Глава 125. Учителю не нужно искать спутника жизни[1]
[1] 道侣 dàolǚ даолюй «компаньон в пути» — даосские партнеры; спутники по жизни и совершенствованию; пара людей, вместе занимающихся даосскими практиками; обычно это супруги, но вовсе не обязательно.
Имена были написаны аккуратным ровным почерком:
Первое место: Наньгун Сы. Статус: молодой господин Духовной школы Жуфэн.
Второе место: Сюэ Мэн. Статус: молодой господин Пика Сышэн.
Сюэ Мэн от возмущения дар речи потерял и с громким хлопком закрыл брошюру. Мышцы на его лице дрожали от напряжения. Казалось, стоит ему чуть расслабиться и отпустить себя, и он тут же превратится в того злодея[2], что сжигает книги и закапывает живьем их авторов[3].
[2] 洪水猛兽 hóng shuǐ měng shòu «наводнения и хищные звери» — обр. в знач.: великие бедствия; чрезвычайно опасные или угрожающие вещи; злой гений; величайшее зло.
[3] 焚书坑儒 fénshū kēngrú ист. «сжигать книги и хоронить живьем конфуцианцев» — 213 г. до н. э., согласно летописям, первый Император (основатель династии Цинь) 秦始皇 Цинь Шихуан сжег все классические конфуцианские книги и похоронил заживо около 500 конфуцианских ученых.
— Да ладно?! — Потемнев лицом, Сюэ Мэн похлопал брошюрой по плечу испуганного хозяина. Каждое его слово было похоже на плевок сквозь зубы. — Эту книжонку с другими паковать не надо, я заберу ее и тщательно изучу.
Запихнув «Бестолковый список[4]» за пазуху, Сюэ Мэн, нагруженный выбранными хозяином лавки книгами, пошатываясь, начал взбираться на гору.
[4]《不知所云榜》bùzhīsuǒyún bǎng бучжисоюнь бан; 不知所云 бучжисоюнь — бестолковый, путаный; 榜 бан — доска объявлений, список, перечень.
Он был очень зол. Да что там, он умирал от гнева!
Значит, у него второе место в рейтинге «самых высокомерных молодых заклинателей»?
Тьфу! Да если бы он знал, кто та слепая псина, что составляет подобные списки, отметелил бы его так, что мать родная не узнает! Чтобы выместить зло, ему бы сотни ударов не хватило. Пошел бы ты со своим «высокомерный», сукин сын!
От негодования упоительный восторг от новости о пробуждении Учителя в его сердце несколько поугас. К моменту возвращения в Павильон Алого Лотоса он смог восстановить душевное равновесие, но уже не лопался от переполнявших его радостных эмоций. Хотя он все еще испытывал волнение, злость уравновесила его чувства, а разум обрел ясность.
Снаружи Павильон охраняли два старших ученика. Входить кому-то было строжайше запрещено, ведь посетители могли помешать отдыху старейшины. Но Сюэ Мэн был молодым хозяином Пика — кто бы посмел остановить его? Поэтому он без труда смог проникнуть внутрь.
Уже стемнело, окна Павильона были приоткрыты, пропуская слабый медовый свет. Сюэ Мэн не знал, проснулся ли его Учитель, поэтому неслышно приблизился к двери и тихонечко толкнул ее, продолжая сжимать в руках книгу.
Было так тихо, что он слышал, как его сердце бешено бьется, словно птица в клетке.
На какое-то время выбросив из головы мысли о «Бестолковом списке», он, затаив дыхание, устремил сияющий взгляд в сторону кровати.
— … — довольно долго ошеломленный Сюэ Мэн не мог произнести ни слова. — Э?..
Почему на кровати никого нет?
Он уже собирался пройти дальше и осмотреться, когда ледяная влажная ладонь опустилась ему на плечо.
Пронизывающий до костей замогильный голос раздался у него прямо за спиной:
— Зачем вы вторглись в Павильон Алого Лотоса?
Зубы Сюэ Мэна выбили дробь, лицо посерело, краем глаза он смог разглядеть мертвенно-бледную кожу нападавшего и, вскинув руку, нанес удар.
К его изумлению, тот оказался быстрее и со скоростью молнии нанес рубящий удар по шее Сюэ Мэна, а затем впечатал ногу ему в живот. Сюэ Мэн опустился на колени и сложился пополам, книги рассыпались по полу. Теперь он был не только потрясен, но и совершенно раздавлен!
Стоит отметить, что за последние годы Сюэ Мэн сильно изменился. Он усердно тренировался в течение последних пяти лет, и теперь даже Наньгун Сы не мог совладать с ним. И вот человек, лица которого он даже не смог рассмотреть, в два удара уложил его на пол. Кто это мог быть?
Кровь прилила к голове, в ушах загудело. Когда Сюэ Мэн почти довел себя до нервного срыва, совсем рядом раздался холодный голос, и тон, с каким он заговорил с ним, был совершенно ледяным:
— Я провел в уединении пять лет, и теперь каждый считает вправе врываться в мое жилище? Чей ты ученик, кто твой учитель? Почему никто не научил тебя соблюдать правила приличия?
Стоило этим словам отзвучать, и Сюэ Мэн бросился вперед, чтобы заключить произнесшего их человека в крепкие объятия.
— Учитель! Учитель!
Чу Ваньнин:
— …
Сюэ Мэн поднял голову. Изначально он обещал себе проявить выдержку, но в итоге не смог сдержаться. Слезы брызнули из глаз и непрерывным потоком потекли по лицу:
— Учитель, это я... Посмотри... Это же я...
Оказалось, Чу Ваньнин только проснулся и вышел умыться. Именно поэтому его руки и были такими холодными и влажными. Он все еще оставался в тени, и выражение его лица было не рассмотреть, но тусклого света свечи было достаточно, чтобы сам он мог видеть все.
Перед ним на коленях стоял молодой человек лет двадцати, с очень белой кожей и темными густыми бровями. Его глаза были посажены несколько ближе друг к другу, чем у большинства людей, что придавало ему серьезный вид при общей чувственности черт. Губы у этого молодого человека были красиво очерченные, полные и влажные. Такое лицо не вызывает негативных эмоций, даже когда гнев искажает его. На самом деле подобную внешность можно было описать как «исполненную очарования», вот только ее обладателю такой эпитет вряд ли пришелся бы по вкусу.
Однако самой восхитительной и совершенной частью этого лица были глаза, похожие на крепкое вино, приправленное такими острыми пряностями, как врожденная страстность, дерзость и уверенность в своих силах.
Даже если такое вино налить в чайные чаши из белоснежного нефрита, это не изменит сути такого человека: он останется все таким же категоричным в суждениях и никогда не научится признавать свои ошибки.
Надо же, ведь в самом деле прошло целых пять лет. Когда Чу Ваньнин погиб, Сюэ Мэну было шестнадцать, а теперь он уже отметил свой двадцать первый день рождения.
Шестнадцать лет — это возраст, в котором мужчина меняется сильнее всего. Бывает, что его уже и через полгода не узнать, а Чу Ваньнин пропустил целых пять лет, поэтому неудивительно, что он сразу не признал его.
Чу Ваньнин долго и пристально смотрел на молодого человека перед собой, прежде чем неуверенно окликнуть:
— ...Сюэ Мэн…
Было не совсем ясно, зовет он его или просто озвучивает тот факт, что перед ним его ученик.
Это был Сюэ Мэн, но он уже не был тем ребенком из его воспоминаний. Мальчик вырос, раздался в плечах, да и рост...
Чу Ваньнин решительно потянул его вверх, заставляя подняться на ноги.
— Почему ты стоишь на коленях? Вставай.
—...
Оказалось, что разница в росте между ними была не так уж велика.
Годы у молодых не идут, а летят. Их тела меняются очень быстро, и двух-трех лет достаточно, чтобы, словно по росчерку кисти, ребенок стал выглядеть как взрослый. Первым, кого увидел Чу Ваньнин после того как очнулся, был Сюэ Чжэнъюн, который почти не изменился с годами, поэтому он не почувствовал течение времени. Но теперь, после встречи с Сюэ Мэном, к нему пришло осознание того, что за прошедшие пять лет многие вещи и люди сильно изменились.
— Учитель, то собрание на горе Линшань, я... — чтобы успокоиться, Сюэ Мэн решил поговорить с Чу Ваньнином, и, конечно, первой была тема, что волновала его больше всего. — Я занял первое место.
Чу Ваньнин внимательно посмотрел на него, а потом уголки его рта поднялись в легкой улыбке:
— Само собой разумеется.
Сюэ Мэн залился румянцем:
— Я сражался с Наньгун Сы. У него было божественное оружие, а у меня нет, но я... — Он почувствовал, что его слова звучат как бахвальство и просьба о похвале, и, устыдившись, опустил голову. Теребя в пальцах край рукава, он закончил: — Я не опозорил Учителя.
Чу Ваньнин с улыбкой кивнул и вдруг сказал:
— Должно быть, тебе пришлось хлебнуть немало горечи.
— Это было совсем не горько[5]! — Сюэ Мэн помолчал, а потом добавил. — Сладко[6]!
[5] 苦 kǔ ку — горько; терпко; трудно, мучительно; терпеть невзгоды и печали.
[6] 甜 tián тянь — сладко, вкусно; хорошо, весело; счастливо.
Чу Ваньнин протянул руку, чтобы погладить его по голове, как делал много лет назад, но вовремя вспомнил, что Сюэ Мэн уже не ребенок, а значит, это теперь будет выглядеть неуместно, на полпути поменял направление движения и похлопал его по плечу.
Книги рассыпались по полу, поэтому учитель и ученик вместе собрали их и сложили в стопку на столе.
— Ты купил так много? — удивился Чу Ваньнин, — Когда, по-твоему, я прочту все это?
— Нет, это совсем немного. Учитель, вы ведь читаете очень бегло[7], так что закончите за одну ночь.
[7]一目十行 yīmù shíháng иму шисин «одним взглядом десять строк» — обр. в знач.: очень быстро читать.
— ...
Даже годы спустя Сюэ Мэн не перестал идеализировать и превозносить своего Учителя. Чу Ваньнин просто потерял дар речи. Не зная, что сказать, он зажег свечу и пролистал несколько книг.
— В Палате Цзяндун новый глава?
— Да, точно. Их новый глава — женщина, и говорят, у нее очень скверный характер.
Книга, которую он читал, была посвящена истории Палаты Цзяндун. Чу Ваньнин очень внимательно изучал статью, посвященную новому руководителю школы, пока не дошел до раздела, озаглавленного «Личные ученики последней главы Палаты Цзяндун», и вдруг, как будто между прочим, спросил:
— Мо Жань... как он жил все эти годы?
Вопрос звучал очень сдержанно, почти небрежно, поэтому Сюэ Мэн не почувствовал себя обделенным и ответил честно:
— Сносно.
Чу Ваньнин вопросительно приподнял брови:
— Сносно? В каком смысле?
Взвешивая[8] каждое слово, Сюэ Мэн ответил:
— Стал похож на человека[9].
[8] 斟酌 zhēnzhuó чжэньчжо «наливать и пить» [о вине] — обр. в знач.: обдумывать, соразмерять.
[9] 个人 gèrén гэжэнь — отдельный человек, личность, индивидуум.
— А раньше он не был похож на человека?
Но прежде чем Сюэ Мэн успел открыть рот, Чу Ваньнин кивнул:
— И правда не слишком похож. Продолжай.
— ... — насколько Сюэ Мэн красочно и живо рассказывал о своих достижениях, настолько краток и лаконичен был при описании жизни других людей и особенно Мо Жаня.
— Все эти годы он бегал тут и там, но стал разумнее. Больше ничего.
— Он не участвовал в собрании на горе Линшань?
— Нет, в то время он совершенствовался в Снежной долине.
Чу Ваньнин не стал расспрашивать дальше.
Они еще немного поболтали о других вещах. Сюэ Мэн боялся утомить Учителя, поэтому, хотя ему хотелось многое сказать, он все же сдержался и, попрощавшись, откланялся.
После его ухода Чу Ваньнин, не раздеваясь, лег на постель.
Он помнил все, что случилось в Призрачном Царстве, поэтому не был удивлен переменами в личности Мо Жаня. Просто ему все еще было странно, если за эти годы Сюэ Мэн так изменился. Он с трудом смог узнать своего ученика — не случится ли то же самое при встрече с Мо Жанем?
Он помнил, что Сюэ Чжэнъюн сегодня перед уходом сказал ему: «Юйхэн, завтра мы устраиваем пир в Зале Мэнпо в честь твоего выхода из уединения. Даже не пытайся отказаться. Я уже написал А-Жаню. Ты же не допустишь, чтобы твой ученик, преодолев тысячи ли, по возвращении домой остался без еды и вина?».
Поэтому Чу Ваньнин не отказался. Хотя ему и не нравились шумные праздники, Мо Жань всегда был его слабым местом.
Со слов Сюэ Чжэнъюна, после последнего Раскола Небес не только город Цайде, но и многие деревни в окрестностях горы Байтоу[10] были разрушены. Выжившие мужчины или стали инвалидами, или восстанавливались после тяжелых ранений, поэтому многие поселения все еще лежали в руинах. А с наступлением холодов те места превратились для их обитателей в ад на земле.
[10] 白头山 báitóushān байтоушань «гора белая голова» — гора Байтоу, кор. Пэктусан гора на границе Китая и Кореи.
Мо Жань отправился туда, чтобы помочь людям восстанавливать их дома.
Чу Ваньнин какое-то время читал книгу при свете свечи, но в итоге мысли его все время крутились вокруг этого. Не выдержав, он отложил книгу, взмахнув рукавом, создал передающий звук цветок хайтана и, чуть подумав, передал через него следующее сообщение:
— Глава, мне придется побеспокоить вас и попросить отправить еще одно письмо Мо Жаню. Пожалуйста, напишите, чтобы он не беспокоился и возвращался без спешки. Если по какой-то причине он не сможет быстро вернуться, я не буду в обиде на него. Становится холоднее, а зимы в окрестностях горы Байтоу суровы. Пусть не срывается с места, а найдет убежище в деревне и переждет холода.
Отправив цветок, Чу Ваньнин удовлетворенно вздохнул, снова лег на кровать, взял книгу «Хроники мира совершенствования» и вновь погрузился в чтение.
Утверждая что он может прочесть все эти объемные тома за одну ночь, Сюэ Мэн, конечно, сильно преувеличил его возможности, но все же несколько исторических хроник за вечер он мог прочесть без труда.
Была поздняя ночь, капли воска от догорающей свечи стекали по подсвечнику. Чу Ваньнин закрыл книгу, прикрыл веки и слегка нахмурился.
Он ознакомился со всем, что случилось в мире совершенствующихся за последние пять лет. Сначала содержание Хроники было не слишком увлекательным, но как только речь пошла о событиях, связанных с открытием второго Небесного Разлома в Цайде, на страницах появилось много описаний, связанных с Мо Жанем.
Изначально Чу Ваньнин лежал на боку, подперев голову рукой, и лениво перелистывал страницы, но дойдя до этого места, он тут же сел и поднес книгу поближе, чтобы не пропустить ни одну деталь.
«Беженцы, бегущие на восток, встретили на пути своем построенную заклинателями стену, за которую им не дозволено было войти. Каждые несколько дней небеса затягивали тучи, и тогда нечисть бушевала по всей равнине. Простые люди за стеной гибли тысячами, кровь их как алая река омыла нижние земли[11]. К сентябрю всякое сообщение между Верхним и Нижним Царством было прервано. В течение семнадцати дней беженцам за стену не доставляли продовольствие. Люди начали бороться за еду, большинство переселенцев попало под влияние злой энергии инь и погибло...»
[11] 血流漂杵 xuèliú piāochǔ сюэлю пяочу «палицы плавали в льющейся крови» — обр. в знач.: бойня; река крови, в которой не тонет даже боевое оружие.
В хронике было написано, что из-за вырвавшихся в смертный мир демонов все больше простолюдинов Нижнего Царства пытались обезопасить свои семьи и перебраться в более благополучное Верхнее Царство, но всем этим людям отказали в убежище, бросив на произвол судьбы без еды и крова. Ради выживания голодные люди начали убивать друг друга.
О застилавшем небо кровавом шторме, что бушевал в те дни, сейчас напоминала лишь пара строк на бумаге. Прочитав их, Чу Ваньнин почувствовал тяжесть на сердце.
«Молодой господин Сюэ и молодой господин Мо с Пика Сышэн возглавили поход заклинателей против зла, свившего гнездо в самом центре земель Сычуани. После того, как Лунчэн уничтожил тысячи демонов, обратив противника в бегство, имя Сюэ Мэна было покрыто славой. Мо Жань в одиночку закрыл Адский Разлом, в совершенстве повторив технику, созданную его учителем Чу Ваньнином, чем потряс весь мир совершенствования».
Хотя Чу Ваньнин понимал, что описанный здесь Разлом не был таким обширным и опасным, как тот, первый, с которым им пришлось иметь дело, его глаза распахнулись от удивления:
— Он в самом деле смог своими силами закрыть Разлом?
Заглянув дальше, он прочитал еще много историй о Мо Жане, который путешествовал по миру, уничтожая всякого рода нечисть.
«...В восточных землях поселился демон засухи[12], но по какой-то причине покровительствующая тем местам Усадьба Битань долгое время отказывалась вмешаться и пресечь его бесчинства. Услышав об этой беде, Мо Жань пришел на помощь и три дня сражался с демоном на реке Хуанхэ. Наконец он срубил голову демона и сжег его тело, однако и молодой господин был тяжело ранен: живот вспорот, ребро сломано. К счастью Цзян Си, глава ордена Гуюэе...»
[12] 魃 bá ба — миф. демон, способный вызывать засуху.
Кончики пальцев Чу Ваньнина похолодели.
«Молодой господин был тяжело ранен: живот вспорот, ребро сломано».
Чей живот? Чье ребро? Мо Жаня?
Чу Ваньнин не был из тех, кто не может с первого раза прочитать верно, но ему не хотелось верить написанному здесь. Он перечитал эту строку четыре или пять раз, а затем положил палец на это место в книге и прочитал снова, медленно, слово за словом:
«Мо Жань пришел на помощь...», «три дня сражался с демоном...»
Перед глазами Чу Ваньнина появился силуэт человека в легких латах, надетых на простую походную одежду. Его сапоги захлестывали бушующие желтые воды реки, холодный осенний ветер бросал в лицо холодные брызги, но он крепко сжимал в руке сверкающую алую ветвь божественной ивы.
«Он срубил голову демона и сжег его тело, однако и молодой господин был тяжело ранен….»
Рука Чу Ваньнина сжала бумагу так, что костяшки пальцев стали такими белыми, словно были вырезаны из нефрита.
Перед его внутренним взором возникла эта сцена: яростно полыхающий Цзяньгуй с жутким свистом обрушился на череп демона, забрызгав все вокруг черной зловонной кровью. Но в этот миг острые когти умирающего демона пронзили живот Мо Жаня, ломая ему ребро.
Потеряв голову, чудовище накренилось и с грохотом рухнуло в воду, перекрыв своим огромным телом русло руки. Мо Жань, который уже не мог твердо держаться на ногах, тоже упал на берегу. В считанные минуты его одежда пропиталась кровью...
Чу Ваньнин медленно закрыл глаза.
И долго, очень долго не открывал их. В тишине ночи только чуть дрожали влажные ресницы.
Во всех книгах, что он прочел, его ученика теперь называли не иначе, как образцовый наставник Мо.
Читая эти слова, Чу Ваньнин почувствовал себя так странно, что никаким словами не передать.
У него никак не получалось связать воспоминания об улыбчивом ленивом юноше с этим «образцовым наставником Мо». Он пропустил слишком многое в жизни Мо Жаня, и если завтра тому удастся вернуться, сможет ли он хотя бы узнать его?
За эти годы его ученик заработал много шрамов и сам стал образцовым наставником.
Почему-то от этой мысли на сердце стало тревожно.
Несомненно, он горел желанием увидеть Мо Жаня, но в то же время он боялся этой встречи.
В расстроенных чувствах он ворочался полночи и заснул очень поздно.
Пусть этот человек уже даже умер однажды, возродившись, он все так же не умел заботиться о себе и заснул среди разбросанных на кровати книг, даже не укрывшись одеялом. Он был очень слаб, его духовная энергия не восстановилась полностью, и, поскольку никто не осмелился вторгнуться в Павильон Алого Лотоса, чтобы разбудить его, проснулся Чу Ваньнин только вечером следующего дня.
Он открыл окно и долго молчал, глядя на алый закат.
Последние лучи закатного солнца отражались от гладкой поверхности пруда. Дикий журавль[13] медленно скользил по линии горизонта. Усталая птица спешила вернуться в свое гнездо.
[13] 野鹤 yěhè ехэ «дикий журавль» — поэт. обр. в знач.: отшельник.
Судя по всему, уже настал час петуха[14]...
[14] 酉时yǒushí юши «час петуха» — время с 5 до 7 часов вечера; в древности стандартный китайский час был равен двум часам.
Он провел в постели ночь и почти весь день?
Кровь отхлынула от лица Чу Ваньнина. Вцепившись рукой в оконную раму, он чуть не сломал ее.
Позорище! Праздник в его честь, приготовленный для него главой, вот-вот начнется, а он все еще сонный, одежда и волосы не в порядке... Что ему делать? Что же делать? Что?!
В глубине души он был очень взволнован.
— Юйхэн! — Как назло, именно этот момент выбрал Сюэ Чжэнъюн, чтобы заявиться на его гору. Толкнув дверь, он ввалился в комнату и, обнаружив там Чу Ваньнина, сидящего на кровати с очень странным[15] выражением лица, шокировано замер.
[15] 高深莫测 gāoshēn mòcè гаошэнь моцэ «высота и глубина совершенно неизмеримы» — обр. в знач.: трудно постижимый, весьма загадочный, недоступный для понимания.
Полная идиома: горы и реки слишком высоки и глубоки, чтобы поддаваться измерению.
— Почему ты еще не встал?
— Встал. — Если бы не выбившаяся из волос прядь, упрямо лезущая на лоб, Чу Ваньнин, возможно, даже смог бы сохранить свой строгий образ. — В чем дело, глава? Что случилось, чтобы вы почтили меня личным визитом?
— Ничего такого, просто я целый день не видел тебя и начал волноваться. — Сюэ Чжэнъюн потер руки. — Поднимайся, по-быстрому приведи себя в порядок и приходи в Зал Мэнпо. Перед уходом великий мастер Хуайцзуй сказал обратить особое внимание на то, что тебе можно будет принимать пищу только через сутки после пробуждения. Так как очнулся ты вчера в это время, как раз уже можно. Я приказал приготовить побольше твоих любимых блюд: львиные головы с крабовым мясом и засахаренный лотос с клейким рисом[16]. Давай уже, переодевайся и пойдем вместе.
[16] 桂花糖藕 guìhuā táng ǒu гуйхуа тань гоу — клейкий рис с приготовленными на пару корнями лотоса, засахаренными в османтусовом сиропе с красными финиками.
— Глава, спасибо за вашу любезность и искреннее беспокойство. — Услышав про львиные головы и засахаренный лотос, Чу Ваньнин решил особо не утруждаться, а просто заменить пару деталей одежды и сразу пойти с Сюэ Чжэнъюном.
В конце концов, львиные головы с крабовым мясом надо есть горячими, ведь если они остынут, то потеряют весь свой неповторимый вкус.
— Да не за что, совсем не за что. — Наблюдая, как он обувается, Сюэ Чжэнъюн потер руки и, вдруг словно что-то вспомнив, сказал: — Ох, точно, есть еще кое-что.
Чу Ваньнин и раньше в житейском плане был полный профан. После пяти лет «летаргического сна» он все еще чувствовал себя заторможенным и не сразу мог собраться с мыслями. Он уже обулся, когда сообразил, что надел носки задом наперед, правый сапог — на левую ногу, а левый — на правую. Ему потребовалось время, чтобы понять, что не так, после чего он начал неспешно переобуваться.
Чу Ваньнин так сосредоточился на том, чтобы правильно надеть носки, что даже не поднял голову, услышав последние слова Сюэ Чжэнъюна:
— Что? — рассеянно откликнулся он какое-то время спустя.
Сюэ Чжэнъюн с улыбкой сказал:
— Сегодня утром пришло срочное письмо от А-Жаня. Он написал, что обязательно вернется сегодня вечером и даже подготовил подарок для тебя. Ребенок подрос и стал таким разумным, я даже... — он вздохнул. — … Гм, Юйхэн, а зачем ты снова снимаешь носки?
— Просто они вчерашние, — ответил Чу Ваньнин. — Немного грязные, так что я хочу надеть новые.
— Тогда почему ты сразу не надел новые?
— Просто вспомнил только сейчас.
Сюэ Чжэнъюн был человеком прямодушным и простым, поэтому, осмотревшись, он недолго думая сказал:
— Честно говоря, Юйхэн, ты ведь тоже уже давно достиг совершеннолетия, но посмотри, на что похож твой дом. Не пора ли тебе найти себе даосского партнера? Великий мастер Хуайцзуй жил очень скромно и оставил после себя идеальный порядок, но теперь он ушел, и посмотри во что превратился твой дом: бумага на востоке, одежда на западе... Как насчет того, чтобы я помог тебе выбрать достойного спутника жизни?
— Могу ли я попросить достопочтенного главу удалиться?
— А?
Чу Ваньнин помрачнел, выражение его лица снова стало невозмутимым и холодным:
— Мне нужно переодеться.
— Ха-ха, ладно, я выйду, но что насчет спутника жизни..?
Чу Ваньнин поднял голову. Его глаза были похожи на замерзшие озера, и ледяной взгляд, которым он одарил Сюэ Чжэнъюна, не обещал ничего хорошего. Наконец сообразив, куда ветер дует, глава выдавил из себя еще парочку натянутых смешков, пытаясь хоть как-то разрядить гнетущую атмосферу:
— Э… Я ведь просто спрашиваю, Юйхэн. Просто предлагаю. Можно же хотя бы попробовать присмотреться.
Веки Чу Ваньнина опустились. Кажется, услышав это предложение, он даже презрительно закатил глаза.
Сюэ Чжэнъюн вздохнул и беспомощно сказал:
— Что не так-то? Я знаю, что ты очень разборчив, и готов это учесть.
— Причем тут моя разборчивость? Я просто не хочу впустую тратить свое время и силы на ерунду, — решительно заявил Чу Ваньнин.
— Ну, раз уж ты не собираешься сам никого искать, тогда скажи мне, какая внешность тебя привлекает? Я не собираюсь форсировать события, но могу порекомендовать тебе обратить внимание на кого-то подходящего.
Чу Ваньнину надоела эта навязчивость и не хотелось, чтобы глава продолжал докучать ему пустой болтовней, поэтому он небрежно бросил:
— Живой человек. Женщина. Достопочтенный глава, пожалуйста, уходите. Дорогу вы знаете, так что провожать не буду.
С этими словами он принялся толкать Сюэ Чжэнъюна в направлении выхода. Но Сюэ Чжэнъюн все еще не был удовлетворен исходом этого разговора. Один раз пережив смерть Юйхэна, он искренне за него волновался.
Когда он узнал, что Чу Ваньнин умер, Сюэ Чжэнъюн очень жалел, что у того не осталось детей, как это было с его братом. Так хотя бы остался человек, о котором он мог бы позаботиться, успокоив тем самым свое сердце.
Но у Чу Ваньнина не было ни детей, ни братьев, он держался в стороне ото всех. Из-за этого Сюэ Чжэнъюну было еще горше, ведь, кроме сожалений, он остро ощущал вину за то, что Чу Ваньнин при жизни был так одинок.
— Может, ты не хочешь говорить об этом сейчас, но «нет» ты ведь тоже не сказал... Юйхэн, правда, я ведь серьезно с тобой разговариваю! Я ведь… Эй! — Сюэ Чжэнъюн собирался еще поспорить, но Чу Ваньнин уже вытолкнул его из комнаты и с треском захлопнул дверь прямо у него перед носом.
А потом путь главе преградил еще и магический барьер.
Сюэ Чжэнъюн:
— ...
Автору есть что сказать:
Обновление в нашем маленьком театре:
«Стандартные требования главных героев при подборе даосского партнера[1]».
Однажды глава разослал небольшой опросник, в котором каждый должен был перечислить список стандартных требований к своему предполагаемому даосскому партнеру.
Чу Ваньнин: —Что, снова? Я ведь уже отвечал: женщина, живая. Этого более, чем достаточно.
Мо Жань: (вздыхает) — Ну... на самом деле я не знаю, каковы мои требования к даосском партнеру. Думаю, мой IQ не слишком подходит для длительных платонических отношений.
Сюэ Мэн (отбросив шутки в сторону, серьезно обдумывает вопрос): — Рост не ниже моего подбородка, вес не больше моего веса, талия не толще моего бедра, глаза лучше миндалевидные, да, мне нравятся миндалевидные глаза, внешне не хуже Ши Мэя (Ши Мэй: — ...), физически не слабее Мо Жаня (Мо Жань: — Сдавай уже опросник, такой женщины не существует!), верность и преданность, умение готовить, и, самое главное: любовь к острой пище! Терпеть не могу есть из раздельного котла[17]. Моя семья не императорская, и наследник трона им срочно не требуется, а я еще слишком молод, чтобы называться закоренелым холостяком[18]. Так что неважно, найду я сейчас себе пару или нет. В конце концов, настоящий мужчина должен ответственно подходить к такому вопросу, поэтому, если хотя бы одно из вышеперечисленных условий не будет выполнено, не тратьте мое драгоценное время на пустые разговоры.
Ши Мэй: — Доброе сердце, красота или уродство не имеют значения.
Наньгун Сы: — Во-первых, честность, во-вторых, красота.
Е Ванси: — Не интересно, без разницы.
Мэй Ханьсюэ: — Вы можете найти кого-нибудь, кто увеличит количество сцен с моим участием? Режиссер, вам не нужен дублер для вашей парочки главных героев?
[17] 鸳鸯锅 yuānyangguō юаньянго — «котел уток-мандаринок»; котел для бульона с разделителем: с одной стороны — острый бульон, с другой — неострый.
От переводчика: утки-мандаринки являются символом влюбленных людей, поэтому, возможно, здесь намек, что Сюэ не хочет «есть» (в смысле спать) отдельно от своего «даосского партнера».
[18] 剩男 shèngnán шэннань «лишний мужчина» — одинокий мужчина; холостяк; так в Китае называют мужчину без пары после 30 лет.
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, 30.06.12.16.28
< Глава 124 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 126 >
Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 121-130
Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot
Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и пример как это сделать
Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).
Комментарии
Отправить комментарий