.

Естественно, никто даже не заметил ухода девушки, и, конечно, никто не знал об их разговоре с Мо Жанем. Вино вновь полилось рекой, изрядно подогрев шумное застолье.

После трех поднятых чарок подвыпившие крестьяне затеяли игру. Они сплели венок из рисовой соломы, а затем выбрали человека, чтобы он бил в барабан. Венок передавался до тех пор, пока бил барабан, а когда барабан смолкал, тот, у кого оказывался соломенный венок, должен был вытянуть один вопрос и правдиво ответить на него.

На границе Нижнего Царства это нехитрое развлечение было довольно популярно среди простого люда. Правила игры были очень просты, поэтому даже далекий от праздности Чу Ваньнин с легкостью мог влиться в нее.

— Ладно, это старик Бай! Старик Бай, давай, тяни жребий!

Старик Бай с горестным выражением на лице подошел к большой чаше и вытянул из нее сложенный лист бумаги. С тяжелым вздохом развернув его, он прочел вслух:

— Какая женщина красивее: с большой грудью или с толстой задницей?

Селяне, стоящие вокруг, расхохотались.

Старое бледное лицо стало ярко-красным. Потрясая бумажкой, старик Бай выругался:

— Кто тот долбоеб[6], который бросил сюда подобный вопрос? Этот старик в рот ебал тебя и всех твоих предков!

[6] 瓜娃子 guāwázi гуавацзы «маленький арбуз»— диал. дурак, тупица, долбоеб.

— Лучше не надо, — со смехом сказал один из деревенских мужиков, одергивая полы одежды, — Прежде чем ебать покойников, на вопрос ответь.

Старик Бай прикрыл рот и склонил голову, так чтобы упавшие на лицо космы прикрыли его прищуренные глаза с нависшими лягушачьими веками. На него со всех сторон глазели односельчане. После долгой паузы он тихо промямлил:

— Я думаю, что все бабы одинаковы.

Тут же в толпе кто-то хохотнул и выкрикнул:

— Надуть нас хочешь, хорош заливать! Сам же за утренним чаем лил мне в уши, что женщины с большим задом и на вид приятнее, и разродятся без проблем! Почему просто не сказал правду?! Пей вино! Пей! Штрафную чарку!

Старику Баю оставалось только с горестным выражением лица поднять чарку и, кривясь, ее опорожнить. Стоило ему выйти из круга, как невестка тут же присела ему на уши и начала пилить.

Чу Ваньнин, из толпы наблюдавший за этой неловкой ситуацией, про себя подумал, что если бы ему выпал такой вульгарный вопрос, то он бы точно не смог на него ответить.

Тем временем взявший на себя обязанности ведущего деревенский староста взял в руку черный пояс и со смехом объявил:

— Нам нужно сменить барабанщика. Пусть старик Чжан тоже поиграет с нами. Кто его заменит?

Чу Ваньнин тут же откликнулся:

— Давайте я!

Он подошел к обтянутому воловьей кожей барабану, взял колотушку и сел на расстеленную на земле циновку.

Деревенский староста тщательно завязал ему глаза черным кушаком, поправил повязку, а потом спросил:

— Не туго?

— Не туго.

— Что-нибудь видно?

— Не видно.

Староста рассмеялся:

— В таком случае, господин бессмертный, прошу, подыграйте нам на барабане. Как надумаете остановиться, сразу останавливайтесь.

— Хорошо, — сказал Чу Ваньнин и, подняв деревянную колотушку, ударил по туго натянутой коже. Он снова и снова бил в барабан, постепенно ускоряя темп. Звук ударов становился все громче, быстрее и беспорядочнее.


С закрытыми глазами он не мог видеть прожигающий пламя костра, направленный на него взгляд Мо Жаня, такой глубокий, противоречивый растерянный и испуганный.

Похожие на оранжевых светлячков искры костра взлетали ввысь, чтобы навеки раствориться в ночи. Из темноты Мо Жань смотрел на сидящего на свету мужчину в белых одеждах. Его взгляд, как острый нож, очень медленно скользил по лицу Чу Ваньнина, прочертив линию от высокого лба до кончика носа, к губам и по подбородку.

Черная ткань на глазах Чу Ваньнина стала для него не поддающимся описанию соблазном, но на этот раз Мо Жань не мог позволить себе поддаться этому лакомому искушению и, незаметно ускользнув, в уединении тщательно пережевать и вылизать его.

Внутри он ощущал вкус любви.

Мо Жань снова почувствовал, как трепещет его сердце, и еще раз убедился… нет, он не ошибся.

Он в самом деле любит Чу Ваньнина. И это чувство не имеет ничего общего с отношениями между учителем и учеником, никак не связана с почтением и дружеской симпатией.

Он целиком и полностью влюблен в него, страстно жаждет его и нуждается в нем.

Он…

Пусть очень поздно, но он наконец-то осознал, что любит Чу Ваньнина.

Да! Это любовь!

Поразительно, насколько он был глуп и слеп, как закостенел в своих заблуждениях и нежелании видеть правду.

Только сегодня он постиг истину и прозрел.

Да, он любит Чу Ваньнина.

Теперь, когда окаменелая земля над ним пошла трещинами, Мо Жань наконец начал видеть ясно. Очень многие вещи, которые раньше он не мог понять, вопросы, на которые прежде не мог найти ответов — все они нашли разрешение, стоило ему, пусть и запоздало, осознать свою любовь.

Однако у него не было времени распробовать эту мысль и всесторонне обдумать ее.

С громким «бум» барабанная дробь стихла, а потом, как рябь на водной глади, эхо ударов стихло.

И именно в этот момент, не раньше и не позже, на его колено опустился соломенный венок. В растерянности он взял венок и, подняв глаза, увидел, как Чу Ваньнин с облегченным вздохом одной рукой сдернул черную повязку с сияющих ярче луны глаз феникса и без задней мысли осмотрелся по сторонам.

Ему тоже было интересно, к кому попал венок, когда он перестал бить в барабан.

В итоге его взгляд встретился со взглядом Мо Жаня.

Чу Ваньнин: — …

Мо Жань: — …

Нет ничего более смущающего, чем когда ты видишь, что он подглядывает за тобой, но ты-то в этот момент тоже подглядываешь за ним. Взгляды на миг переплетаются и тут же, пытаясь улизнуть, расходятся в стороны.

Но уже мгновение спустя Чу Ваньнин забыл о том, что нужно прятать взгляд, пораженный глупым влюбленным выражением на красивом и решительном лице Мо Жаня. Эта обжигающе горячая и ничем не прикрытая любовь была ярче костра, громче шумной толпы и несокрушимее земной тверди.

Глаза Чу Ваньнина чуть расширились.

— Удачи, бессмертный Мо! —  с улыбкой сказал староста, поднося к Мо Жаню чашу с жребием.

Мо Жань замер в нерешительности, но в соответствии с правилами все же водрузил венок на голову. Черные глаза ярко сияли, сердце пребывало в смятении. Покрыв голову, он снова внимательно посмотрел на Чу Ваньнина, и, удивительно, но в свете пламени его загорелое лицо вспыхнуло ярким румянцем.

Заметив его странное поведение, Чу Ваньнин был смущен и напуган. Его глаза расширились еще больше и стали почти круглыми.

Под прямым взглядом Чу Ваньнина Мо Жань опустил ресницы и, плотно сжав губы, не проронил ни слова. Он выглядел покорным, даже немного робким.

Сейчас Мо Вэйюй был так похож на не слишком умного юношу, который наконец-то понял, что влюблен в красавицу. Эта его первая любовь казалась такой неловкой и неуклюжей, даже немного жалкой, но в то же время не могла не вызывать умиления.

Чу Ваньнин: — …

Если до этого он был просто напуган, то теперь, можно сказать, что он был в ужасе.

…он боялся сотворить что-нибудь безрассудное!

Как же вышло, что этот здоровенный дурень[7] вдруг так изменился и теперь творит все, что хочет, не считаясь ни с кем. Не иначе по ошибке выпил какое-нибудь магическое зелье?

[7] 五大三粗 wǔ dà sān cū у да сань цу «на пять большой, на три грубый» — здоровенный, мощного телосложения; 熊货 xiónghuò сюнхо «грубая вещь» — бран. негодник, тупица, дрянь; 熊 также переводится как медведь.

Автору есть что сказать:

Маленькое представление «Почему ты не среагировал[8]

[8] 反应 fǎnyìng фаньин — реагировать, откликаться; реакция тела на внешние стимулы (в т.ч. эрекция/возбуждение в ответ на стимуляцию).


Лин-эр: — Бессмертный господин, почему вы не отреагировали, когда я обняла вас? Может, у вас болезнь[9] какая? (Или ему не нравятся пышки?) Хотите, пригласим лекаря, пусть осмотрит вас, выпишет секретный рецепт, который и мертвого поднимет.

[9] 隐疾 yǐnjí иньцзи — скрытое болезнь/порок; венерическая или кожная болезнь.


Мо Жань: — ...Барышня… причина в том, что этот рукав отрезан
[10], просто прими это.

[10] 断袖 duànxiù дуаньсю «отрезанный рукав» — мужеложец; любовь между мужчинами; гомосексуализм. По преданию, ханьский император Ай-ди отрезал рукав своего одеяния, который застрял под телом спавшего рядом с ним фаворита, чтобы, вставая, не потревожить его сон.


Лин-эр: — Переживаете, что у вас рукав порвался? Давайте я помогу вам его зашить!


Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, Lapsa1

< Глава 142 ОГЛАВЛЕНИЕ  Глава 144 >

Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 141-150

Наши группы (18+): VK (частное), TelegramBlogspot

Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и  пример как это сделать

Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).

Комментарии

  1. Ура, наконец-то до глупой псинки дошло, кто ему по настоящему нравится

    ОтветитьУдалить

Отправить комментарий

Популярные сообщения из этого блога

«Хаски и его Учитель Белый Кот» [Перевод ФАПСА]

Краткое описание: «Сначала мне хотелось вернуть и больше никогда не выпускать из рук старшего брата-наставника, но кто бы мог подумать, что в итоге я умыкну своего… учителя?» Ублюдок в активе, тиран и деспот в пассиве. 

ТОМ I. Глава 1. Этот достопочтенный умер. Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот» 18+

Why Erha, 2ha, Husky? Почему Хаски, Эрха и 2ha?

Почему Хаски, Эрха и 2ha? 二哈和他的白猫师尊 Èrhā hé tā de bái māo shīzūn - китайское (оригинальное название новеллы "Хаски и его Учитель Белый Кот"), где первые два символа 二哈 читаются как "эрха", а переводятся как "два ха" ("ха", в смысле обозначения смеха), также эрха - это жаргонное название породы "хаски", а если уж совсем дословно, то "дурацкий хаски" (хаски-дурак).