ТОМ I. Глава 12. Этот достопочтенный поцеловал не того человека… Охренеть! Новелла: «Хаски и его Учитель Белый Кот»
Мо Жань уже довольно долго бродил по иллюзорному миру, но все еще не мог сказать, в каком направлении идет.
Постепенно запах парфюмированной пудры «Сто бабочек» в воздухе становился все сильнее. Этот аромат заставлял тех, кто вдыхал его слишком долго, испытывать сильные эмоции, обострял чувства и тем самым побуждал делать массу неразумных вещей.
Мо Жань постепенно становился все более беспокойным. Как будто пламя вспыхнуло в его животе, и кровь стала медленно закипать от возбуждения.
Вода... ему нужно найти немного воды. Где же этот родник?
Он знал, что в иллюзорном мире есть живительный источник. К тому времени, как он нашел его в прошлой жизни, у него уже пересохло в горле и кружилась голова. Не имея другого выбора, Мо Жань зачерпнул и выпил несколько пригоршней воды, решив, что смерть от яда все же предпочтительнее смерти от жажды.
Однако выпив родниковой воды, он почувствовал, как его мысли становятся все более и более размытыми. Он то терял сознание, то приходил в себя, когда Ши Мэй нашел его и попытался оказать помощь. Ши Мэй изучал искусство исцеления, поэтому сразу же попытался нейтрализовать яд в его теле. Но ошеломленный и сбитый с толку Мо Вэйюй уже попал под действие афродизиака и как одержимый впился поцелуем в губы Ши Мэя.
Полный энергии и решимости бывший владыка мира ринулся вперед, стремясь вновь пережить тот любовный сон уток-мандаринок[1]. Половину дня он бродил по всему царству грез, прежде чем наконец услышал похожее на перезвон колокольчиков журчание ручья. Вне себя от радости, он тотчас побежал туда и тут же начал пить.
[1] 鸳梦 yuān mèng – любовный сон, сон о плотских утехах мужа и жены.
Родниковая вода еще больше усилила раздражение, вызванное ароматом, отчего желание окунуться как можно глубже в родник стало просто непреодолимым. Мо Жань опомниться не успел, как наполовину погрузился в воду.
Как и в прошлой жизни, когда Мо Жань был на грани потери сознания, чья-то рука резко потянула его вверх. Воздух хлынул ему в нос, и Мо Жань, задыхаясь, открыл глаза. Капли воды свисали с ресниц и мешали четко рассмотреть человека перед ним.
Тень человека перед глазами постепенно становилась все более отчетливой. Одновременно он услышал голос, который смело можно было назвать возмущенным:
— Смеешь пить воду здесь! Хочешь умереть?
Мо Жань отряхнулся, как мокрая собака, и облегченно выдохнул, узнав говорившего:
— Ши Мэй…
— Хватит болтать, у меня есть лекарство, давай прими!
Мо Жань открыл рот и послушно проглотил фиолетовую таблетку, не сводя глаз с несравненно прекрасного лица Ши Мэя.
Внезапно, как и в прошлой жизни, сильное волнение заставило его потерять всякую сдержанность. Впрочем, он никогда не отличался излишней скромностью. Схватив запястье Ши Мэя, прежде чем тот успел отреагировать, Мо Жань притянул его к себе и без разрешения прижал свои губы к его безответным губам.
Перед глазами вспыхнули искры, в голове стало совершенно пусто.
Мо Жань был человеком с множеством пороков, чья животная страсть не нуждалась в контакте губ и дополнительном тепле, поэтому его плотские связи были многочисленны, а поцелуи редки.
Ши Мэй не ожидал, что на него нападут подобным образом, и застыл в шоке, пока язык Мо Жаня не вторгся вглубь его рта. Только тогда он наконец отреагировал и начал бороться.
— Что ты делаешь?.. Мф!
Он успел произнести только половину предложения, прежде чем его голову резко притянули обратно, а рот снова был запечатан чужими губами. Они буквально переплелись и вместе скатились к источнику. Мо Жань целовался более страстно, чем в прошлой жизни. Он крепко прижимал Ши Мэя к себе, упиваясь влагой и прохладой его губ. Эти прикосновения сейчас захватывали дух точно так же, как в его воспоминаниях… эти щеки, эти ушные раковины…
— Не двигайся... — охриплость голоса удивила даже его самого.
Плохо дело!
Почему в этот раз родниковая вода действует сильнее, чем тогда?
В прошлой жизни все сложилось так, что у него не было возможности обнимать Ши Мэя так долго. Кроме того, тогда Мо Жань был еще молод и совестлив и, устыдившись своего порыва, ослабил хватку. Ши Мэй освободился из кольца его рук, встал и убежал, ступая по воде цингуном[2].
[2] 轻功 qīnggōng цингун — китайское мифическое искусство преодоления гравитации; различные способности легкого передвижения, как будто не поддаваясь силе тяжести (ушу).
Но в этой жизни сердце Мо Жаня было полно дурных помыслов, он стал слишком бесстыдным и наглым, его совесть молчала, а страстное желание управляло им, требуя принудить. Он целовал столько, сколько хотел, силой прижав другого человека к земле.
Под ним Ши Мэй боролся и кричал в гневе, но Мо Жань уже был одержим похотью и до него не доходили чужие слова. Он видел только мельтешащее перед глазами прекрасное лицо и влажные, хватающие воздух, манящие губы.
Казалось, в животе вспыхнул огненный шар, и Мо Жань всецело отдался своим страстям, целуя все яростнее. Он разжал челюсть другого человека и просунул язык в его рот, чтобы насладиться сладостью изнутри.
Сердце стучало в груди, как боевой барабан.
В этом хаосе чувств он уже сдернул с Ши Мэя верхнюю одежду и разорвал пояс. Его рука скользнула внутрь и погладила гладкую, упругую кожу. Человек под ним содрогнулся от прикосновения, но Мо Жань еще плотнее прижал его к земле.
Он укусил Ши Мэя за ухо и прошептал:
— Будь послушен, тогда будет хорошо нам обоим.
— Мо Вэйюй!
— Ой-ой, почему так зло кричишь на меня? Ты слишком холоден со мной… — Мо Жань не смог сдержать улыбки, облизывая мочку уха Ши Мэя. Руки его тоже не бездействовали и потянулись прямо к талии.
Шестнадцатилетний подающий надежды осел из прошлого Мо Жань действительно значительно уступал в наглости тридцатидвухлетнему ослу-ветерану, которым он был сейчас.
Лицо этого человека становилось бесстыднее с каждым днем!
Ши Мэй был напряжен, Мо Жань чувствовал, как он дрожит. Тело под его руками было приятно подтянутым и стройным, каждая мышца дрожала, словно натянутая струна. Удивительное дело: казалось бы, такой нежный и хрупкий человек, однако мышцы его были пропорционально развиты и хорошо очерчены. Когда же Мо Жань добрался до внутренних одежд, его желания стали еще более необузданными, а последняя сдержанность просто растворилась.
Ши Мэй тоже наконец достиг предела своего терпения.
— Мо Вэйюй! Ты ищешь смерти!
Раздался громкий хлопок, и взрыв мощной духовной энергии отбросил его в сторону!
Мо Жань был застигнут врасплох. Не в силах избежать наполненного яростью потока энергии, он перевернулся в воздухе и ударился о скалу на другой стороне источника, чуть не подавившись хлынувшей горлом кровью.
Ши Мэй вцепился в свою грязную растрепанную одежду и отскочил подальше. Золотая духовная энергия неистово потрескивала в его ладони, искры летели, отражая ярость в его глазах.
От удара у Мо Жаня закружилась голова. Он смутно чувствовал, что тут что-то не так.
— Тяньвэнь[3], явись!
[3] 天问 тiānwèn тяньвэнь «Спроси у Небес» — отсылка к стихотворению Цюй Юаня «Вопросы к небу».
С гневным ревом Тяньвэнь ответила на призыв, и в руке Ши Мэя появилась золотая ивовая лоза. Божественное оружие полыхало яростным огнем, золотые всплески то и дело пробегали по всей длине, узкие лезвия листьев угрожающе кружились в воздухе.
Мо Жань был ошеломлен.
С каких пор Ши Мэй может вызывать Тяньвэнь?
Эта мысль даже не успела уложиться в его голове, как Тяньвэнь яростно набросилась на него. В этой порке не было никакой сдержанности: хватило пары безжалостных ударов, чтобы плоть разошлась и кровь презренного негодяя — Наступающего на бессмертных Императора — брызнула во все стороны. Если бы кто-то вроде Жун Цзю, пострадавшего от рук Мо Жаня, увидел эту сцену, то он бы, несомненно, рукоплескал и кричал: «Потрясающе! Сделай это снова! Избавь людей от этого зла! Делай это доброе дело каждый день!»
Под этим безжалостным шквалом жестоких ударов Мо Жань наконец пришел в себя.
Ши Мэй всегда такой деликатный — как это может быть он?
Такой опыт в порке людей... Кто еще это мог быть кроме Чу Ваньнина?
Удары Учителя перестали быть такими сильными. Он остановился, чтобы потереть запястье, и снова занес руку, собираясь возобновить экзекуцию. Мо Жань прислонился к камню и закашлялся кровью:
— Не нужно больше, если вы продолжите, я действительно умру…
Он выкашлял еще несколько кровавых сгустков, чувствуя, как его сердце проваливается в бездну. Это определенно была худшая из его неудач и самое черное пятно[4] на его героическом счету.
[4] 浓墨重彩的一笔 — штрих густым мазком (много туши на кисти): использовать густые чернила и цвет для описания какого-то значимого, привлекающего внимание и заметного события. Из 18-й главы книги Лю Цзяньвэя «Эпоха героев».
Почему, черт возьми, это был Чу Ваньнин?
И почему у Чу Ваньнина лицо Ши Мэя и даже его голос звучал точно так же?
Тяжело дыша, он вытер кровь с уголка рта и поднял глаза. Может быть, из-за «целительных» побоев или оттого, что лекарство, на которое расщедрился Чу Ваньнин, наконец начало действовать, но, когда он поднял голову, человек перед ним больше не был Ши Мэем.
Чу Ваньнин с довольно холодным лицом, но кипящим от с трудом контролируемой злости взглядом стоял под деревом. Его фигуру буквально окутала темная яростная аура, глаза, будто две молнии, пронзали Мо Жаня насквозь.
Его холодный и безжалостный облик не мог не ужасать, но…
Мо Жань несколько секунд смотрел на него.
И обнаружил, что его Учитель... выглядит безбожно возбуждающе посрамленным.
Смело можно сказать, что Чу Ваньнин всегда одевался и выглядел как воздерживающийся от плотских желаний аскет, но теперь его многослойное белое одеяние превратилось в беспорядочное месиво и только крепкая хватка бледных тонких рук не давала ему соскользнуть с плеча. Его губы были красными и опухшими от поцелуев, засосы и укусы покрывали шею. Хотя выражение его лица было свирепым, но из-за этого сердце Мо Жаня лишь еще сильнее затрепетало от возбуждения.
Тут же на него приливной волной нахлынули все его воспоминания о Чу Ваньнине из прошлой жизни: безумие, жажда крови, ненависть, неистовство, завоевание, удовольствие... Все эти обжигающие воспоминания, которые накопились за те годы, сводили с ума.
Мо Жань не хотел думать об этом, не собирался ничего вспоминать, но в этом воздухе, наполненном терпкой смесью запахов крови и парфюмированной пудры, невыносимо четкие и яркие моменты прошлого нахлынули, как прилив, и затопили его сердце. Черт, в конце концов, он абсолютно не может смотреть на Чу Ваньнина, выглядящего подобным образом. Даже если он ненавидел его, Мо Жаню все еще было сложно удержаться от желания сделать из него фарш, завернуть в тесто для пельмешков и потом с наслаждением отжарить. Он мог не желать признать это, но сколько бы он ни бежал от правды — от себя не уйти.
В прошлой жизни его самые захватывающие ощущения, самые сильные эмоции и самые интенсивные кульминации были связаны с телом Чу Ваньнина.
Одно дело — ненавидеть его, но для такого похотливого и бесстыдного мужчины, как Мо Жань, животные инстинкты тела — это совсем другое дело.
Чу Ваньнин выдохнул. Он казался действительно разъяренным, его рука, держащая Тяньвэнь, слегка дрожала.
— Очнулся?
Мо Жань с трудом проглотил кровь, заполнившую рот:
— Да, Учитель.
Чу Ваньнин, казалось, еще не до конца успокоился. Однако он не мог не принять во внимание тот факт, что Мо Жань находился под влиянием иллюзии, и обвинять только его во всем случившемся было бы нечестно. Поколебавшись мгновение, Учитель все же убрал ивовую лозу.
— То, что случилось сегодня…
Мо Жань поспешил заговорить прежде, чем он закончил:
— Только Небеса, вы и я знаем о том, что случилось сегодня! Я никогда никому не скажу! Пусть Небо поразит меня молниями пять раз на дню, если я скажу хоть слово!
Чу Ваньнин помолчал, потом мрачно усмехнулся:
— Я слышал эту твою клятву не меньше сотни раз, и ни разу она не была дана всерьез.
— Безусловно, на этот раз я абсолютно искренен!
Конечно, его тело бурно реагировало на Учителя, но Мо Жань искренне верил, что желание трахнуть Чу Ваньнина было равносильно желанию съесть вонючий тофу, который лучше есть в углу подальше от других, чтобы они не чувствовали его запах. Желание уложить Чу Ваньнина в кровать было именно таким тофу.
Мо Жань всегда ненавидел Чу Ваньнина. Как он мог одновременно ненавидеть его и втайне мечтать трахнуть? Что это за болезнь?
Все эти гнилые вещи в его прошлой жизни между ним и Чу Ваньнином... Он действительно не хотел больше вспоминать об этом. Пощадите!
— Эта иллюзия сбивает с толку. В ней ты рискуешь встретить людей, которых в своем сердце желаешь видеть больше всего, — пояснил шагающий рядом с ним Чу Ваньнин. — Ты должен оставаться спокойным, чтобы не запутаться в своих чувствах.
— О…
«А? Подождите секунду!» — от пришедшей в голову мысли Мо Жань вздрогнул.
Если это так, то Ши Мэй, которого он в прошлой жизни встретил в иллюзии, также мог быть не Ши Мэем? Что если это тоже был… Мо Жань искоса взглянул на Чу Ваньнина и снова вздрогнул.
«Невозможно!»
Если Чу Ваньнин был тем, кого он целовал в прошлой жизни, то Мо Жань определенно получил бы знатную порку и в любом случае хорошую оплеуху!
Это не мог быть он! Определенно нет!
Поскольку Мо Жань был занят увлекательным диалогом с самим собой, то чуть не упал, когда Чу Ваньнин внезапно остановился и потянул его за собой:
— Тихо.
— В чем дело?
— Впереди что-то движется.
Все складывалось совсем не так, как в прошлой жизни, поэтому Мо Жань больше не знал, чего ожидать. Услышав слова Чу Ваньнина, он сразу же спросил:
— Может быть, это Ши Мэй?
Чу Ваньнин нахмурился:
— В иллюзорном мире нельзя представлять тех, кого хочешь встретить. Иначе что бы там ни было, оно примет именно этот облик. Избавься от мыслей.
Мо Жань попытался, но не смог.
Чу Ваньнин взглянул на него. Кинжал в его руке, созданный из концентрированной духовной энергии, без предупреждения вонзился в руку Мо Жаня.
— Оу!..
— Не вой, — Чу Ваньнин предвидел его реакцию, поэтому сияющие золотым светом пальцы другой руки коснулись губ Мо Жаня, и тот не смог издать ни звука.
— Больно?
«...Вот дерьмо! Почему бы тебе не проткнуть себе что-нибудь и не посмотреть, больно ли это?!»
Мо Жань, не пряча слез, жалобно кивнул.
— Боль — это хорошо. Сосредоточься на боли и не думай ни о чем другом. Следуй за мной. Посмотрим, что там.
Мо Жань молча проклинал Чу Ваньнина, тихо следуя за ним по извилистой тропинке.
Неожиданно, когда они подошли ближе, послышались звуки болтовни и смеха, звучавшие довольно подозрительно в таком пустынном месте.
Обойдя высокую сплошную стену, они наконец добрались до места, откуда доносились голоса.
Это поместье было окрашено в праздничные цвета, ярко освещено и украшено мягко покачивающимися красными шелковыми полотнами и фонарями. В большом дворе стояло более сотни банкетных столов, за которыми подавались изысканные блюда. Место было оживленным, гости пили и веселились.
За распахнутыми воротами главного зала они разглядели огромный, написанный алой краской иероглиф «囍[5]». Судя по всему, это был свадебный банкет.
[5] «囍» xǐ си — двойное счастье; пожелание счастья молодоженам.
— Учитель… Посмотри на гостей, что пришли на свадьбу, — прошептал Мо Жань. — У них нет лиц!
Автору есть что сказать:
Этот достопочтенный Дохлый Пес хочет поинтересоваться: Мо Жань, ты с прошлой жизни совсем все постельные навыки порастерял?
Автор: Жоубао Бучи Жоу. Перевод: Lapsa1, Feniks_Zadira
Подскажите пожалуйста, что вспоминал Мо Жань когда смотрел на учителя после поцелуя? (Может быть он просто вспомнил учителя униженным, по этому так возбудился) Как понимаю, в прошлой жизни они воевали друг с другом, а ни в коем случае не спали?
ОтветитьУдалить