ТОМ II. Глава 121. Учитель действительно образцовый наставник. Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот»

Глава 121. Учитель действительно образцовый наставник[1]

[1] 宗师 zōngshī цзунши — образцовый наставник; уважаемый человек; высокий авторитет; великий/уважаемый мастер/ученый.

Через восемь дней после отъезда Мо Жаня Сюэ Чжэнъюн получил от него первое письмо.

Пятна туши растеклись по бумаге[2], и хотя автор явно пытался писать аккуратно,  получалось у него из рук вон плохо.

[2] 花纸 huāzhǐ хуачжи «цветочная бумага» — мраморная/цветная/узорная бумага; бумага, используемая для написания писем/каллиграфии.

«Дядя, не волнуйтесь за меня. Сегодня я переправился через Цветочную реку, и у меня все хорошо. В последнее время в этих местах бушевал злой дух, но, к счастью, обошлось без жертв. Ваш племянник уже урезонил этого надоедливого водного призрака, и теперь паромную переправу можно преодолеть без опаски. Хозяин корабля дал мне пять сотен серебряных монет, высылаю их вместе с письмом. Передайте привет тете и наилучшие пожелания Учителю!»

На сто двадцатый день пришло двадцать второе письмо.

«Дядя, не волнуйтесь за меня. Вашему племяннику случайно достался духовный камень высшего сорта. Если вставить его в рукоять сабли Сюэ Мэна, Лунчен станет оружием, достойным бессмертного, хотя, конечно, с божественным оружием ему все равно не сравниться. Передайте привет тете и наилучшие пожелания Учителю!»

На сто тридцатый день — двадцать четвертое письмо.

«Дядя, не волнуйтесь за меня. Недавно ваш племянник занимался совершенствованием в Заснеженной долине. Тут всегда холодно и растут диковинные цветы и деревья. Самый редкий из них — морозный снежный лотос[3], но, к сожалению, поле с этими цветами охраняла тысячелетняя демоническая обезьяна. Когда Ваш племянник только прибыл в эти места, его духовных сил и навыков не хватило, чтобы подобраться к нему, но после дней усиленных тренировок ему удалось сломить демоническую защиту. Отправляю Вам чуть больше десятка цветов вместе с письмом. Передайте привет тете и наилучшие пожелания Учителю!»

[3] 雪莲花 xuěliánhuā сюэляньхуа — соссюрея обернутая (лат. Saussurea involucrata), «цветок снежного лотоса».

…

Вместе с письмами часто приходили какие-то духовные предметы, редкие растения, эликсиры, поделки из дерева и камни.

Кроме Сюэ Чжэнъюна, Мо Жань писал личные письма Ши Мэю. Но их содержание обычно ограничивалось такими банальными вещами, как услышанные им во время странствий слухи и байки или сетования на отсутствие теплой одежды.

Поначалу кисть Мо Жаня часто пачкала бумагу, а в словах попадались ошибки, но со временем, хотя его манера начертания иероглифов так и не стала приятной для глаз, письма стали выглядеть аккуратно, а ошибок с каждым разом становилось все меньше.

Год пролетел в мгновение ока.

Однажды, попивая свежий весенний чай, Сюэ Чжэнъюн получил очередное письмо от Мо Жаня.

Закончив читать, он с улыбкой показал его госпоже Ван. Взглянув на него, женщина рассмеялась:

— Почерк этого ребенка становится все красивее.

— Прямо как у кое-кого, да?

— У кого?

Сюэ Чжэнъюн подул на свой чай и взял со стола свиток с названием «Древние защитные барьеры. Сборник с комментариями».

— Смотри, разве на семьдесят процентов он не копирует стиль Юйхэна?

Госпожа Ван взяла книгу в руки и, пролистав ее, удивленно сказала:

— Действительно, очень похоже.

— Когда Мо Жань пришел на пик Сышэн и поклонился Юйхэну как учителю, тот посоветовал ему несколько книг для чтения, но мальчик не понимал большую часть слов. Тогда Юйхэн сам взялся обучать его грамоте и долгое время преподавал ему основы начертания иероглифов от самых простых, что были частью его имени, до сложных, — Сюэ Чжэнъюн покачал головой. — Тогда Жань-эр был не особо прилежен в учении и с горем пополам справлялся с написанием талисманов, но теперь, похоже, он приблизился к идеалу.

Госпожа Ван улыбнулась:

— Видимо, ему нужно было чаще спускаться с горы. На воле он чувствует себя гораздо спокойнее.

Сюэ Чжэнъюн тоже улыбнулся:

— Интересно, как он будет выглядеть после пяти лет странствий. Сколько же ему тогда будет? Двадцать два?

— Двадцать два.

— Увы, — расстроенно вздохнул Сюэ Чжэнъюн. — Я-то думал, что Юйхэн будет держать их всех при себе до двадцати лет, но человек предполагает, а решают Небеса[4].

[4] 人算不如天算 rénsuàn bùrú tiānsuàn жэньсуань бужу тяньсуань «человек считает не лучше Небес» — человек предполагает, а Бог располагает.

Человек предполагает, а решают Небеса. Именно так думал и Мо Жань.

Он путешествовал по всему миру: от гор на севере до морей на юге, от муссонных лесов до величественных ледяных вершин. Летом, устроившись на берегу реки Лао, он залпом осушил кувшин молодого вина, а по зиме в снегопад слушал пение цянской флейты, сидя у озера раскаленной лавы.

В прошлой жизни он стал императором, и все земли под небесами принадлежали ему, но только в этой жизни, преодолев тысячи гор и рек, он смог своими глазами увидеть рыбацкие джонки в восточном море или кипящие реки лавы на западе. Раньше он не замечал, как черны ноги носильщиков, идущих по камням брусчатки, не видел их потрескавшуюся от мороза кожу и твердые как железо ступни. Он никогда не слышал, как в грушевом саду тростниковая флейта поет в детских руках и звук ее, легкий и невесомый, как рвущийся шелк, рассыпается по глади заросшего пруда.

«Всему, что сияет и цветет, суждено превратиться в руины...»

Он больше не был Наступающим на бессмертных Императором, и в этой жизни он уже никогда не станет им. Теперь он…

— Старший брат, — звонко окликнул его ребенок, стоявший за прилавком. — Старший брат, можешь помочь спасти эту птичку? У нее крылья сломаны, и я... я не знаю, что делать.

— Юный заклинатель, — хрипло позвал его деревенский староста, — Спасибо за то, что помогли нам. В этой деревне живут лишь старики и вдовы — если бы вы не пришли, из-за этого злого духа нам бы пришлось покинуть родные места. Вы наш благодетель! Этот старик… пока жив, этот старик будет помнить вашу доброту.

— Добрый человек, — дрожащим голосом взмолилась маленькая нищенка, которую он встретил по дороге. — Добрый человек, мы с мамой уже несколько дней ничего не ели. Пожалуйста, будьте милосердны. Проявите сострадание...

Мо Жань закрыл глаза и снова открыл их.

Потому что кто-то окликнул его:

— Образцовый наставник[5] Мо.

[5] 宗师 zōngshī цзунши — образцовый наставник; уважаемый человек; высокий авторитет; великий/уважаемый мастер/ученый. От переводчика: к Мо Жаню обращаются так же, как к Чу Ваньнину и Хуайцзую, данное обращение — знак высшего уважения.

От этого обращения привычно кольнуло в груди. Подняв голову, он посмотрел на загорелого парня, который позвал его, и без особой надежды попросил:

— Я не образцовый наставник. Это мой учитель — образцовый наставник. Не называй меня так больше.

Юноша почесал в затылке:

— Извините, все в деревне вас так называют. Я знаю, что вам это не нравится, но это уже не изменить.

Последние несколько дней Мо Жань провел в небольшой деревушке на границе обитаемого мира. Рядом возвышалась огромная заснеженная гора, и обитающие на ней ледяные призраки часто спускались в деревню и творили разные пакости. Это были низкоуровневые демонята, и созданный его учителем Ночной Страж с легкостью бы справился с ними, но эта деревенька была такой глухоманью, что до нее все еще не дошла даже весть об изобретении Юйхэна. Не имея другого выбора, Мо Жань решил сам воссоздать Ночного Стража в соответствии с руководством, составленным когда-то Учителем.

После множества неудачных попыток он все же смог сделать первый рабочий образец. Его Ночной Страж был не таким быстрым и гораздо уродливее, чем у учителя, еще и жутко скрипел, но, главное, он мог быть использован по назначению.

Это оружие против зла так осчастливило жителей затерянной деревушки, что один за другим они начали звать его образцовым наставником Мо, что очень смущало Мо Жаня.

Но куда больший конфуз ждал его впереди.

В тот вечер закат уже окрасил половину неба алым. По натоптанной дороге он шагал через многолюдную Академию Синлинь[6], возвращаясь из библиотеки на горе Тай, когда кто-то крикнул:

[6] 书院 shūyuàn шуюань ист. академия; уст. высшая школа; 杏林 xìnglín синлинь «роща абрикосов».

— Образцовый наставник Чу!

Услышав знакомое обращение Мо Жань неосознанно повернулся на голос, тем самым поставив себя в довольно неловкое положение. В мире было так много совершенствующихся по фамилии Чу, но услышав этот окрик, он сразу же решил, что учитель очнулся раньше срока.

Разумеется, это было невозможно. Он слабо улыбнулся и, покачав головой, уже собирался отвернуться, как вдруг снова раздался крик:

— Образцовый наставник Чу!

— ... — Мо Жань удобнее перехватил стопку книг, щурясь всмотрелся в толпу и наконец заметил, что кто-то машет ему рукой. Человек был слишком далеко, чтобы можно было увидеть его лицо, но он смог рассмотреть синие одежды, колчан со стрелами у него за спиной и следующего за ним по пятам волка.

Мужчина быстро подошел к нему, но когда они с Мо Жанем рассмотрели друг друга, то оба ошеломленно замерли.

— Вы…

— Мо Жань, — другой человек оказался расторопнее, чем растерявшийся Мо, в руках которого была неудобная ручная кладь в виде стопы книг. Ему оставалось только кивнуть и, бросив полный любопытства взгляд на лицо юноши, сказать:

— Не ожидал встретить здесь молодого господина Наньгун Сы.

Тот, кто кричал ему: «Образцовый наставник Чу!», — оказался не кем иным, как Наньгуном Сы, сыном главы ордена Жуфэн.

Поскольку в прошлой жизни этот парень умер слишком рано, Мо Жань не встречал его, но Чу Ваньнин — другое дело, он ведь долгое время был почетным мастером ордена Жуфэн, так что Наньгун Сы наверняка неплохо знал его. Мо Жань оглядел его с головы до ног, на мгновение задержав взгляд на колчане в руке Наньгун Сы.

Это был очень старый колчан из потертой хлопчатобумажной ткани, расшитой камелиями. Узоры на нем давно выцвели, яркие лепестки слегка пожелтели, словно пожухли со временем, как будто напоминание, что ничего не может длиться вечно и даже запечатленная в вышивке красота когда-то исчезнет.

Колчан множество раз рвали и чинили, во многих местах были видны следы штопки. Мо Жань сразу понял, что этот колчан был очень дорогой вещью для Наньгун Сы, но у кого в этом мире не найдется как минимум трех вещей, которые для него важны? Даже если человек выглядит как идеальная картинка, в его сердце могут храниться воспоминания о ком-то, кто долгое время шел рядом с ним по жизни. Часто люди не так просты и простодушны, какими хотят казаться.

Складка пролегла между бровями Наньгун Сы:

— Мо Жань... Я помню. Ученик образцового наставника Чу?

— Да.

Услышав утвердительный ответ, Наньгун Сы несколько приободрился:

— Прошу прощения за ошибку, но вы стояли слишком далеко. Я видел только вашу одежду и решил, что образцовый наставник вышел из затворничества раньше срока.

Мо Жань отвел взгляд от колчана. Он тактично не стал задавать вопросов, а вместо этого спокойно ответил:

— Когда я услышал ваш крик, то тоже подумал, что Учитель уже вышел из уединения, а меня не успели уведомить.

Наньгун Сы рассмеялся. Может, из-за того, что он родился в непростой семье, но даже когда этот юноша искренне смеялся, его лицо все еще несло печать высокомерия, и эта его заносчивость отличалась кардинально от надменности Сюэ Мэна. Гордыня Сюэ Мэна базировалась на уверенности в себе и своих силах, а по лицу Наньгун Сы было видно, что у этого человека сложный характер, вспыльчивый темперамент и считается он только с собственными желаниями.

Однако благодаря прекрасным природным данным, даже эта врожденная надменность не делала его отталкивающим и неприятным на вид, а скорее уж придавала дикость и неукротимость его облику. Про себя Мо Жань подумал, что на самом деле Наньгун Сы похож на необъезженного норовистого коня.

Он глубоко погрузился в свои размышления, когда услышал, как Наньгун Сы сказал:

— Я был очень опечален, когда образцовый наставник Чу пострадал в той битве с Призрачным Царством. И рад, что учитель наставника смог вернуть его в мир живых. Когда он проснется, я обязательно приеду на Пик Сышэн.

— Тогда я буду ждать прибытия молодого господина.

Наньгун Сы небрежно махнул рукой. Тут его взгляд упал на стопку книг в руках Мо Жаня, и он с любопытством спросил:

— Брат Мо, а зачем вам это?

— Учиться.

Наньгун Сы подумал, что эти книги окажутся какими-нибудь трудными для понимания трактатами о природе вещей, но присмотревшись, понял, что это канонические книги, вроде «Вольные странствия[7]», «Записки о благопристойности[8]» и тому подобного. На миг он удивленно замер, но потом все же не сдержал любопытства:

[7] 逍遥游 xiāoyáoyóu сяояою «Свободное скитание» авторства Чжуан-цзы; часто публикуемая отдельно глава книги Чжуан-цзы, написанная в конце периода сражающихся царств; даосский сборник притч и нравоучений.

[8] 礼记 lǐjì лицзи «Записки о благопристойности» авторства 戴圣 Дай Шэна; одна из базовых книг китайского конфуцианства, включает в себя две части: систему ритуалов и конфуцианскую философию.

— Это... Это же базовые трактаты. Я читал их, когда был ребенком. Какая от них польза?

Мо Жань не выказал даже тени смущения и спокойно объяснил:

— Когда я был ребенком, не мог написать даже свое собственное имя.

— Хм... — смущенный Наньгун Сы неловко прочистил горло. — Вы записались на обучение?

— Да. В последние несколько дней я собирал духовные камни для духовной практики в окрестностях горы Тай и услышал, что Академия Синлинь объявила о новых открытых чтениях. Так как я все равно слоняюсь без дела, решил прийти и послушать.

Наньгун Сы кивнул, а затем, взглянув на темнеющее небо, предложил:

— Думается мне, брат Мо еще не ужинал. Раз уж ученик мастера Чу ступил на земли ордена Жуфэн, естественно, я хочу быть гостеприимным хозяином. Так уж вышло, что мой спутник ждет меня в ближайшем трактире. Как насчет того, чтобы вместе пропустить по чарке?

Поразмыслив, Мо Жань решил, что нет ничего зазорного, если он примет это приглашение, и вежливо сказал:

— Было бы невежливо отказаться[9].

[9] 却之不恭 què zhī bù gōng цюэ чжи бу гун «непочтительно отвергать дары» — пренебрегать (добрым расположением) — неудобно.

— «Башня Уюй[10]» — самый известный трактир в Линьи, никто не делает девять оборотов гузенки[11] лучше, чем они. Вы слышали о нем? — спросил Наньгун Сы, идя с ним в ногу.

[10] 舞雩 wǔyú уюй — алтарь для поклонения духам дождя; фестиваль с музыкой и ритуальными танцами, проводимый в древние времена для призывания дождя.

[11] 九转肥肠 jiǔzhuǎn féicháng цзюжуань фэйчан «девять оборотов свиной кишки (гузенки)».

— Как я мог о нем не слышать? — с улыбкой сказал Мо Жань. — Одно из лучших заведений в Верхнем Царстве! Молодой господин Наньгун Сы, а у вас есть вкус.

— Это не у меня.

— О, вот как?

— Его выбрал мой спутник.

Как человек, проживший не одну жизнь, Мо Жань знал о сложных отношениях в ордене Жуфэн, и хотя он и не произнес это вслух, но про себя с удивлением подумал: «Е Ванси тоже здесь?»

Тем не менее он последовал за Наньгун Сы в трактир, но стоило ему поднять жемчужный занавес на входе и увидеть человека внутри, как он забыл, как дышать...

Одетая в простое белое платье Сун Цютун сидела у окна, любуясь на пышное цветение персика. Услышав шум, она повернула голову, и инкрустированные нефритом золотые подвески на ее висках зазвенели, отбрасывая мерцающие блики на белую как молоко кожу и неописуемо прекрасные алые губы.

Мо Жань, который было занес ногу, чтобы войти, неосознанно отшатнулся.

В голове была одна мысль: может, еще не поздно сказать Наньгун Сы, что ему не нравится шаньдунская кухня в целом и особенно девять оборотов гузенки?

Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Feniks_Zadira, 30.06.12.16.28

< Глава 120  ОГЛАВЛЕНИЕ  Глава 122 >

Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 121-130

Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot

Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и  пример как это сделать

Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).