Глава 50. Ты нравишься этому достопочтенному
Как человека, который любил свое оружие, увиденная сцена так разозлила Чу Ваньнина, что он лишился дара речи.
Пожалуй, можно сказать, что он увидел идиота.
Неподалеку, под цветущими деревьями, Мо Жань вызвал Цзяньгуй.
Размер священного оружия по желанию хозяина мог меняться, и большинство владельцев предпочитали придавать своему божественному оружию более внушительный вид или сохраняли его естественный размер, как это делал Чу Ваньнин. Мо Жань же сделал Цзяньгуй совсем крошечным, превратив в крошечную ветку длиной и шириной с ленту для подвязывания волос. Божественное оружие, превратившееся в тонкий прутик с крошечными листьями, выглядело как несчастный маленький ребенок.
Внутренняя сила разных людей индивидуальна. Когда Чу Ваньнин передавал Тяньвэнь свою духовную энергию, она светилась золотым сиянием. Цзяньгуй же горел алым и, если не обращать внимание на листочки, стал похож на красную нить судьбы[1].
[1] Китайское поверье о связи двух людей: «невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на время, место и обстоятельства».
— Ши Мэй, привяжи его к своей руке. Я хочу посмотреть, обладает ли Цзяньгуй способностью Тяньвэнь убеждать людей говорить правду.
— Э-э ... ты хочешь проверить его на мне?
Мо Жань улыбнулся:
— Да, потому что ты самый близкий для меня человек и я знаю, что ты никогда не будешь лгать мне.
Ши Мэй все еще колебался:
— Это правда, но…
— Эй, я не буду спрашивать ничего неприятного. Если ты мне не веришь, давай поклянемся на мизинцах? — Мо Жань оттопырил мизинец.
Ши Мэй не знал, смеяться или плакать:
— Ты все еще ведешь себя как ребенок! Сколько тебе лет?
— Да ладно, давай поклянемся! Если в восемь лет это было нормально, то и в восемнадцать, и в восемьдесят восемь это тоже приемлемо. Что в этом такого?
Мо Жань схватил Ши Мэя за правую руку и с дерзкой усмешкой отогнул мизинец. Разрываясь между раздражением и смехом, Ши Мэй неохотно протянул руку.
Неожиданно вместо того, чтобы соединить их мизинцы, Мо Жань хитро прищурился:
— Цзяньгуй, за работу!
Иву не пришлось просить дважды. Цзяньгуй мгновенно удлинился и обвил мизинец Ши Мэя, другим концом зацепившись за мизинец Мо Жаня.
Смеющийся красивый юноша был похож на хитрую лису, пробравшуюся в курятник. От этой лучезарной улыбки на его щеках появились милые ямочки:
— Поздравляю, ты попался!
Ши Мэй занервничал:
— Ты! Сейчас же отпусти!
— Подожди, подожди… Я отпущу, но сначала всего несколько вопросов, — рассмеялся Мо Жань.
По правде говоря, Мо Жань чувствовал, что что-то не так, с тех пор, как Ши Мэй не смог открыть шкатулку Чансянсы. Несмотря на то, что он был в перчатках и не прикоснулся к шкатулке кожей, Мо Жань не мог избавиться от своих сомнений. Как назло, именно Чу Ваньнин открыл Чансянсы.
Чу Ваньнин... как такое вообще могло произойти...
Мо Жань предпочитал думать, что Чансянсы была сломана, но все равно хотел использовать Цзяньгуй, чтобы убедиться. Он был абсолютно уверен в своих чувствах к Ши Мэю, но занимал ли он сам то же место в сердце этого красивого юноши? Что касается того признания на озере Цзиньчэн, он до сих пор не был уверен, что все не было сном.
Ши Мэй обладал мягким темпераментом и был добр всегда и ко всем. В отличие от того же Чу Ваньнина, который не вызывал никакой симпатии с таким вечно угрюмым выражением лица, будто весь мир взял у него в долг и забыл отдать.
Может быть, Тасянь-Цзюнь и был неотесанным дикарем, но, когда думал о человеке, которого выбрало его сердце, он мог до смерти запутаться в своих чувствах и желаниях.
— Начнем, — сердце Мо Жаня было полно тревоги, но он продолжал ухмыляться и изображать беззаботность. Он решил намеренно задать несколько несущественных вопросов, чтобы вымостить путь к ответу на самый главный:
— Что ты думаешь о Сюэ Мэне?
— Молодой господин — хороший человек, но он слишком прямолинеен, а иногда невыносимо бестактен.
Мо Жань расхохотался и радостно захлопал в ладоши:
— Даже ты не можешь выдержать его? Ха-ха-ха, неудивительно, ведь он такой зануда!
Ши Мэй покраснел:
— Говори потише, нас же могут услышать...
— Ладно, ладно, — Мо Жань ухмыльнулся, — но меня радует, когда ты плохо говоришь о нем.
Ши Мэй:
— ...
Мо Жань продолжил:
— А что ты думаешь об Учителе?
— Учитель — тоже хороший человек, но его нрав несколько...
Ши Мэй, казалось, действительно не хотел критиковать Чу Ваньнина, но был связан Цзяньгуй, поэтому он прикусил губу на некоторое время, но все же закончил мысль:
— У него слишком вспыльчивый нрав.
— Ха-ха, вспыльчивый? Да он вспыхивает от дуновения ветра. Взрывается по пять раз на дню, но ни за что не признается, что злится. Да все жены и наложницы императора менее капризны, чем он.
Чу Ваньнин, стоя за углом:
— !..
Между тем Мо Жаню стало любопытно, и он спросил:
— Но если ты с самого начала знал о его плохом характере, то почему все равно выбрал его как Учителя?
Ши Мэй ответил:
— Учитель холоден снаружи, но у него доброе сердце. Я не так одарен от природы, как другие, но он не считает меня глупым, даже если мое развитие такое медленное. Он сказал: пусть я не имею боевых способностей, это не повод отказаться от обучения, — и научил меня исцелению и восстановлению. Учитель очень добр ко мне.
Изначально радостный Мо Жань, слушая эту речь, почувствовал, как все его настроение улетучивается вместе с улыбкой.
Он долго молчал, прежде чем наконец выдавил:
— С чего ты взял, что он хорошо к тебе относится? Все, что он сделал, — это обучил тебя нескольким техникам и иногда проявлял заботу. Но разве это не долг каждого учителя?
— Это не то же самое...
Мо Жань разозлился:
— Все равно он не может быть добр к тебе! Я могу делать все, что он делает с тобой!
Ши Мэй замолчал. В наступившей неловкой тишине Мо Жань с трудом погасил злое пламя в своем сердце. Увидев, что Ши Мэй расстроенно потупил взгляд, он почувствовал себя виноватым и прошептал:
— Прости меня...
— Все в порядке, — тихо прошептал Ши Мэй. А потом вдруг вскинулся и заговорил быстро и сбивчиво. — Несколько лет назад, до того как ты пришел на Пик Сышэн, я шел по тропинке, и внезапно начался ливень. В то время я еще не был чьим–то учеником. Когда я бежал под дождем, то встретил его. Он держал красный бумажный зонтик и, видя мое жалкое состояние, позволил мне спрятаться под ним. Я был наслышан о его репутации, поэтому, пока шел рядом с ним, чувствовал себя ужасно.
— И что?
— Ничего. За всю дорогу мы не произнесли ни слова, — Ши Мэй мягко улыбнулся.
Мо Жань кивнул:
— Он такой скучнейший тип, что с ним и поговорить не о чем.
Ши Мэй слегка улыбнулся.
— Да, Учитель мало говорит. Но когда он проводил меня до двери и я повернулся, чтобы поблагодарить его, увидел, что его правое плечо полностью промокло от дождя. Весь наш путь я шел слева от него, и на меня не упало ни капли.
Мо Жань не знал, что сказать. А Ши Мэй продолжил:
— На самом деле тот маленький зонтик мог закрыть только одного человека, а он использовал большую его часть, чтобы защитить меня. Я смотрел, как он уходит под тем дождем, а потом вернулся в свою комнату и написал письмо с просьбой принять меня в ученики.
— Хватит болтать, — прервал его Мо Жань. — У тебя слишком мягкое сердце! Если ты продолжишь, я начну плакать от жалости к тебе.
— А-Жань, а тебе не кажется, что Учитель достоин жалости? — спросил Ши Мэй с теплом в голосе, предназначавшемся явно не Мо Жаню. — Он гуляет под этим маленьким зонтиком потому, что всегда одинок и никто не хочет идти с ним рядом... Вот почему даже если Учитель иногда строг со мной и наказывает меня, мне все равно. Я просто вспоминаю его мокрое плечо...
Мо Жань ничего не сказал, но кончик его носа слегка покраснел, а на сердце как будто упал камень. Это смутное чувство одиночества... он даже не был уверен, кому именно он сейчас сопереживает.
— А-Жань, могу я задать вопрос тебе?
— Ну, если хочешь, спроси.
— Наш Учитель правда так противен тебе?
Мо Жань ошеломленно выдавил:
— Я…
— Он тебе не нравится, верно?
Хотя взгляд Ши Мэя оставался таким же мягким, сейчас он как нож пронзал его насквозь. Застигнутый врасплох, Мо Жань внезапно потерял дар речи.
В этом странном оцепенении он не нашел в себе сил кивнуть или покачать головой.
— Эй, я задал тебе вопрос, не так ли? Ты хочешь уйти от ответа. Почему бы это?
Видя, что Мо Жань совершенно потерян и не знает, что сказать, Ши Мэй отступил, решив не давить. Он непринужденно рассмеялся:
— Я просто спросил наугад, не принимай это на свой счет.
— Эм… ладно…
Мо Жань успокоился и посмотрел сквозь завесу густых ресниц на лицо Ши Мэя, такое же прекрасное, как полная луна.
Первоначально своим третьим вопросом он хотел прояснить, нравится ли Ши Мэю он сам. Однако после этого разговора настроение было безнадежно испорчено и губы не хотели складываться в нужную фразу.
Мо Жань неожиданно для себя выпалил:
— Он просто мой наставник, не более чем учитель, неважно, нравится он мне или нет.
Скрытый в тени Чу Ваньнин ясно слышал эти слова. Его ресницы слегка затрепетали, совсем как крылья смертельно раненной бабочки.
Некоторые вещи как зеркало в сердце: даже понимая истинное положение вещей, ты держишься за призрачную надежду. Но когда от правды не убежать, тело становится невесомой рыбкой, дрейфующей в толще воды, а сердце тонет камнем в бушующем море. Возможно, осень в этом году пришла слишком рано, но Чу Ваньнин вдруг почувствовал, что промерз до костей.
Мо Жань и Ши Мэй все еще тихо разговаривали. Он закрыл глаза, знакомая легкая тошнота снова накрыла его.
Чу Ваньнин почувствовал себя измученным и повернулся, чтобы уйти.
Однако через несколько шагов осенний ветер донес до его ушей голос Мо Жаня, и он невольно остановился.
Юноша наконец задал Ши Мэю свой третий вопрос:
— Ты сказал о Сюэ Мэне и Учителе, а теперь скажи и обо мне.
Мо Жань старался говорить как можно небрежнее, но голос дрогнул, когда он почти жалобно спросил:
— Ши Мэй, что ты думаешь обо мне?
Ши Мэй молчал.
Как и Тяньвэнь, Цзяньгуй обладал способностью вынуждать людей говорить правду. Чем больше Ши Мэй боролся, не желая отвечать, тем ярче сияла красная лоза, обмотанная вокруг его пальца. Костяшки сжатой в кулак руки Ши Мэя уже побелели от напряжения.
— Больно… — пробормотал он, нахмурившись.
— Просто скажи хоть что-нибудь…
Сердце Мо Жаня сжалось от вида страдающего Ши Мэя, но этот вопрос так глубоко проник в его сердце в прошлой и этой жизни, что почти стал его демоном. Ему нужно было знать:
— Что ты думаешь обо мне?
Ши Мэй покачал головой и закрыл глаза. Видно было, что он испытывает сильную боль: длинные ресницы задрожали, лоб покрыла испарина.
— … — Мо Жань был шокирован, увидев его таким. Он выдохнул:
— Хватит!... — и как раз собирался убрать Цзяньгуй, когда Ши Мэй достиг предела своей выносливости и, побледнев, хрипло выдохнул:
— Я думаю, что ты очень хороший.
Глаза Мо Жаня распахнулись.
Бледное лицо Ши Мэя мгновенно покраснело. Спрятав глаза за занавесом ресниц, он не смел взглянуть на Мо Жаня. Юноша выглядел смущенным и раздосадованным.
Цзяньгуй превратился в пятнышки мерцающего красного света, которые, трепеща, как опадающие лепестки крабовой яблони, послушно вернулись в ладонь Мо Жаня. Опустив голову, Мо Вэйюй не смог сдержать счастливый смех. Когда он снова поднял взгляд на Ши Мэя, его брови взлетели, как подхваченные ветерком весенние цветы, а глаза лучились летним теплом.
С нежной улыбкой на губах и блеском в глазах он сказал:
— Ты тоже классный. Я уже говорил тебе это на озере Цзиньчэн, но так как ты ничего не помнишь, хочу повторить это снова. Ты правда… очень нравишься мне.
Хотя Мо Жань и не сказал, в каком смысле он ему нравится, Ши Мэй лишился дара речи и покраснел от шеи до ушей…
Пара темных сияющих омутов уставилась на него. Эти глаза сверкали, как звезды, отраженные в океане, который пытается дотянуться до Млечного Пути своими нежными волнами.
— Я буду хорошо относиться к тебе и сделаю тебя счастливым.
Ши Минцзин не был глуп. На лице Мо Жаня было ясно написано все, что не было сказано вслух. Ши Мэй опустил голову, боясь встретить его взгляд.
Сердце Мо Жаня дрогнуло, и он поднял руку, чтобы коснуться волос Ши Мэя. Но прежде чем он успел что-то сделать, вспыхнул режущий глаза золотистый свет и ивовая лоза безжалостно хлестнула прямо по лицу Мо Жаня.
— Ах! — вскрикнув от боли, Мо Жань в шоке обернулся.
Первое, что он увидел — ослепительно белые одежды на фоне стены и зеленой изгороди. Чу Ваньнин стоял, заложив руку за спину, и свысока смотрел на них. Тяньвэнь извивалась на земле, как шипящая божественная змея. Листья ивы гневно дрожали, испуская золотистые искры по всей ее длине.
— Учитель… — удивленно выдохнул Ши Мэй.
Мо Жань, держась за лицо, взвыл:
— Учитель!
Что с того, что его ненавидят? Что с того, что его не любят?
Может кто-то и стал бы от этого плакать, но он… он — Чу Ваньнин... Плакать из-за кого-то? Вздор! Конечно, он просто даст волю своему гневу и задаст этому мальчишке хорошую трепку!
Выражение лица Чу Ваньнина было холоднее, чем ледники на вершинах гор. Он медленно подошел, голос его звенел от гнева:
— Вместо того, чтобы тренироваться, праздно болтаете? Мо Вэйюй, думаешь, что стал исключительным только потому, что взял последнее божественное оружие? Думаешь, что обязательно выиграешь и никто не может победить тебя? Как самонадеянно!
— Учитель, я просто хотел...
Чу Ваньнин яростно сверкнул глазами, и Мо Жань счел за лучшее заткнуться.
— Ши Минцзин, пойдешь со мной. Мо Вэйюй… — он сделал многозначительную паузу, прежде чем продолжить, — …практикуйся, пока я не вернусь, чтобы разобраться с тобой. Если не сможешь продержаться против меня хотя бы десять ударов, то в наказание перепишешь «Сутру очищения сердца» триста раз. А теперь проваливай!
Десять ударов?
Он мог бы просто пойти и начать переписывать эту «Сутру» прямо сейчас.
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Lapsa1, Feniks_Zadira
< Глава 49 ОГЛАВЛЕНИЕ Глава 51>
Глоссарий «Хаски» в виде таблицы на Google-диске
Арты к главам 41-50
Наши группы (18+): VK (частное), Telegram, Blogspot
Поддержать Автора (Жоубао Бучи Жоу) и пример как это сделать
Поддержать перевод: Patreon / Boosty.to / VK-Donut (доступен ранний доступ к главам).
Комментарии
Отправить комментарий